Доктор Бладмани - Филип Дик

Взглянув на солнце, мистер Остуриас мысленно прикинул который час. Похоже, было около четырех. Пора бежать домой, чтобы послушать передачу с пролетающего где-то в вышине спутника. Ни за что нельзя пропустить, твердил он себе, сворачивая в сторону дома. Ни за какие, как говорится, коврижки.. Слушали практически все; да, этот парень, там, в спутнике, на сей раз выбрал особенно удачную книгу. Моэмовское «Бремя страстей человеческих» — он прочитал уже сорок глав, и книга становилась все интереснее «Интересно, а догадывается ли он об этом? — спросил себя мистер Остуриас. — Жаль, я не могу поблагодарить его — отсюда, из Уэст-Марино с ним не свяжешься. Плохо. Он наверняка был бы страшно рад.

Должно быть, Уолту Дэнджерфилду там, на спутнике, очень одиноко, — продолжал размышлять мистер Остуриас. — День за днем кружить вокруг Земли. Какое ужасное несчастье — потерять любимую жену. Эта трагедия очень изменила Уолта, и это сразу стало заметно. Вот если бы удалось как-то вернуть его… но, если он вернется на родную планету, мы больше не сможем слушать его. Нет, — пришел к заключению мистер Остуриас, — спускать его было бы неразумно, поскольку он уже вряд ли когда оправится от пережитого. Скорее всего, после долгих лет, проведенных в этой штуке, у него поехала крыша».

Крепко прижимая к себе корзинку с грибами, он поспешил в направлении Пойнт-Рейс-Стейшн, где имелось единственное на всю округу радио, единственная нить, связывающая их с Уолтом Дэнджерфилдом, там, на спутнике, а через него и со всем остальным миром.

— Человек, обуреваемый навязчивой идеей, — сказал доктор Стокстилл, — живет в мире, где все приходит в упадок. Это свидетельствует об очень глубоком проникновении в суть вещей. Сами посудите.

— В таком случае, у нас у всех навязчивые идеи, — заметила Бонни Келлер, — поскольку именно такой процесс и идет вокруг нас… разве нет? — Она улыбнулась ему, и он не смог удержаться от ответной улыбки.

— Можете смеяться, — продолжал доктор, — но сейчас психиатрия приобретает особую важность, может быть куда большую, чем раньше.

— А по мне так она вообще ни к чему, — парировала Бонни. — Я не уверена даже, так ли уж она была нужна тогда, хотя и думала, что нужна. Более того, я буквально преклонялась перед ней.

Возящаяся у стола на другом конце большой комнаты Джун Роб оглянулась.

— Прошу вас, потише. Сейчас мы его услышим.

Ну вот, начальство подало голос, подумал доктор Стокстилл, и мы делаем как нам велят. Даже не верится, что эта женщина до катастрофы была простой машинисткой в местном отделении «Бэнк оф Эмерика».

Бонни нахмурилась, и хотела было резко поставить миссис Роб на место, но сдержалась и, склонившись к доктору Стокстиллу сказала ему на ухо:

— Давайте выйдем на улицу. Вот-вот должны подойти Джордж с Эдди. Пойдемте. — Она взяла его за руку и потащила за собой мимо сидящих людей к выходу. Вскоре доктор Стокстилл оказался снаружи на крыльце.

— Ох уж мне эта Джун Роб, — сказала Бонни. — Больно много на себя берет. — Она бросила взгляд на дорогу, проходящую мимо Форестер-Холла. — Нет, что-то не видно ни мужа, ни дочери. Даже нашего доброго учителя еще нет. Остуриас, небось, как обычно собирает по лесам свои ядовитые поганки, чтобы разом всех нас прикончить. Да и Хоппи еще не подъехал, где он, интересно, шляется! — Она замолчала, глядя вдаль. В свете наступающих сумерек Бонни показалась доктору Стокстиллу особенно привлекательной. На ней был шерстяной свитер, длинная сшитая вручную юбка из плотной ткани, а волосы были забраны в тугой рыжий узел. Какая же все-таки очаровательная женщина, подумал он. Как жаль, что о ней ходят всякие слухи. « Да еще, — с невольным злорадством, добавил он про себя, — какие слухи!»

— Ага, ну вот и мой дражайший муженек, — сказала Бонни. — Наконец-то покончил со своими школьными делами. А вон и Эди.

На дороге показалась высокая худощавая фигура директора начальной школы. Рядом с ним, держась за руку, шествовала уменьшенная копия Бонни — маленькая рыжеволосая девочка с ясными, умными и необычно темными глазенками. Вскоре они подошли к крыльцу, и Джордж в знак приветствия улыбнулся.

— Что. Уже началось? — спросил он.

— Еще нет, — ответила Бонни.

Малышка, Эди, тут же вмешалась:

— Это хорошо, потому что Билл терпеть не может пропускать. У него от этого настроение портится.

— А кто такой Билл? — спросил ее доктор Стокстилл.

— Мой братишка, — спокойно ответила Эди, с достоинством семилетнего ребенка.

«А я и не знал, что у Келлеров двое детей», — подумал Стокстилл, немало озадаченный услышанным. К тому же, он никогда не видел второго ребенка, до этого он встречал только Эди.

— И где же он? — спросил доктор.

— Со мной, — ответила Эди. — Как всегда. Вы разве не знакомы с Биллом?

Тяжело вздохнув, Бонни сказала:

— Воображаемый товарищ по играм.

— И никакой он не воображаемый, — возразила ее дочь.

— Ну ладно, ладно, — раздраженно сказала Бонни. — Настоящий. Познакомьтесь с Биллом, — обратилась она к доктору Стокстиллу. — Это брат моей дочери.

Немного помолчав, и, видимо, сосредоточившись так, что лицо ее при этом напряглось, Эди, наконец, сказала:

— Билл рад познакомиться с вами, доктор Стокстилл. Он передает вам привет.

Стокстилл рассмеялся.

— Скажи ему, что я тоже очень рад познакомиться с ним.

— А вон и Остуриас появился, — заметил Джордж Келлер, указывая рукой на приближающегося учителя.

— Со своим ужином, — проворчала Бонни. — Интересно, почему он не учит искать свои любимые грибы остальных? Ведь он же наш «учитель». Зачем тогда нужны учителя? Кстати, Джордж, тебе никогда не приходило в голову…

— Если бы он научил нас, — сказал Стокстилл, — мы бы уже давно съели все грибы. — Он прекрасно знал, что вопрос Бонни чисто риторический. Пусть большинство знакомых и не одобряло увлечения мистера Остуриаса, все уважали его тайное пристрастие. Никто не сомневался в том, что он имеет право хранить свои грибные тайны. Ведь у каждого из них была и своя собственная тайна. «В противном случае, — подумал он, — люди просто не могли бы осознавать, что они по-прежнему живы. Они бы попросту присоединились к подавляющему большинству, к бесчисленным безмолвным мертвецам, могилы которых они попирают ногами, к тем миллионам погибших, которых некоторые считают счастливцами, а другие — несчастными». Иногда ему казалось, что более приемлема пессимистическая точка зрения, и в такие дни он считал погибших счастливчиками. Но пессимизм скоро проходил. Во всяком случае сейчас, стоя в сумерках на крыльце в каком-нибудь футе с небольшом от Бонни Келлер, настолько близко, что мог бы легко коснуться ее, он никакого пессимизма не ощущал… Впрочем, касаться ее, пожалуй, не стоило. «Скорее всего, — прикинул он, — она просто отвесит ему пощечину. Старую добрую оплеуху, звук которой обязательно донесется и до ушей Джорджа».