Властелин пустоты - Александр Громов

А он-то при чем? Скребу в затылке.

Ага, вывозить трупы. Из триллеров.

Мучительные потуги к остроумию.

— Кстати сказать, ты к Стефану присмотрись. Как-никак он твой прямой потомок.

— ??

— Твоя правнучка выйдет замуж за прибалта, ну и вот…

Удружил… Притом наглеет на глазах:

— Подсказать тебе, кого надо грохнуть в первую очередь?

Вот так, да?

— Не старайся, — пресекаю. — Обещаю и торжественно клянусь, что во всем повествовании ты не найдешь ни одного трупа.

Довольно-таки опрометчивое заявление с моей стороны. И кто дурака за язык тянул?

— Спорим?

Назвался груздем — продолжай лечиться.

— Спорим. На щелабан.

— За каждый труп?

— Еще чего, — спохватываюсь. — Оптом.

— Дешево отделаться хочешь. Ну ладно, черт с тобой. Кто разобьет?

Некому. Жену разбудить разве? Гм… пожалуй, не стоит. Я своей супруге не враг. Рука, высунувшаяся из стены, имеет цвет обоев — зелененькая в цветочек. Меня и то вгоняет в пот.

— А если об угол стола?

— Ой!..

— В чем дело?

— Больно об угол-то…

— Потерпишь. Стенку поправь.

10

Они потеряли много времени, вылавливая вещи по всему плесу, и все же спасли не все. У Веры уплыла куртка, у Питера — лук, и рация таки утонула. Питер нырял, но не смог ее найти.

— Хорошо, что вторая фляжка уцелела, — сказала Вера.

Йорис молчал. У него шла носом кровь, он стеснялся и отворачивался.

— Ляг на спину, — посоветовал Питер. — И куртку сними, пусть просохнет.

Везло ли ему, сказался ли опыт — не имело значения. Главное, цел и невредим, а ссадина на спине не в счет. Даже когда лодку кувыркало в потоке, как глупое бревно, и несло на гранитный зуб, а он помешал, подставив себя, все обошлось, хотя ударило крепко и могло бы сломать спину. И еще потом, когда за водоскатом пенный котел хотел его утопить, он не дался и выплыл, выдернув из котла и Йориса. Того ударило головой, но не сильно — отойдет.

Вера баюкала руку — ей повезло меньше. Питер, осмотрев, сказал, что перелома нет, но рука все равно распухла и не гнулась в локте. Руку пришлось подвязать, и все равно было больно, а на весло не хотелось и смотреть. Вера успокаивала себя: до озера осталось всего ничего, Питер справится один, а на озере можно поставить парус…

При ударе о гряду сильнее всего пострадал левый борт лодки. Корпуса разведракет «Декарта» выдерживали, как следовало из документации, до тридцати «g», однако предпочитали равномерно распределенные нагрузки.

Опять принесло мошкару, она обнаглела и лезла в глаза, и кто-то страстно урчал и хлюпал в болоте за бугром, то ли опасный, то ли нет. На плесе вода сделалась темнее и холоднее на вид: здесь была глубина. Крупные прозрачные насекомые, неопасные для человека, гонялись за мошкарой, стараясь держаться подальше от воды. Там их ждали. Шумно плеснула, выпрыгнув на мгновение, крупная рыбина и снова ушла в глубину, несъедобная тварь.

Солнце жарило вовсю.

— Поесть бы что-нибудь, — сказал Йорис, шмыгая носом. — Может, у нас осталось? Крошки какие-нибудь…

Питер покачал головой.

— Потерпи, — сказал он. — Первая сосулька, какую найдем, — твоя. Обещаю.

— Почему это моя? — благородно возмутился Йорис. — Я поделюсь…

— А я-то думал: как нам быть, если ты не поделишься? Лежи уж… выздоравливай. Ты, Вера, прости: сосульку — Йорису. Мне гребец нужен.

— Правильно, — сказала Вера. — Я не хочу есть. — Она вдруг испугалась, что ей не поверят, и замотала головой: — Правда, я совсем не хочу.

Но ей поверили, и от этого стало немножко обидно.

Они еще поговорили о том, как они наедятся в лагере и сегодня же вечером — не позже! — улягутся спать сытыми, и о том, что пищевая паста не столь уж дурна на вкус, а потом Вера вспомнила, что сегодня день рожденья Петры, поэтому должен быть особенный стол, и всех троих немного мутило, а рты наполнялись пустой слюною, но они говорили о еде, чтобы не говорить о лодке, о страшной вмятине в ее днище и о том, что ждет их на озере. Вернее — кто ждет. Многодневный путь пешком в обход озера по болотам был молчаливо отвергнут как нереальный.

— Говорят, у Стефана в башне целый склад консервов, — зло говорила Вера, а Йорис поддакивал и щупал голову. — Только никто не знает, где он, этот склад.

— Сказки, — веско возражал Питер, и Йорис снова поддакивал. — Нет у него склада. Мы бы знали.

— Да? Сказки? А когда испортился синтезатор, откуда взялись консервы? Мясо, овощи, молоко для малышей? Откуда все это?

— Отчего же не спросила? — без интереса интересовался Питер. — Побоялась?

— Ну, не так чтобы… — оправдывалась Вера и морщилась, потревожив руку. — Просто как-то не пришло в голову. Как-то так… Я же тогда еле ноги волочила, ты помнишь. Да и ты тоже. Сам-то почему не спросил?

— Потому что нет никакого склада. Не спорю, раньше был, а теперь нет. Так-то вот.

Было жарко. И было сыро и дрожко. Все сразу.

11

Услышав осторожный свист, Илья перемахнул через перелаз с такой скоростью, что запутался в перекладинах и едва не грохнулся оземь. Дождался, наконец! Черви бы болотные сожрали рыжего зануду — ходит нога за ногу.

— Зачем звал? — спросил Людвиг.

Илья оглянулся — мальчишка Маркус маячил на верху частокола и был похож на нахохлившегося вороненка. Свистнет, если что. За частоколом торчала черным пнем верхушка донжона, и тяжкими кругами вокруг башни летала старая седая гарпия. Часовой не обращал на нее внимания — гарпии опасны стаей.

Илья осмотрелся еще раз, вопросительно кивнул Маркусу, дождался ответного кивка, подтверждающего: все в порядке, Стефана нет, и тогда, наклонившись к уху Людвига, сказал шепотом:

— Я знаю, как добыть бластер.

12

— Так, пожалуй, и ветер стихнет, — озабоченно произнесла Вера.

Тему не поддержали. Плохая примета — говорить о ветре перед переходом через озеро. Оно этого не любит.

— А если вмятину залепить глиной? — предложил Йорис.

— Размокнет и отвалится. Да и глины нет.

Завалив лодку набок, Питер возился, закрепляя киль. Киль был мал, внезапный боковой шквал мог опрокинуть лодку, но другого киля не было. В сущности, киль не был килем, а был одним из стабилизаторов ракеты, достаточно аэродинамически совершенным, чтобы использовать его на воде. Само собой, только на озере. На порогах киль был мешающим неудобным грузом и покоился внутри лодки.

— Надо бы сделать катамаран, — сказал Йорис. Он поддерживал лодку с кормы, стараясь не глядеть на страшную вмятину в днище («Неужели это я сюда головой?..»). — Тогда можно без киля. И надежнее.

— А на реке?

— А на реке катамаран можно разобрать. Получатся две лодки. Одну спрятать, ничего ей не сделается, а на другой плыть по реке. Потом вернуться и снова собрать. И идти по озеру хоть напрямик. Сделать катамаран пошире, тогда его, наверно, даже водяной слон не перевернет…

— Сорок лет думали и не додумались, — презрительно сплюнула Вера. — Много ты знаешь про водяного слона. Ты его хоть раз вблизи видел? Ну и молчи.

— Видел!

— Когда видел? Ну?

— В прошлом году видел! — От обиды Йорис чуть не выпустил корму. — Видел, видел, видел, видел! Вот! А ты катамаран когда-нибудь видела?

— На картинке. Давно, на Земле еще.

— А я его живьем видел!

— Врешь ты все…

— Нет, отчего же, — сказал Питер. Когда он начинал говорить, другие умолкали. — Идея сама по себе интересная. Просто очень хорошая идея. — Краем глаза он проследил за тем, как на лице Йориса разливается румянец смущения и удовольствия. — Вот только один вопрос: где взять вторую лодку?

— Распилим еще одну ракету, — быстро сказал Йорис. По тому, как Питер, не прерывая работы, медленно покачал головой, он понял, что сказал не то. — Ну, еще что-нибудь…

— Последнюю ракету Стефан не даст, — хмыкнула Вера. — Особенно нам.

— Правильно.

— Почему?

— Потому что, если мы утонем, Стефану будет легче, — сказала Вера. — Ты еще не понял, что он нас не ждет?

Йорис запнулся. Двигал кожей лица, переваривал мысль.

— Как же так…

— А вот так!

— Лоренц по-своему хороший человек, — неожиданно сказал Питер.

— Что? — Вера была потрясена. — Кто? Лоренц? Ты больше так не шути, ладно?

— Не буду. — Питер усмехнулся.

— Сказал тоже — Стефан… Убила бы.

— Нет, он человек талантливый. Сорок лет всех вас держать в узде — я бы так не смог.

— И не нужно, — тихонько сказал Йорис.

— Понимаешь, когда пытаешься сделать всем хорошо, всем почему-то становится плохо, — сказал Питер. — Беда в том, что даже самый лучший человек не может определять, что для другого человека хорошо, а что плохо. Мне Лоренца жаль, он вам добра желает…