Вся ночь — полет - Уинифред Леннокс

В Париж Ален Ригби решил поехать налегке и просто — он купил билет в экономический класс. Почему? Потому что хотел исполнить свою детскую мечту в чистом виде. Ведь тогда он не думал о бизнес-классе, поэтому и сейчас ему не грех лететь в компании обычных туристов. Как VIP-персона он уже вдосталь накатался.

Вернув губы на место после улыбки, привычно возвращенной стюардессе, он подошел к своему креслу. Над креслом в багажном ящике «Боинга» оказалось свободное место, как раз для его дорожной сумки и черной ветровки из тонкого хлопка. Небрежным движением Ален освободил руки от того и от другого, наклонился, чтобы не стукнуться головой о днище ящика, занес ногу, желая протиснуться по узкому проходу, который оставался между чьими-то обтянутыми синими джинсами коленями и спинкой кресла перед ними. Ален замер в позе журавля на болоте.

Его взгляд уперся в макушку, покрытую пышными светлыми волосами. Алену захотелось проследить, куда устремляются эти ничем не связанные волосы.

Женщина явно испытывала неловкость и поёрзала. Она чувствовала нависшую над ней чужую тень, но не видела, чья она, эта тень.

— Пожалуйста, — пробормотала она, вжимаясь в кресло и пропуская Алена. — Или вы хотите, чтобы я встала?

Она говорила спокойно, без всякой улыбки. Но и теперь она не разглядывала его, лишь мельком посмотрела, убедилась, что это мужчина, и снова поднесла к лицу журнал, который читала.

— Нет, благодарю. — Ален занес ногу над ее коленями, чтобы попасть в свое кресло. Но он не удержался, потерял равновесие и коснулся ее колена. — О, прошу прощения.

Она снова подняла голову от журнала, молча посмотрела на Алена. В глазах не было осуждения. Интереса в них тоже он не заметил. Скорее там мелькнула легкая досада — оторвали от интересного занятия.

У нее серые глаза, отметил Ален. И пухлые губы. И еще — и это самое главное — она ничуть не похожа на его бывшую жену. Она отличалась от нее так, как отличаются куры леггорн от кур породы изабраун. Он ухмыльнулся и отвернулся к окну. Интересно, что бы она сказала или, может, даже сделала, если бы догадалась, о чем он сейчас подумал.

Ален устраивался в кресле — он то вытягивал ноги, то снова их подбирал. Но она ни о чем не догадается, тем более что он не собирается думать о ней. Это не его тип женщины. Высокая, это видно, даже когда она сидит, иначе он не задел бы ее колено своим, у нее слишком длинные ноги.

Он покосился в ее сторону, просто так, сказал он себе, чтобы довершить картину. Его всегда интересовал габитус любого живого существа, он позволяет понять, что можно ждать от той или иной особи. Ален слышал, что если ты женишься на женщине высокого роста, то тем самым обеспечиваешь себе высокую дочь… А она, его соседка, светловолосая, с белой кожей. Хотя руки, которыми она держит журнал перед носом, загорелые, будто поджаренные на калифорнийском солнце. Ничего особенного, заключил он, в ней нет. Синие джинсы он уже заметил, белую футболку навыпуск тоже. Все без претензий. На ногах наверняка мокасины.

Ален перевел взгляд на ноги соседки. Он угадал, да, мокасины. Рыжего цвета и о-очень приличного размера.

Ален ухмыльнулся.

Это не Салли. Не-ет. Салли — вот женщина его типа. К сожалению, только внешне, вынужден был признать он снова. Изящная, миниатюрная, черноволосая, смуглая, с вьющимися от природы волосами. Такая цыпочка, ах. Но очень уж сильно клевалась, как вопьется в темечко, так долбит и долбит.

Он усмехнулся — он когда-нибудь наконец отделается от своих профессиональных сравнений? Когда-нибудь перестанет в каждой женщине находить что-то общее со своими драгоценнейшими курами? Ту же Салли все обычно сравнивали с Барби. Неважно, что она темноволосая.

— Какую куколку ты себе отхватил, — восхищался брат Алекс, — если бы она была еще блондинкой… Кстати, ты знаешь, что наш отец в молодости приударял за мадам, которая придумала всемирно известную куклу Барби?

— Кто тебе сказал? — изумился Ален.

— Отец.

— Так почему она не стала нашей мамочкой? — засмеялся Ален.

— Потому что тогда еще не делали Кенов для Барби.

Братья смеялись, но Ален был счастлив. Его идеал был не только хорош собой, но и известен в своих кругах. Салли Кингмор прочили большое будущее искусствоведа. Она занималась европейским авангардом со страстью, а познакомиться с ней Алену помог Алекс, который вращался в той же среде, что и Салли.

О, это было самое настоящее приключение, от которого Алекс не отговаривал брата, но все-таки предупреждал:

— Если что-то случится между вами — умываю руки.

Да что могло случиться, когда Ален Ригби никак не мог дождаться того мига, когда Салли окажется в его спальне?!

Но во всем, что произошло с их браком, он не винил Алекса или себя. Кстати, не винил он и Салли тоже.

Ален надеялся, что бывшая жена на него не в обиде, потому что галерея, которую она открыла в Вашингтоне, построена на куриные деньги. На деньги Алена Ригби.

Он снова намеренно рассеянным взглядом окинул соседку, которая до сих пор не поднимала глаз от журнала. Боковым зрением он заметил рисунок — птица. Ален почувствовал, как спина покрылась потом. Она тоже интересуется птицами? Выходит, тем же, чем и он? Значит, птицами интересуются крупнотелые рослые женщины? Носящие обувь девятого размера? Он чуть не поперхнулся от смеха. Может, взять и спросить ее — как она относится к курам?

Но Алену не пришлось произнести ничего похожего, потому что стюардесса, одаривая салон сияющей улыбкой, сладким голосом прервала ход его мыслей.

— Дамы и господа!

Соседка не реагировала. Ясное дело, ни сладким голосом, ни дежурными словами ее не возьмешь.

— Вы летите в Париж?

Этот оригинальный вопрос сорвался с языка Алена совершенно непроизвольно. Ален почувствовал, как пот заструился по спине. Он поднял руку и потянулся к ручке вентилятора над головой, чтобы направить на себя поток холодного воздуха.

Его соседка быстро подняла голову и ответила вопросом на вопрос:

— А вы выходите, не долетая до Парижа? — И снова уткнулась в журнал.

Он засмеялся. Не слишком любезная особа. Но голос приятный.

— Вообще-то не собирался, — признался он. — Хотелось бы долететь.

— Мне тоже.

Она усмехнулась и перевернула страницу. Ясное дело, дает ему понять, что не намерена утомлять себя разговорами.

— …пристегните ремни… — ворковала стюардесса.

Ален схватился левой рукой за ремень и потянул на себя. Соседка поморщилась.

— Не так энергично, пожалуйста. — Она привстала, сунула под себя руку и вынула ремень. — Оставьте мой ремень в покое. — Потом опять уткнулась в журнал.