Змеиное Кольцо - Фарли Моуэт

— Эй, держи руль, парень! — хрипло сказал он.

Но рулевой и так делал все, что мог. Несмотря на его титанические усилия, «Лейчестер» становился все более и более неуправляемым.

Лаусон снял телефонную трубку и позвонил в машинное отделение:

— Это вы, главмех? Судно очень плохо слушается руля. Сбавьте скорость до десяти оборотов.

К 22.30 шторм не давал уже возможности слышать человеческие голоса, даже в рулевой рубке. Анемометр, установленный на открытом мостике, вращался с такой скоростью, что его чашечки превратились в одно сплошное расплывчатое пятно. Шкала датчика скорости в рулевой рубке показывала 90 миль в час, при порывах ветра Достигая 95 миль. Когда Лаусон случайно открыл дверь на левое крыло мостика, завихрения бушующего урагана едва не вырвали ее из рук. Он с трудом пробрался, борясь с ветром, на крыло, пытаясь оценить состояние моря.

Дождь хлестал в лицо, словно стреляя из пистолета. Надетый второпях плащ болтался вокруг тела тряпицей.

Одной рукой закрывая лицо, он ухватился другой за стойку и выглянул в ревущий ад ночи. Отличить воду от воздуха было почти невозможно. Штормовые волны поднимались теперь до головокружительной высоты, но едва они поднимались, их верхушки сдувало в виде полос пены, которые смешивались с почти горизонтальными струями дождя.

Лаусон, задохнувшийся и промокший, через несколько мгновений с трудом вновь пробился в рулевую рубку. Бейли кивком головы показал ему на барометр. За последние два часа давление упало на две десятых дюйма.

Теперь «Лейчестер» оказался глубоко в правом переднем квадрате циклона. По мере приближения к центру вихри постоянно меняли направление, забирая все больше на юг. Рулевой боролся с яростными порывами ветра, ударявшего в правый борт. Но ветер менялся быстрее, чем громоздящиеся вокруг волны успевали изменить свой бег, и корабль все чаще принимал удары бортом. Его движение становилось все более беспорядочным и хаотичным. Вздрагивая и скрипя, судно качалось с бока на бок, с носа на корму и одновременно рыскало, постоянно меняя курс. Люди, находившиеся в каютах, хватались за все, что попадало под руку, чтобы удержаться на месте. Ни у кого не было даже мысли, чтобы выйти наружу — палубы постоянно находились в воде, крупные волны раз за разом обрушивались на них, пенясь вокруг люков и палубных механизмов.

Даже когда руль держали два человека, судно уже больше не могло держаться даже близко к заданному курсу.

К 23.00 судно было уже фактически неуправляемо, и в 23.05 капитан приказал передать радиограмму:

«ПАРОХОД «ЛЕЙЧЕСТЕР», МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ 42°20′ СЕВЕРНОЙ ШИРОТЫ, 58°00′ ЗАПАДНОЙ ДОЛГОТЫ, ПОПАЛ В СИЛЬНЫЙ ШТОРМ. ИМЕЕМ ТРУДНОСТИ С УПРАВЛЕНИЕМ СУДНОМ. ВСЕМ КОРАБЛЯМ В ЭТОМ РАЙОНЕ ПРИНЯТЬ К СВЕДЕНИЮ».

Послание снова и снова передавалось ключом, но не было никакой надежды на то, что кто-то его услышит. Судовой приемник в своем железном ящике все еще молчал, он был никуда не годен.

Лаусон просто сделал красивый жест, ибо если в окрестностях и был какой-нибудь другой корабль, то никто не смог бы в этом темном мире, состоящем из воды и ветра, определить присутствие другого судна, пока не столкнется с ним нос к носу.

В преисподней корабля, в машинном отделении, главный механик Родс, стиснув одной рукой полированную стойку, взглядом следил за третьим механиком — тот висел на большом медном колесе регулятора. Когда перед «Лейчестером» в очередной раз бездна разверзалась и он начинал клевать носом, Родс поднимал свободную руку и держал ее на весу, пока нос не погружался в волну. Затем он опускал руку, давая команду третьему механику. Тот тут же начинал крутить колесо, отсекая пар от рабочих цилиндров. Могучий вал постепенно замедлял движение — винт, поднятый высоко вверх из мутной воды, едва вращался. Потом Роде снова поднимал руку, и, когда корабль начинал поднимать нос, он сигнализировал третьему механику пускать пар в машину.

Родс знал, какое напряжение создает на валу винт, попеременно работающий то под водой, то поднимающийся над ней. Он также хорошо знал, что поломка вала может оказаться роковой для корабля и всех, кто находится на нем, ведь в таком случае он станет совершенно беспомощным перед нападающим на него ураганом.

Людям, находившимся глубоко во чреве корабля, его качка казалась не такой сильной, как тем, кто стоял на мостике или пытался сидеть за столом в кают-компании, крепко ухватившись за него обеими руками. «Лейчестер» бросало на волнах самым беспощадным образом. Когда он повалился на борт, Родс взглянул на кренометр. Угол наклона показал 32 градуса. С холодной сосредоточенностью Роде следил за показаниями, пока стрелка не начала возвращаться обратно в сторону вертикали. «Еще много чего надо, — подумал он про себя, — чтобы мы перевернулись». Но, как и все на борту корабля, он думал о полутора тысячах тонн балласта, сложенных в твиндеке, на уровне, намного превышающем поверхность бушующего моря.

В полночь вахтенный офицер опять заполнил бортовой журнал.

«24.00. Сильный шторм. Ветер запад-юго-запад, порывами до 110 миль в нас. Барометр показывает 29,8. Видимость нулевая. Горообразные рваные волны. Корабль пропускает воду с носа и кормы, бортовая качка достигает 30°. Судно едва управляется при 30 оборотах и слушается руля с большим трудом. Вероятно, центр урагана находится на траверзе корабля и очень близко к нему».

Пятнадцать минут спустя стрелка анемометра постепенно опустилась, показав лишь 40 миль в час. Барометр неподвижно застыл на 29,8. Но волны вокруг корабля стали еще более бурными и яростными. Все это вызвало у Лаусона подозрение, что «глаз» шторма находится на траверзе корабля, находится очень близко, так как ветер к спокойному центру стихал, а ничем не сдерживаемые волны, казалось, способны были выпрыгнуть из бушующей воды до самых небес.

Лаусон повернулся к Бейли и прокричал ему в самое ухо:

— Я думаю, мы идем непосредственно рядом с «глазом». Ветер каждую минуту может перемениться на северный. Стой здесь наготове, чтобы повернуть корабль…

Последние слова капитана буквально утонули в массе черной воды. Она взметнулась над рубкой и с шумом обрушилась вниз, сотрясая весь корабль.

Мужчины в немом изумлении смотрели друг на друга, когда вторая волна, еще больше первой, нанесла сокрушительный удар в правый борт судна.

Корабль кренился, словно не собираясь выравниваться. Крен был затяжным. Люди на корабле хватались друг за друга, за все, что подвернулось под руки. Кренометр в машинном отделении метнулся к 35, затем к 38 и наконец к 40 градусам и завис там на целую минуту. Откуда-то из-под ног Лаусона вырвалось долгое тяжелое грохотанье, словно приглушенный рокот лавины, — этот звук скорее можно было почувствовать, чем услышать. Но вот он прекратился, и «Лейчестер» медленно, ужасающе медленно стал возвращаться в прежнее положение. Ровнее, еще чуть ровнее, до тех пор пока кренометр не показал 30 градусов… и остановился.