Пурпурные крылья - К. Уилсон

Пока она отчитывала его, ему показалось, что его ноги подкосились. Он удержал себя, ухватившись за кухонный стол.

— Таня может прогнать их.

— Вздремни. Я присмотрю за Таней, пока ты не проснешься.

Он был благодарен за это предложение. Луиза была единственной, кому он мог доверять, за исключением Мэтта и Горацио, но их здесь не было. Они крепко обнялись, он поцеловал Луизу в щеку.

— Спасибо, Лу. Спокойной ночи.

Преодолев два лестничных пролета, Алек поднялся в комнату. Войдя, он расстегнул рубашку, засучил рукава и сел рядом с девушкой на кровать.

Через несколько минут пристального разглядывания Тани он скрестил руки.

Луиза поднялась по лестнице минуту спустя. Она тихонько открыла дверь в Танину комнату. У нее вырвался сдавленный вздох от представшей перед нею картины. Таня спала на спине, обложенная взбитыми подушками. А Алек сидел на стуле, склонившись над кроватью, и спал, уронив голову на руки. Он спал как убитый. Наконец-то.

Она, крадучись, прошла в спальню, потрогала Танин лоб, проверяя нет ли жара. Ее губ коснулась улыбка. Жара нет. Чудо, учитывая, как сильно она была ранена. Какое-то время Луиза гладила заплетенные волосы спящей женщины, а затем обратила свое внимание на Алека. Он, вероятно, осознавал, что она рядом, благодаря чему его мысли блуждали, когда он спал. Но в любом случае ей нужно было убедиться, что с ним все хорошо. Он неотлучно находился рядом с женщиной, с тех пор как принес ее сюда, и в первый раз за это время уснул.

Луиза погладила его волнистые волосы. Казалось, что с ним все будет в порядке. Может быть, она и Горацио, в конце концов, сделали для него доброе дело. Она очень на это надеялась. Луиза вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Веки Алека отяжелели.

Квадратная челюсть смягчилась.

Дыхание замедлилось.

Частота ударов сердца сократилась до неразличимого ритма.

Веки, дрогнув, смежились. Его мысли потекли к более простым временам и сладостно-горьким дням вместе с нею.

Вернувшийся Кеннет Нигерийский после длительного, исчерпывающего и горячего обсуждения разрешил нам с Кенной обручиться в поселении. Три дня спустя она была одета в позаимствованное синее платье, а я — в облачение викинга. Я отплывал со своим дедом и новой невестой в Румынию.

Мои родители любили ее, а она — их. Мы были счастливы в течение двух лет, а затем произошло непредвиденное. Вернулся мой дядя Раду. Он все еще был зол из-за того, что я растоптал его счастье. Я ничего не мог поделать. Он был и остался неуравновешенным. Я не мог позволить своей лучшей подруге обручиться с ним. Я был себялюбив; я не видел для нее необходимости жить такой жизнью, только не с ним. Она заслуживала лучшего.

Я представил его Кенне. Я планировал покинуть дом. Пришло время вернуться на родину, в мой замок. Я видел блеск в глазах дяди, когда он встретился с ней. Я внутренне содрогнулся, потому что знал — его заверения о мести сбудутся.

Однажды ночью я услышал крик за замком. Мои родители и я выбежали посмотреть, кто так кричал. Но я уже знал. Кенна стояла на коленях. Она держалась за запястье и кричала от боли. Я схватил ее руку и увидел два довольно больших следа от укуса.

— Кто это сделал?

— Это была крыса.

Я осмотрел траву, и, в самом деле, на земле лежала большая крыса, одеревеневшая, как сходни. Я подхватил Кенну на руки и отнес в замок. Она чувствовала недомогание. Ей не хватало воздуха. Ее лицо почернело, как уголь. Она уходила из жизни, извиваясь в странном танце. Вскоре она умерла на моих руках. Я посмотрел на дядю, он слегка улыбнулся и вышел из комнаты. Я побежал за ним, схватил за грудки и потребовал ответа. Ухмыльнувшись, он произнес: «Промысел Божий».

Я отшвырнул его к противоположной стене, выбив из него дух. Меня остановил мой дед. Он поднял меня в воздух своей силой и потребовал, чтобы мы больше не дрались. После он отослал Раду своей дорогой, а я остался хоронить свою жену. Необращенные слуги заболели и вскоре умерли подобно Кенне. Сейчас люди называют это бубонной чумой.

Глава 4

Две ночи спустя Алек и Таня ожесточенно спорили о целесообразности ее нахождения в больнице. Она была рассудительна, а он не был готов к такому шквалу вопросов.

— Таня, я в состоянии позаботиться о тебе здесь.

— Что ты скрываешь?

— Много вещей, которых ты не поймешь.

— Я юрист по специальности. Ты не будешь обвинен в… — ее спину обожгла боль, — убийстве.

Боль, которую она почувствовала, охватила всю спину.

— Тебе необходимо прилечь, сейчас же. — Алек принудительно уложил ее на гору подушек.

— Неужели ты его убил?

Он вздохнул.

— Сейчас это не важно.

— Все так туманно, я не в силах вспомнить.

— Со временем память вернется. — «И да поможет тебе бог, когда это случится», — хотелось ему добавить. — Отдыхай! Мы поговорим об этом позже.

— Нет, я не хочу спать. Я постоянно только это и делаю. Пожалуйста, ты должен со мной поговорить… — Ее голос умолк, глаза закрылись.

— Теперь спи.

Ее веки, встрепенувшись, открылись, и Таня взглянула на него. Момент сопротивления. Он вновь послал ей безмолвный приказ. Это было легко. Ее разум представлял собой беспорядочную и хаотично запутанную мешанину, терпеливо ожидающую того, кто возьмется в ней разобраться. А сейчас Тане хотелось спокойствия.

— По-моему, я сейчас усну, — сонно пробормотала она. Ее глаза медленно закрылись, дыхание стало глубоким.

Бежали минуты.

Летели часы.

Таня слышала собственное дыхание. Тяжелое и учащенное. Сердце колотилось в груди. Огромный кулак все бил и бил ее. Она потянулась к мужчине, чтобы остановить его. Он схватил ее за плечи. Перед ее глазами предстало лицо. Ее звали по имени и просили проснуться.

— Таня. Это кошмар. Ты в безопасности. Он больше не сможет причинить тебе боль.

— Я видела сон? — она тяжело дышала. — Я спала, не так ли?

— Да, но сейчас ты проснулась. — Алек положил руку ей на грудь. — Успокойся.

Невероятно, ее сердцебиение замедлилось до более тихого и спокойного ритма. Она не понимала, что он сделал. Таня схватила его за руку.

— Какой сегодня день?

— Ночь пятницы.

— Ночь пятницы? Мне скоро будет звонить Лидия.

Нет, Таня. Лидия больше никому не позвонит.

Затем, с мучительными стенаниями, она вспомнила и расплакалась по Лидии и ее нерожденному ребенку. Алек укачивал израненное тело Тани в своих объятиях. Казалось, что каждое ее содрогание и всхлип стремительно поглощались его телом. В ее голове пронеслась череда быстро сменяющихся, унылых мыслей. Почему в его сильных руках она ощущала себя защищенной и согретой? Как в шерстяном одеяле. Она не хотела, чтобы он ее отпускал.