Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

Это было неправильно. Даже в таком состоянии я отдавала себе отчет в том насколько. Я не знала ни причин появления этого знака, ни его смысла, ни того, какие последствия могло иметь любое из моих действий, но все равно не могла остановиться. Это походило на временное помешательство, на какую-то манию, с которой было невозможно бороться. И это было слишком приятно, невыразимо приятно — просто касаться ее языком, ощущая, как вплетшийся в мое тело запах молодого альфы тоже становится острее. Как если бы он был рядом со мной, как если бы это его язык скользил по моей коже и не только на руке, а ниже, глубже, настойчивее…

— Хана, ты здесь?

Громкий голос Макса вывел меня из блаженного транса. Я вздрогнула всем телом и снова едва сдержалась от того, чтобы не зарычать в ответ. Мои собственные реакции продолжали меня удивлять, но пока я слишком медленно и туго соображала, чтобы проанализировать это и сделать предположение о том, какого Зверя вообще со мной творится.

— Ты же замерзнешь, с ума сошла! — Увидев, что я сижу у стены на пожарной лестнице, он всплеснул руками и вылез наружу. На его прикосновения, пока он поднимал меня и затаскивал в дом, мое тело отреагировало куда спокойнее. Он не был альфой, а значит не был…

…соперником?

— Джен сама не своя, да и на тебе лица нет. Неужели наши попугайчики-неразлучники поругались? — покачал головой Макс, закрыв окно и снова повернувшись ко мне. — Все нормально?

— Я хочу выпить, — отозвалась я. — Чего-нибудь покрепче. Какой-то… дурной день сегодня. Только давай без… твоих идиотских приколов и потери памяти от пары глотков, ладно?

— Понял, — кивнул он, видимо оценив, что в своем текущем состоянии я совершенно не настроена шутить или тем более понимать чужие шутки, и исчез из моего поля зрения. Едва что не натыкаясь на предметы в комнате, я добралась до ближайшего свободного местечка на диване рядом с незнакомой, шумно общающейся компанией. И хотя не собиралась подслушивать их беседу или тем более участвовать в ней, тема их разговора невольно привлекла мое внимание, и через какое-то время мне даже почти удалось выкинуть из головы то, что произошло между мной и Джен.

— …В «Нью Джорнал» писали, что первые таблички Оймаха начали появляться еще в семидесятых. Их находили по всей стране, но больше всего здесь, в Восточном городе, — говорил один из мужчин, бородатый широкоплечий блондин в красном свитере. Отчего-то он сразу показался мне смутно знакомым, словно я уже видела его раньше. Даже вспомнила его имя — Кори. — В то время они наделали много шума, потому что их связывали с тайными обществами и религиозными сектами. Вы же помните, что тогда творилось?

— Я помню, — подтвердила миловидная девушка в очках, сидевшая рядом со мной. От нее вкусно пахло цветочными духами и немного алкоголем, но никаких других запахов я не ощущала. Скорее всего, на этой вечеринке мы с Джен вообще были единственными бестиями, и, наверное, в моем текущем странном состоянии это было даже к лучшему. Меж тем сидящая рядом со мной девушка продолжила свою мысль: — Народ с ума сходил из-за Бешеного Билла и того, что он творил. Его же только в семьдесят восьмом наконец поймали, да?

— Бешеный Билл, да, — кивнул бородач, усмехнувшись. — Занятный был мужик.

Я тоже слышала о Бешеном Билле — он был одним из самых известных серийных убийц второй половины прошлого века, и его случай описывался во многих учебниках по психиатрии и криминалистике. Я не знала всех деталей его дела, только то, что он совершил семнадцать убийств, причем убивал и альф, и омег, и людей. На суде его адвокат заявил, что его клиент болен бешенством, а значит не контролирует свою ярость. Тогда это вызвало волну общественного негодования, ведь считалось, что болеющий бешенством альфа в принципе не способен соображать здраво и потому не смог бы так долго скрываться от правосудия. Я не помнила, чем в итоге все закончилось, но вроде бы его все же посадили на электрический стул несмотря на все попытки стороны защиты доказать, что подобный клинический случай требует всестороннего изучения, а никак не уничтожения.

— Семидесятые вообще были дурным десятилетием, — отмахнулся еще один из участников разговора. — Землетрясение в Японии, гражданская война на Ближнем Востоке, третья часть «Убийственной радости»…

— Не могу поверить, что ты поставил эту ерунду в один ряд с войной и землетрясением! — закатила глаза его спутница, пока тот, довольный ее реакцией, приглушенно смеялся и пытался увернуться от ее острого локтя.

— Они воскресили Соломенную голову, но взяли другого актера на его роль! Да даже сделка с демонами не могла так испортить его внешность! Лучший слэшер поколения, но третья часть это просто плевок в лицо всем фанатам!

Они принялись оживленно обсуждать провал знаменитой хоррор-трилогии, и девушка в очках, досадуя, что тема разговора сменилась так резко, снова повернулась к бородачу:

— Кори, ты говорил про таблички, помнишь?

— Странно, что об этом вообще еще кто-то помнит, — хмыкнул он. — Я-то надеялся, моя будущая статья вызовет у общественности больше интереса.

— Ты ворошишь какие-то совсем замшелые древности, старик, — рассмеялся кто-то. — В семидесятых разве что инопланетяне на крыше Дома с колоннами не высаживались. Лучше бы в самом деле написал про Бешеного Билла или про бесславную кончину «Убийственной радости».

— Как будто про это и так не написана тонна макулатуры, — не удержался Кори, а потом подсел поближе к девушке в очках, видя, что она единственная, кто готов его слушать. Теперь мы сидели на диване втроем, и, хотя между мной и ими был почти метр свободного пространства, я все равно ощущала себя лишней. Но мне пока совсем не хотелось возвращаться к собственным проблемам и странностям, и я была готова послушать про чужие.

— Не обращай на них внимания. Они, во-первых, уже пьяные через одного, а, во-вторых, всегда тебе завидовали. Ведь ты Кори МакДонал, а они — просто клерки, просиживающие штаны в пыльных офисах.

И вдруг меня осенило. Я вспомнила, где видела этого мужчину и почему его имя так легко всплыло в моей памяти в отличие от всех остальных из его компании.

— Кори МакДонал? — подала голос я, решившись наконец привлечь к себе внимание. — Вы Кори МакДонал?

— Вы меня знаете? — вежливо улыбнулся он, как будто только меня заметив. Его собеседница тоже обернулась ко мне, удивленно подняв брови.

— Я читала ваши статьи, — призналась я. — И как-то видела вас на ток-шоу по телевизору. Ух ты. Понятия не имела, что у Макса есть такие знаменитые друзья. Меня зовут Хана Росс.

Я протянула ему руку, и он пожал ее.

— Очень приятно, Хана, — кивнул он. — Это Диана, моя подруга. — Мы с девушкой в очках тоже обменялись рукопожатиями, и от моего взгляда не укрылось, как она судорожно вдохнула, когда я придвинулась ближе. Сейчас мой запах уже успокоился и для людей был почти неощутим, но в том, как она отреагировала на мое вмешательство в разговор, и в том, как пристально смотрела сейчас, я чувствовала опасение — и, возможно, некоторое предубеждение. Читать людей было куда сложнее, чем бестий, и я порой обманывалась в собственных предположениях относительно их истинных мотивов и чувств. В конце концов, мне целых три года удавалось убеждать себя, что мой муж меня любит, в то время как он сам был совсем в этом не уверен.

— Я прошу прощения, что вот так ворвалась в ваш разговор, — немного смущенно проговорила я. — Просто не смогла сдержать удивления. Вы говорили о каких-то табличках…

— О табличках Оймаха, верно, — подтвердил Кори. — Вы слышали о них?

— Честно говоря, нет, — покачала головой я. — Что это?

— Сейчас покажу. — Он полез в задний карман джинсов за телефоном, а я на всякий случай чуть отодвинулась от них, чтобы Диана поняла, что я не претендую на ее мужчину. Порой люди, даже лишенные наших территориальных и собственнических инстинктов, вели себя ничуть не менее агрессивно или ревностно, чем любой опьяненный феромонами альфа. — Вот, смотрите. — Кори передал мне смартфон, и я, приняв его из его рук, увидела на экране фото прибитой к стене дома таблички. Она была горизонтальной, сантиметров двадцать в длину и примерно вполовину меньше в высоту. С ходу было сложно сказать, из чего она сделана, но мне показалось, что из фанеры или чего-то подобного. На ее поверхности были то ли выбиты, то ли выжжены следующие слова: