Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

Относительно сексуального развития Фрейда в эти годы нам известен один лишь единственный эпизод. Располагая знанием о его уравновешенной зрелости и явно успешной сублимации в молодости, можно предположить, что он прошел через более спокойное развитие, чем большинство юношей.

Данный эпизод имеет отношение к его первому любовному переживанию в 16-летнем возрасте, когда он единственный раз в жизни посетил место своего рождения. Он гостил в семье Флюсов, которые были друзьями родителей и занимались текстильным бизнесом, как и его отец. Он сразу же влюбился в их дочь Гизелу — на год или два моложе его, — с которой дружил в детстве. Он был слишком застенчив, чтобы сообщить или хотя бы намекнуть ей о своих чувствах, а несколько дней спустя она уехала учиться в гимназию. Безутешному юноше пришлось успокаивать себя прогулками по лесам, фантазируя о том, какой приятной была бы его жизнь, не покинь родители сей счастливый уголок, где он вырос бы, вероятно, крепким деревенским юношей, подобно братьям Гизелы, и смог бы жениться на ней. Так что виновным во всем оказался его отец. Как и следовало ожидать, эта фантазия сопровождалась, хотя и полностью бессознательно, более глубокой, чисто эротической фантазией.

Позднее описанный эпизод соединился в его уме с важным открытием, что отец вместе со сводным братом Эммануилом имели намерение оторвать его от интеллектуальных занятий и заменить их более практическими; затем, по предположениям, он смог бы переехать в Манчестер и жениться на дочери своего брата Полине — еще одной подруге по играм далекого детства. Таким образом, Гизела Флюс и Полина отождествились друг с другом, причем любовный эпизод и сопровождавшая его бессознательная эротическая фантазия в отношении первой, видимо, оживили его более раннюю детскую фантазию об изнасиловании второй и, несомненно, в конечном счете — своей матери.

Когда он столкнулся с трудностью заработать на жизнь в Вене, он вспомнил о той другой, упущенной им возможности легкой жизни и пришел к выводу, что относительно плана его отца стоило бы еще не раз подумать всерьез. Но этому не суждено было сбыться. То обстоятельство, что молодая леди оставила его равнодушным, когда в свои 19 лет он увидел ее в Манчестере, могло явиться одним из факторов в его решении продолжать научную карьеру. Если бы чары Полины не уступали очарованию его деревенской возлюбленной, многое бы могло измениться в нашем мире.

Глава 3

Выбор профессии (1873)

По окончании гимназии Фрейд оказался во власти сомнений относительно будущей профессии. Он долго не мог прийти к какому-либо решению, но отец его не торопил, предоставив полную свободу выбора в этом вопросе. Реальность давно уже развеяла детские фантазии о блестящей военной или политической карьере. В Вене того времени для еврея из семьи со средним достатком выбор будущей профессии был невелик. Коммерция, промышленность, юриспруденция и медицина — вот, пожалуй* все области, в которых Фрейд мог чего-то добиться. Первые две сразу же были отвергнуты им по интеллектуальным причинам, хотя впоследствии, в очередной раз сталкиваясь с материальными проблемами, он иногда сожалел об этом. Испытанное им временное колебание относительно изучения юриспруденции (знание которой, по его мнению, было необходимо для будущего общественного деятеля) явилось лишь отголоском его более ранних политических амбиций. Фрейда влекло в иную область. Довольно любопытно, что единственным экзаменом, который он провалил в своей жизни, был экзамен по судебной медицине.

Итак, выбор Фрейда остановился на медицине, к которой он не питал особого пристрастия. В более поздние годы он не скрывал, что никогда не чувствовал себя в практической медицине «как в своей тарелке» и никогда не считал себя настоящим врачом. Я могу припомнить, как однажды, уже в 1910 году, он со вздохом сожаления признался в своем желании бросить медицинскую практику и посвятить себя целиком изучению культурных и исторических проблем, а в конечном счете великого вопроса о том, как человек стал тем, кто он есть. И все же, несмотря на сделанное признание, мир благодарен ему за его врачебную деятельность.

Хотя мы жили в очень стесненных обстоятельствах, мой отец настоял, чтобы в выборе профессии я следовал своим собственным склонностям. Особого пристрастия к карьере и деятельности врача я в те юные годы не питал, а впрочем — не питал и в дальнейшем. Скорее, мною двигала своего рода любознательность, направленная, однако, больше на человеческие отношения, чем на объекты природы, и которая к тому же не признавала ценности наблюдения как главного способа удовлетворения. Мое раннее знакомство с библейской историей в ту пору, когда я еще почти не владел искусством чтения, надолго определило (как я осознал много позже) направление моего интереса. Под сильным влиянием дружбы с мальчиком несколько старше меня, который впоследствии стал широко известным политиком, я также проникся желанием изучать, подобно ему, юриспруденцию и заниматься общественной деятельностью. Тем временем меня захватило актуальное тогда учение Дарвина, ибо оно порождало надежды на колоссальное продвижение в нашем понимании мира; и я знаю, что именно цитирование чудесного сочинения Гёте «Природа» на популярной лекции профессора Карла Брюля, прочитанной незадолго до выпускного экзамена, повлияло на мое решение пойти в медицину.[15]

А вот другая версия:

После 41 года врачебной деятельности мое знание себя говорит мне, что я никогда, собственно, не был настоящим врачом. Я стал врачом, будучи принужден отклониться от своей первоначальной цели, и триумф моей жизни заключается в том, что после долгой окольной дороги я снова вернулся на прежний путь. Я не помню, чтобы в ранние годы я проявлял какое-либо стремление помочь страдающему человечеству. У меня не было ярко выраженных садистских наклонностей, так что я вовсе не стремился развивать их. Я также никогда не играл в «доктора»: мое инфантильное любопытство выбирало, по-видимому, иные пути. В своей юности я испытывал неодолимую потребность понять некоторые из загадок мира, в котором мы живем, и, возможно, даже содействовать в чем-то их разрешению. Самым лучшим средством достижения подобной цели мне казалось поступление на медицинский факультет, однако затем я экспериментировал — и неудачно — с зоологией и химией, пока, наконец, под влиянием Брюкке[16], величайшего авторитета, который повлиял на меня больше, чем кто-либо другой в моей жизни, я занялся физиологией, хотя тогда она и была чересчур ограничена гистологией. К тому времени я уже сдал все экзамены по медицине, однако не чувствовал интереса к какой-либо врачебной деятельности, пока со стороны моего глубокоуважаемого учителя не прозвучало предупреждение, что ввиду моих стесненных материальных обстоятельств мне следовало бы оставить теоретическое поприще. Так я перешел от гистологии нервной системы к невропатологии и затем, побуждаемый свежими веяниями, начал интересоваться неврозами. Однако мне кажется, что отсутствие у меня истинного призвания к врачебной деятельности вряд ли нанесло большой ущерб моим пациентам. Ибо больному мало проку от того, если терапевтический интерес врача имеет ярко выраженную эмоциональную окраску. Для него лучше всего, когда врач выполняет свою работу холодно и, насколько возможно, корректно.