Алый ангел (ЛП) - Эбби С. Т.

— Можно поинтересоваться: что случилось? — спрашиваю я, гадая, связано ли это каким-либо образом с загадкой Делейни Гроув.

Он пожимает плечами.

— Несколько лет назад попал в аварию на мотоцикле. Я парализован от талии и ниже. Потребовалась некоторая адаптация, но мне удалось продолжить свою жизнь.

Определенно не наш субъект. А у его отца велись несколько судебных дел во время убийств, что является алиби. Они были нашей единственной надеждой, и это казалось таким простым. Видимо слишком простым.

Человеку в инвалидном кресле никак не удалось бы одолеть этих ребят и сделать все из того, что было совершено.

— Так почему ФБР стучится в мою дверь и задает вопросы о моей старой аварии? — спрашивает он с искренним недоумением.

— Есть хоть минимальный шанс того, что вы смотрите новости? — спрашивает Донни, убирая телефон в карман.

— Не думаю, — сообщает нам Джейкоб, пожимая плечами. — Они чертовски удручают, а у меня плохих эмоций было больше, чем хотелось бы.

Он скрещивает руки на бедрах. Ни разу ни одна из его ног не дернулась.

Когда кто-то симулирует что-то вроде паралича, такая привычка нервничать выдает. Он даже не потянулся почесать ногу или что-то в этом роде.

Я знаю, что Донни обратил внимание на те же знаки, что и я.

Джейк был таким спокойным, таким незаинтересованным нами.

— Так вы пришли, чтобы спросить, смотрю ли я новости? — задает вопрос Джейкоб, переводя взгляд с одного на другого.

Кажется, ему нравится, что мы выбиты из колеи.

— Нет, — бормочет Донни.

— На самом деле мне интересно: не могли бы вы пролить свет на семью Эванс?

В его глазах появляется холод, и он отводит взгляд.

— Вы можете уйти в любое время.

Я смотрю на Донни, а он смотрит на меня. Мы пялимся друг на друга, оба в замешательстве.

— Мистер Денвер, вы дружили с ними, и мы думаем, что серийный убийца на свободе пытается отомстить за их смерти. Даже несмотря на то, что отчеты говорят, что они погибли в автомобильной аварии.

Он оглядывается на нас.

— Обычно мужчина подвергается кастрациив автомобильной аварии? — недоверчиво спрашивает он. — Неужели это нормально, что девочка и мальчик сломлены настолько, что едут из города за медицинской помощью?

— Так вы знаете что-то? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Знаю, что, если кто-то хочет отомстить за их смерть, я бы хотел пожать ему руку. Маркус был моим парнем, хотя тогда у меня не хватило смелости открыто признать это. А Виктория была мне как младшая сестра. Мне было семнадцать, как и Маркусу, когда они умерли.

Я поджимаю губы. Он что-то скрывает.

— Не могли бы вы помочь нам восстановить хронологию того, как они погибли? — интересуется Донни.

— Теперь вы хотите знать? Потому что тогда, когда я пошел к чуваку из ФБР, который неверно профилировал Роберта Эванса, описав его как серийного убийцу, и рассказал ему, что мои друзья, два самых прекрасных, бл*ть, человека за всю историю человечества были убиты городом.Тот мужик сообщил мне, что это не его дело. Сказал, чтобы я позволил копам делать их работу. Что, если это больше, чем автомобильная авария, они выяснят.

Горечь в его тоне настоящая, и он определенно не скрывает своего гнева по этому поводу. Что делает его менее подозрительным. Тем не менее ... мое чутье подсказывает, что он каким-то образом замешан.

— Как его звали? — спрашивает Донни.

— Имя Муда, а фамилия Звон. Иногда его зовут спецагент Джонсон.

Донни сдерживает смех, но мне не смешно. Джонсон был ужасным профайлером, так сильно подпортил репутацию подразделения, но при этом получил повышение. Он любил долбаную политику. Каким бы дерьмовым профайлером он ни был, он был бесценен из-за своих знаний, поэтому они «продвинули» его до дерьмового положения и давали дерьмовые задания, чтобы держать под контролем.

Он также является крестным отцом отдела, потому что в значительной степени развил профилирование в том направлении, до которого оно выросло сегодня, сделав его применяемым способом с реальными результатами, какими бы неточными ни были эти предварительные результаты.

— Хотите сказать, что он проигнорировал двух мертвых детей? — спрашивает Донни, перестав смеяться.

— Я говорю, что ему не было дела. А теперь я еле переставляю ногами — метафорически, конечно же, — дабы держаться подальше от прошлого. И если вам не о чем больше со мной поговорить, пожалуйста, уходите. У меня есть дела.

Мой телефон звонит, когда Донни пытается выудить из него больше, просто чтобы выяснить, что же произошло на самом деле.

Вижу, что звонит Алан, и ухожу вниз по коридору, чтобы ответить.

— Что за херня? — шиплю я.

— Прости. Я очень сожалею. Пожалуйста, прости. Я не знал, как облажался, пока Донни не прислал сообщение, но да, Джейкоб Денвер определенно парализован от талии и ниже. Четыре года как, если быть точным. В него врезался пьяный водитель. Врезался и протащил. Он был на мотоцикле. С тех пор он в инвалидном кресле.

Почему мне все еще это не нравится?

— Спасибо. Больше не упускай из виду такие важные детали. Мы думали, что нашли нашего субъекта.

— Знаю. Мне очень жаль. Это всего лишь небольшое упоминание в его записях. Я не могу открыть больничные файлы, и вообще не увидел бы их, если бы не пошел искать целенаправленно.

— Точно. Ладно. Посмотри, сможешь ли ты найти других друзей из прошлого, которые были знакомы с семьей Эванс. Что-то с ним определенно не так. Он ни разу не спросил, кто был убит.

Что-то падает на полв комнате, перед которой я стою, и я пытаюсь открыть запертую дверь, любопытствуя, почему она заперта.

— Могу я вам помочь? — спрашивает Джейкоб, подъезжая к тому месту, где я дергаю за дверную ручку.

— Почему она заперта? — спрашиваю я, убирая телефон.

— Эм... потому что это мой дом, а я не люблю, когда посторонние ходят по моему офису. Какое вам дело?

Он кажется искренним затворником, но зачем запирать дверь, когда живешь один, если только ты что-то не скрываешь?

— Не против, если мы осмотримся? — спрашивает Донни, стараясь казаться не очень подозрительным.

Он критически изучает нас, прежде чем, наконец, выдохнуть и закатить глаза.

— Ладно. Смотрите. Но потом вы уйдете и оставите меня в покое. Мне не нужно, чтобы вы вторгались в мою жизнь и выкапывали воспоминания, о которых лучше не вспоминать.

Он катится обратно в гостиную, не торопясь берет связку ключей, и возвращается, чтобы открыть дверь. Отъезжает назад, и я открываю дверь, оглядываясь. Я вижу, что экран компьютера выключен, затем мой взгляд останавливается на треснувшем окне, подкоторым на полу разбросаны канцелярские кнопки.

— Твою мать. Только не снова, — стонет Джейкоб, проезжая мимо меня к беспорядку. — Теперь вы можете уйти? Мне необходимо прибраться.

Я киваю Донни, и мы уходим, оставляя его заниматься своим делом. Как только мы выходим на улицу и дверь за нами закрывается, я оглядываюсь и смотрю на треснувшее окно.

— В доме ещекто-то есть, — тихо говорю я, когда мы двигаемся по улице.

— Похоже, ветер подхватил занавеску, а она в свою очередь опрокинула кнопки.

— Когда мы подошли, это окно было также закрыто жалюзи. Там есть шкаф. Кто-то был внутри.

— Почему ты не открыл шкаф?

— Потому что там мог сидеть наш субъект.

Я делаю вид, будто мы не торопимся сесть в машину, пока Джейкоб закрывает окно и снова опускает жалюзи. Мы слоняемся по улице, пока я звоню Лизе.

— Как близко вы к дому Джейкоба Денвера?

— Мы с Элис где-то в пяти минутах. А что?

— Проедите мимо и устройте слежку за домом. Как только мы увидим вас на позиции, то уедем. Если он уйдет, я хочу, чтобы ты позвонила мне. Если он останется, я хочу, чтобы вы понаблюдали за ним. Кто-то есть внутри, и это может быть наш субъект. Будьте предельно осторожны.

— Черт. Поняла. Вы тоже будьте осторожны.

Я начинаю вешать трубку, когда она добавляет:

— И, кстати, спасибо за розы. Они очень красивые.