Рассказы - Егор Радов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни Труть, ни его партнер старались никогда ничего никому не рассказывать, а Труть, вообще был в самом деле ласковым, добросердечным человеком, ветреным, но порою весьма трепетным и нежным, без раздумий падающим в омут своей любимой однополой любви, которая была главной для него отдушиной и его истинным экстазом.
Сейчас начальника еще не было, и Зудов внутренне тут же мгновенно расслабился, почувствовав себя как-то облегченно и даже радостно: неотвратимый неизвестный важный разговор откладывался, и можно было пока что просто так сидеть, пить кофе и общаться с Небаба, не думая ни о чем важном, а настраивая себя на мысли о всеобщей Вечности, пред которой все это отступало на задний план и казалось несущественным и глупым, словно старушечьи пересуды или литературная критика.
— Здравствуй, Лера!.. — сказал Зудов, кланяясь.
Он пожалел в этот миг, что уже ссосал подаренную официантом Аликом сосательную палочку «Вафля». Хороший бы он сейчас сделал подарок Лерочке, если бы предложил эту палочку.
— Приветик, Захарыч, — нежно ухмыляясь, ответила секретарша. — Я ждала тебя!
" Вот оно! — мрачно подумал Зудов. — Может, Труть все передал ей?… И сейчас она расскажет мне такое его задание…"
— Ну что там еще?
— Да ничего… Я просто ждала тебя… А ты имел в виду Свен-Свеныча?…
Зудов мрачно кивнул.
— Нет, я ничего не знаю… Он же все любит выкладывать сам! Хочешь кофе?
Лерочка насмешливо повернулась лицом к 3. 3. на крутящемся стуле и расставила ноги так, что Зудов мог лицезреть белые полупрозрачные трусики, затаившиеся в исподней полутьме густо-алой мини-юбки.
— Я хочу кофе, — как-то все еще пугливо, автоматически ответил Зудов, присаживаясь рядом на диван, косясь на Лерины трусики.
Небаба расставила ноги еще шире и издала какой-то странный, глубокий гортанный звук, совершенно не вяжущийся с рабочим настроем Захара Захаровича.
— Кофе будет, — заверила Лерочка. — Хочешь поиграть?…
— Во что? — совершенно сбитый с толку почти прошептал Зудов.
— Как — во что? В фанты! На раздевание.
— Ах да!.. — вяло усмехнулся Зудов и снял пиджак. — Так?
— Ну почему же так? — нежно выпалила Лерочка, расставляя ноги до такой степени, что они стали почти перпендикулярны остальному телу. И теперь при каждом вздохе Лерочки они касались края небольшого журнального столика из прозрачного стекла. Зудова манила задравшаяся буквально до пояса мини-юбка. Трусики заманчиво чернели в центре.
"Она что, меня соблазняет? — дошло до Зудова. — Но ведь я… Но ведь мы… Но ведь Труть…»
— Свен Свенович сегодня слегка задержится, — прочтя мысли Зудова, заговорщически произнесла Лера. — У нас мало времени, дорогой… Так ты будешь кофе?…
"Чушь какая-то!" — раздраженно подумал Зудов. Он ощутил характерный сексуальный зов внутри себя; трусы секретарши были волнительны, как момент получения любых денег. Скорее всего, ее грудь не была силиконовой; возможно, бюстгальтер фирмы "Знойный холм" или…
— Ты хочешь посмотреть? — снова прочла его сомнения Лерочка, указывая на свою грудь.
— Ты что, экстрасенс? — поразился Захар Захарович. — Я только что думал…
— Знаю я все, о чем ты можешь думать! — воркующе воскликнула Лерочка. — Иль я тебе не мила? Не красива, не румяна, не бела?…
— Это… как-то очень неожиданно… — признался Зудов, слегка дотрагиваясь рукой до штанов. Зов нарастал, будто приближающийся низкий свист поезда метро. Зудов вдруг ощутил совершенно неподходящее к этой ситуации, какое-то непроизвольное смущение.
— Да расслабься ты, дорогой, — сказала Лерочка и тут же сняла кофту через голову.
Зудов оказался прав — это, конечно, был "Знойный холм". Ясное дело — недавно весь их офис был просто забит партией этих лифчиков, и Небаба, наверняка, заныкала себе один экземпляр, а может, и не один, еще и для подружек…
— Я купила несколько этих насисьников, — слегка раздраженно сказала Лера. — Не волнуйся, все оплачено…
"Почему я должен волноваться?!" — пронеслось в мозгу 3. 3. Он встал и твердым шагом направился к секретарше, по пути расстегивая брюки. Он резко отодвинул журнальный столик, чуть не разбив его, штаны упали к туфлям, рубашка слегка взмокла.
— Здесь? — удивилась Лера.
Зудов молча поднял ее со стула и усадил на рабочий стол, правой рукой тут же нащупывая молнию юбки, а левой методично залезая ей под вожделенные трусы, с воодушевлением обнаружив прямо-таки достигшую начала внутренней части ляжек характерную влажность.
— Ну… Ты видишь, что со мной происходит?… — укоризненно спросила его Лерочка.
— Но почему я?
Секретарша вздохнула, немного раздраженная столь неуместным вопросом, быстро помогла Зудову снять с себя юбку, обняла его и поцеловала взасос.
Захар Захарович стал снимать с нее трусы фирмы «Воздух», удовлетворенно не найдя под ними никаких подтрусников и ничего такого, что бы не было предусмотрено женской анатомией. Он бросил шелковый комочек трусов на журнальный столик, а затем принялся за свои.
— Позволь мне, — тяжело дыша и устраиваясь, насколько это было возможно, поудобнее на столе, сказала Лера. — Лифчик?
— Плевать! — тоже тяжело дыша и дрожа, ответил Зудов.
— Потом, — решила Лерочка. — Послушай, — вдруг обиженным голосом проговорила она, — мне компьютерная мышь попала прямо в…
"… в пизду, конечно", — решил Зудов и рыкнул:
— Плевать!!
Не принимая во внимание попытки Небаба как-то сдвинуться вбок, Зудов ввел напряженно стоящий член прямо в ее горячее, жаждущее влагалище. Компьютер ровно шумел, на мониторе было начало какого-то договора о поставках «жужинвестом» в какую-то фирму «Зоб» нескольких тонн неразделанной селедки; мышь так и застряла у Лерочки в промежности. Зудов же начал поспешно и неотвратимо совершать половой процесс, боясь сразу же кончить его совершение, не удовлетворив свою партнершу, но Лерочка, по-моему, сразу же испытала то, к чему стремились она и Зудов, но хотела еще, еще и еще…
Она елозила по столу мышью; на мониторе начало происходить что-то невообразимое: поползли восклицательные знаки, потом буква «3», все зачернилось, затем стерлось; появилось множество букв, каких-то цифр и вовсе странных значков. Помимо нажатия анусом на мышь Лерочка еще и случайно оперлась рукой о клавиатуру. Но разве это имело сейчас значение: вся эта селедка, «сиб», «фоб», фирма «Зоб», да и вообще весь их "жужинвест"?!..
— Не внутрь! — почти заорала Лерочка, и вовремя. Ибо Захар Захарович уже почти был готов сделать именно это, но он неожиданно ее послушался, спешно вытащил влажный, пылающий любовным огнем член, на секунду вопросительно замер и тут же выстрелил спермой прямо в стоящий рядом с Лерочкой принтер, в котором тоже была вставлена какая-то рабочая бумага, в которой, насколько Зудов успел заметить, от лица Трутя сообщалось его недовольство банком «Хэ-Хэ-Три», и этот документ тоже был мгновенно испорчен безудержным семенем Зудова, расплывающимся теперь белым жирным пятном на строчке "Уважаемые господа", после которой следовал характерный деловой текст.
— Спасибо… — закрыв глаза, томно прошептала Лерочка.
— Всегда готов, — ворчливо усмехнулся Зудов и тут же опасливо надел свои трусы и штаны.
Женины мгновения
Я хочу описать величайший день моей жизни; день, гениальные мгновения которого полностью изменили мою судьбу, сделав её донельзя счастливой и прекрасной и вообще — похожей на начавшийся тогда и не прекратившийся до сих пор чудесный, сладостно-нежный, восторженный сон; истинно реальный и окончательно победивший бесконечные, грустно-серые будни, являющиеся обыкновенно основным наполнением жизней большинства живых существ и бывшие главным фоном в моей тогдашней тоскливой, глупой жизни, с редкими проблесками подлинного Праздника, Чувства и Любви.
Я проснулся в тот день утром, в своей кровати, голый, как всегда. Под простыней лениво лежали все мои телесные члены, бугрясь гладкой мужской грудью, аккуратным животиком и упругой наполненностью бёдер; всё было создано так, что просто нельзя было не возлюбить эту определённую, нежащуюся сейчас плоть, которую хотелось погладить и всячески приласкать. Между ног, куда-то вниз, свесился мой аккуратный половой орган — я сжимаю колени, чтобы он исчез, скрылся, пропал и вдруг преобразился в свой абсолютный — женский — антипод, которого я всегда жаждал и желал если не у себя, то у других; но мне было безумно приятно сейчас представлять его здесь — вниз от пупка, чтобы почти непроснувшаяся рука стремилась к нему, а лицо озарялось кокетливой улыбкой; и чтобы трепетали соски, совсем как у любимой, когда я беру её за талию и погружаю свой грубый мужской язык в её тёплое ухо.
Я не женщина! Я не девушка и не девочка! Но я только, всего лишь, мужчина — какая жуткая несправедливость и однобокость видится мне в этом слишком жестоко определённом жесте судьбы!