Афон и его судьба - Владислав Маевский

В настоящее время в Артемьевской келлии пять больших построек. Главный, очень длинный корпус имеет два этажа: внизу церковь Покрова Пресвятой Богородицы, трапезная с кухней, братские и паломнические помещения, в верхнем этаже – главный храм во имя святого Артемия с красивым иконостасом. В том же этаже приемные и номера для паломников, настоятельские и братские помещения. Слева к корпусу пристроена отдельно галерея с большой гостиной, из которой открывается дивный вид на море и городок Карею. Перед входом в главный корпус раскинут широкий двор с садом, окруженный несколькими постройками. Слева от главного корпуса находится свечная мастерская, рядом устроены и другие обительские мастерские. У моря обитель имеет свою пристань с всякими принадлежностями для рыбной ловли и собственными судами. Вообще, Артемьевская обитель – одна из самых больших русских келлий на Афоне, братство до великой войны насчитывало до 90–100 человек, и число паломников доходило до 5–6 тысяч в год.

Вот в эту замечательную келлию я и направился в обществе ее настоятеля, старца отца Афанасия, воспользовавшись его настоятельным приглашением после окончания праздничной трапезы у братьев-крестовцев. А сопровождать меня вызывались старые друзья, иеромонах Георгий, иеродиакон Афанасий – ильинские, и милый крестовский монах отец Исайя. Прием, оказанный в Артемьевской келлии, я и теперь не могу вспомнить без умиления. У врат обители приветствовал меня наместник ее отец Адриан. После теплых слов и сердечных пожеланий я вступил под своды прекрасного храма, где увидел всю братию. Глубоко тронутый оказанным мне вниманием, благодарно молился я Вседержителю во время отслуженного заздравного молебна. С благоговением осмотрев храм с его замечательным престолом из чудного мрамора, перешел вместе со старцами в приемное зальце, куда последовали вслед за нами и другие хозяева-иноки.

И теперь еще хорошо помню эту приемную комнату, увешанную по стенам портретами русских царей и православных иерархов, а в застекленных, как в музейных витринах, шкафах сохраняющую интересные экземпляры афонской фауны. Так же никогда не забуду и нашей мирной беседы с отцом настоятелем и его наместником, оказавшимися весьма содержательными и разумными собеседниками. Как объяснил мне за чаем отец Афанасий, их обитель до 1914 года жила в условиях монашеского довольства и порядка, справляясь с задачами собственного хозяйства и не нуждаясь в посторонней помощи. Но после бедственных событий на родине, подобно другим русским обителям «монашеского царства» на Афоне, жизнь иноков в Артемьевской келлии во многом изменилась к худшему, и число братии катастрофически уменьшилось. Нет притока кандидатов монашества, нет и желанных паломников…

Пользуясь гостеприимством и вниманием отца Афанасия и его наместника, я довольно долго пробыл под сенью полюбившейся мне Артемьевской келлии, любуясь с ее возвышенности чудесными видами и вдыхая аромат афонских просторов, со всех сторон доносившийся вместе с предвечерним движением воздуха. Уже набегали вечерние тени, когда я, так же радушно провожаемый хозяевами, вышел за ограду келлии Артемьевской, чтобы поспешить с возвращением в Крестовскую. И в этот момент мне была уготовлена новая приятная неожиданность: с обительской колокольни раздался торжественный трезвон, каким на родине провожали владык и особо почитаемых посетителей. И вот теперь таким посетителем оказался я – русский скиталец, волей Провидения очутившийся в вековой твердыне православия, столь близкой нашей несчастной родине.

Не помню, что сказал я в ответ на этот колокольный звон отцу настоятелю. Вернее – не сказал ничего, от избытка чувств. Но отец Афанасий, вероятно, и не нуждался в моей благодарности: он хорошо знал людей и без их слов.

Когда я возвратился в Крестовскую келлию, уже наступил вечер и над зеркальной гладью архипелага еще едва заметный при последних проблесках зари вставал молодой месяц.

Погостив у добрейших крестовцев несколько дней, я на рассвете двинулся в дорогу, направляясь к новым приютам молитвенных подвигов наших удивительных иноков. И сколько еще их было впереди – этих чудесных истинных оазисов и твердынь человеческого духа! «Разве обойдешь их всех, отшельников-то, – заметил мой спутник, задумчиво посматривая на голубые туманы, окутывавшие склоны гор. Ведь и не перечесть, сколько их спасается на этих кручах!.. Мирские люди и не знают, что творится у нас на Афоне во имя их спасения и во славу Божью».

Разве мог я в эти минуты не согласиться со словами моего спутника, так хорошо понимавшего великое значение небольшого, но замечательного уголка земли, пребыванию на котором он и сам посвятил свою жизнь.

И мы шли дальше.

Еще по келлиям

Каждая общежительная пустынная келлия – это жемчужина в громадном и великолепном венце православной веры, каковым является весь Афон. Иначе и назвать нельзя эти келлии, ибо от каждой из них исходят незримые лучи живительного, духовного света – света Христовой истины и спасительной красоты Его учения. Келлии Преподобного Евфимия, Вознесения Господня и Св. Николая чудотворца, которую издали трудно и рассмотреть в кущах густой растительности, – какой неизгладимый свет оставили они в моей скитальческой душе! Всё здесь чудно, всё освежает и очищает душу. Да и самый климат тут прекрасный, в этих цветущих долинах, защищенных – и с севера, и с юга – стенами гор. Только с моря доносится сюда теплое и влажное дыхание. Вообще, это один из прелестнейших уголков Святой Горы. Широкая сочная долина врезается глубоко в хребты гор, и ее отлогие скаты, покрытые красивыми каливками, виноградниками, кипарисами, составляют очень эффектные ворота в этот живописный горный проход.

В келлию Вознесения Господня, которая находится между Каракалом и Филофеевским греческими монастырями, мы прибыли час спустя после выхода из гостеприимной Крестовской обители. И здесь нашли опять то же русское радушие и простоту, какие видели раньше в других родных русских обителях, снова чувствовали веяние истинной христианской любви и чистоты душевной.

Как видно было из надписей, уцелевших на остатках старого иконостаса, эта обитель основана в XVII столетии, а в русские руки перешла в 1855 году. Храм не велик, но в нем имеются две замечательные иконы Спасителя и Богоматери, носящие признаки арабского письма. Спаситель изображен с поднятой благословляющей десницей и опущенной шуйцей (левой рукой); от письма получается впечатление, что Спаситель как бы задумался. Богоматерь с Младенцем на правой руке изображена бегущей с развевающимся от ветра покрывалом на ее главе. Здания этой обители – крепкой хозяйственной постройки и состоят из двух-трехэтажных корпусов; есть и еще один двухэтажный корпус с жилой надстройкой; также мастерские, кузница и проч. Во главе тогда многочисленной братии стоял старец-иеромонах отец Илия с дельным помощником отцом Варсонофием. Обитель эта по своему местоположению весьма живописна и благодаря обилию насаждений и природной растительности в летнее время представляется великолепным садом.

Осмотрев святыни Вознесенской келлии и ознакомившись с ее прекрасным хозяйством, мы спустились к большому источнику воды в овраге, также полюбовались живописными рощами, которые раскинулись красивыми террасами. А затем сравнительно быстро перешли из Вознесенской келлии во владения соседней келлии Св. Евфимия, представляющие одну из самых лучших афонских «дач», по изобилию тех хозяйственных даров, какие могут быть даны ее огородами.

Но это хозяйственное благополучие может быть достигнуто только большим трудом. А потому жизнь каждого келлиота – сплошной труд, прерываемый только молитвой, при котором даже на сон падают самые незначительные промежутки времени. И келлиоты трудятся, не делая исключений даже для старцев; в особенности теперь, когда келлии обезмонашились и нет рабочих рук. Поэтому трудиться афонцам в настоящее время приходится не по силам, изнемогая порой до такой степени, что некоторые из старцев после трудового дня остаются на месте работы, не имея сил возвратиться на ночлег в келлию.

И вот я был именно в одной из таких келлий, где вся братия состояла из восьми человек. Эта немногочисленная братия должна была обслуживать усадебное хозяйство, для которого нормально нужно было положить человек пятнадцать хороших работников.

– Что же поделать, когда Богу угодно только нам восьмерым поручить эту келлию, – услышал я простодушные слова старца иеросхимонаха отца Агафангела. – Вот и трудимся, грешные… Только Господь и помогает. А без Его помощи не справились бы.

Осмотрев храм Евфимиевской келлии и побеседовав с радушными хозяевами за предложенным мне по восточному обычаю вареньем с прекрасной ключевой водой, стали мы спускаться к келлии Св. Николая чудотворца, расположенной в широкой долине и окруженной высокими горами и холмами. Опять вокруг меня был настоящий рай с живописными видами на окрестности и далекое море, а сама келлия утопала в густой зелени. И опять меня радовала задушевная и полная глубокого содержания беседа с настоятелем, иеромонахом отцом Георгием, радушно усадившем меня на старенькой терраске над крутым склоном, с которого я мог снова любоваться Божьей красотой.