Боги глубокого космоса (СИ) - Дарья Кузнецова

Так что я вполне привычно потянулась к электронному перу и принялась рассказывать белому пространству впечатления последних дней. В такие моменты главное не мешать руке, и сразу многие вещи становятся гораздо понятнее.

Один за другим из-под моей руки выходили быстрые почти схематичные наброски. Крейсер над Альдаром, скорчившаяся на полу каюты фигурка. Монументальная фигура человека в броне — белая на чёрном фоне. Вот человек в броне держит за хвост отчаянно бьющегося маленького чертёнка и озадаченно скребёт в затылке; хвала Санае, я, кажется, могу воспринимать всё происходящее с юмором!

А дальше пошли портреты, и я попробовала совсем отключить разум, позволить рисовать подсознанию. Оно часто бывает куда мудрее рассудка, и уж в окружающих меня разумных существах разбирается гораздо лучше и точнее. Не даром же мой суровый папа на моих рисунках почему-то всегда выглядит взъерошенным и рассеянным, а гордая мама — по-домашнему тёплой и улыбчивой. Хотя их такими не видел никто, даже я; но я была совершенно уверена, что именно вот такие они — настоящие.

Доктор с красивым именем Аристотель получился большой, уютный и забавный, он строил сидящему на колене демонёнку «козу».

Человек по-прозвищу Филармония улыбался от уха до уха. Он в расслабленной позе сидел в кресле и обнимал талию притулившейся на подлокотнике женщины; весьма схематичной, но даже в таком виде почему-то очень красивой.

Гудвин стоял, к чему-то привалившись и скрестив на груди руки, и тоже улыбался. Он был в форме с закатанными рукавами, а улыбка была очень странная: я так и не смогла разобраться, какое выражение она несла. Не то горькая, не то мечтательная, не то ироничная, не то задумчивая.

От Чака почему-то осталось одно лицо, прорисованное очень подробно, до малейшей детали, и почти живое. И в выражении этого лица, буквально в каждой чёрточке читалась горечь, даже отчаянье, какая-то болезненная тяжёлая тоска. Я долго вглядывалась в нарисованный образ, и так не сумела понять, почему эту эмоцию я приписала именно ему. Не Гудвину с его тяжёлым прошлым, не странному и необычному Нилу, а вот этому ворчливому нескладному мужчине.

А Нил довольно предсказуемо начался с дракона. Точнее, с целых двух маленьких, даже меньше статуэтки со шкафа, дракончиков, возящихся на полу. На этом месте я порадовалась, что рисую на электронном основании, потому что на их фоне человек сначала просто не поместился, пришлось пододвигать в угол. А потом появился Нил. Он сидел рядом, облокотившись, кажется, на диван или край кровати, нависал над дракончиками и смотрел на них с ласковой тихой грустью, с которой порой украдкой смотрела на меня мама, когда думала, что никто этого не видит.

Дальше же меня окончательно заклинило на драконах. Парящие, сидящие, спящие… На пятом наброске я решительно свернула свои художества и, потянувшись, пошла обедать, прихватив с собой планшет: обещала же показать людям домовуху.

Судя по всему, моё подсознание сгорало от любопытства, что же там такое в этой книге про драконов. Или просто намекало, что я сейчас голодна как этот самый дракон. Не знаю, чем они питались, но если судить по размерам, еды им требовалось очень много.

Несколько изображений домовухи привели мужчин в восторг. Они склонились над моим планшетом и попеременно тыкали в картинку пальцами, озадаченно хмыкая.

— Лысая кошка с руками; жуткое зрелище, — высказался Фил.

— Иль, а они детей вылизывают? — напряжённо поинтересовался доктор. Видимо, бедолага решил, что ему придётся этим заниматься.

— Только совсем маленьких, буквально первый месяц, — успокоила его я. — И это не обязательно.

— Ого, а это кто? — Филармония с Нилом растерянно переглянулись, а Гудвин протянул планшет мне.

— Не важно, — поморщилась я и, не глядя на картинку, выключила прибор. Я и так знала, что перед домовухой шли многочисленные разнообразные пейзажи, а после неё — домашние. Надо думать, заинтересовал их портрет отца при полном параде.

— Странно, мне эта физиономия показалась знакомой, — хмыкнул Ярослав.

— Может быть, — пожав плечами, ровно согласилась я. — Это просто красивая картинка.

Я уже давно привыкла при посторонних избегать высказываний о том, чья я дочь. Обычно за этим следовало недоверие, возмущение, презрение, жалость и ехидство. Ладно я, но множить количество лицемерно сочувствующих отцу, а внутри — откровенно злорадствующих мерзавцев не хотелось. Предсказать реакцию людей я не могла, но решила лишний раз не рисковать. Да и что изменит эта информация?

— Нил, а как ты думаешь, — обратилась я к своему «опекуну», когда мужчины рассаживались за столом пить чай. Традиция была странная, но этот их чай мне понравился. — Драконы с Кинду, они могли спастись? Если они действительно могли летать между звёзд, почему они обязательно должны были погибнуть?

Этот, казалось бы, простой вопрос повлёк за собой странную реакцию. Доктор с Гудвином быстро тревожно переглянулись и растерянно уставились на Нила, а тот как будто смутился от такого внимания.

— Мне тоже кажется, что они выжили, — наконец, соизволил ответить мужчина.

— Угу. А вот это что сейчас были за переглядывания? Он что, замаскированный дракон, что ли? — нахмурилась я. Это предположение их здорово развеселило; кажется, оно действительно было далеко от истины.

— Ага, мутировал в тяжёлых условиях, — хихикнул Филармония. — Или нет, знаю! В дракона он превращается, если его разозлить!

— Хорошая идея, надо попробовать, — ухмыльнулся Нил. — Смогу, например, откусить тебе что-нибудь ненужное, вроде головы. Ты ей всё равно не пользуешься!

— Как это — не пользуюсь? — возмутился Фил. — Я ей разговариваю, ем и шлем ношу!

— Оно и видно, — хмыкнул Гудвин. — Господа офицеры, вы покушали? — вкрадчиво поинтересовался он. Когда подозревающие подвох товарищи высказали неуверенное согласие, последовало ожидаемое продолжение. — Тогда бегом марш в рубку, пока мы в звезду не впечатались! — рявкнул он. Чак, а за ним — Нил с Филом действительно бегом покинули кухню. — Док, уберёшь здесь?

— Уберу, чертёнок всё равно спит, — усмехнулся тот. — А ты вредителя прихвати, пусть ребёнок порадуется, ей интересно будет.

— Тоже верно. Пойдём? — предложил Гудвин и я, естественно, не смогла отказаться и торопливо закивала в ответ, подскакивая с места с планшетом в охапке. Когда я ещё посмотрю на процесс управления кораблём? У нас посторонних на световой год к святая святых не допускают, а тут сами предложили!

Рубка оказалась просторной, светлой, наполненной перемигиванием разноцветных огоньков и какими-то странными звуками. Шорохами, тихим гудением на разные тона, почти птичьим попискиванием. По кругу был расположен ряд из десятка закутков с по виду совершенно одинаковыми экранами и управляющими панелями, посередине — ещё одно кресло, окружённое двумя разомкнутыми полукольцами пультов. Рядом с той дверью, через которую мы вошли, имелась ещё одна, по виду — совершенно такая же.