Меняя завтрашний день - Елена Негва

Звук изменился.

Он стал высоким и пронзительным настолько, что Вика не выдержала и зажала уши ладонями, зачарованно наблюдая за происходящим.

Всё падает в землю

Возвращаясь обратно

Превращайтесь в золу

Облетите превратно…

Летящая паутина стала густой и матово-белой на общем фоне. Нити сами собой сплетались в какие-то узорчатые кружева, постоянно меняя рисунок. Все светящееся разрасталось и увеличивалось в размерах, а потом окружавшая Анну тьма взорвалась ослепительным светом. Вспышка была настолько сильной и болезненной, что Вика упала на бетонный пол, закрывая голову руками. Ей казалось, что в её тело с размахом вонзились тысячи раскалённых иголок.

В воздухе распадалась и таяла белая паутина.

Мотыльки уже не летали, они, как слепые, беспомощно ползали по полу, судорожно шевеля обгоревшими крыльями.

Анна стояла у стены и злорадно ухмылялась, наблюдая за их безуспешными попытками взлететь.

— Они слишком беспомощны, чтобы подняться и улететь отсюда, — произнесла она и вытащила из-за спины английскую булавку величиной с трость. — Они думали, что всё вечно и ничто не сможет потревожить их уединения? Так вот, скажу я тебе, они жестоко просчитались. Как жаль. Бесплотные призраки, воплощённые в жалких бабочек сегодня наконец-то перестали петь свои заупокойные песни!

Вика медленно поднялась с пола и осмотрела себя — взрывная волна ничуть не задела её. К её ногам жался какой-то мотылёк без одного крыла, которое, видимо, обгорело, один из сотен тысяч, и девушка взяла его в руки. Казалось, все земное горе сосредоточилось в чёрных бездонных глазах бабочки, с немым укором вопрошавшей, за что ей выпала такая участь. Вика не выдержала этого и расплакалась, продолжая бережно держать мотылька в ладонях, легонько поглаживая его кончиками пальцев.

— Это твоя мать, дорогая, — ядовито сказала Анна, пристально наблюдая за Викой. — О, как она хотела бы уберечь тебя от всего этого. Ты плачешь, пытаясь доказать, что тебе жаль какую-то беспомощную бабочку?! Нет, дорогуша, ты жалеешь себя, да-да, милая, тебе очень горько думать о том, что тебя все бросили! Братец налаживает свою собственную жизнь, дальние родственники и знать не знают о твоём существовании, а жалкая душонка твоей мамочки сосредоточилась на твоей ладошке. Не надо быть такой сентиментальной плаксивой дурочкой!

— Не смей так говорить о моей матери! — впервые за последние годы Вика закричала, продолжая плакать. Вскоре плач перешёл в рыдание, она долго не могла взять себя в руки и успокоиться. — Она… она прекрасный человек, редкой душевной доброты и тепла…

— Была, — по слогам произнесла Анна невозмутимым тоном. — Она, насколько мне известно, отошла в мир иной по вине несчастного случая. Да, вовремя она это сделала, а то её слабая нервная система не выдержала, узнай она, что это ещё не все горести, выпавшие на твою долю! Бедная женщина, иметь такую слабую дочь с хилым здоровьем, как ты, сплошное нервное расстройство… То-то ты нервами в неё пошла! Такая же психически неуравновешенная и запуганная, трусливо называющая это «тонкой душевной организацией личности» и до сих пор лелеющая все свои детские страхи! Людям свойственно придумывать себе оправдания, нежели честно признаться себе в своих недостатках и решать проблемы по мере их возникновения, не давая им сваляться в снежный ком…

Вика вполуха слушала то, что язвительно говорила молодая женщина. Все внимание девушки было сосредоточено на серебристо-чёрном мотыльке, который, судя по всему, умирал. Вика чувствовала какую-то смутную связь с этой дрожащей в её руках бабочкой, но у неё не было времени разобраться в своих чувствах, поскольку впечатление от произошедшего было сильным и ярким.

Анна кругами ходила вокруг неё, словно хищник, присматриваясь к добыче. Она заметно нервничала.

Вика сделала короткий вздох, когда мотылёк замер у неё в ладонях и прямо на глазах начал превращаться в пыль.

— Почему она исчезает? — охрипшим от волнения голосом спросила Вика. Слёзы застыли на её щеках.

— Ты ещё спрашиваешь? — раздражённо отозвалась Анна и остановилась. — Что ж, ты имеешь право это знать, и я отвечу тебе. От них не осталось ничего, кроме горстки пепла, да и то, скоро он развеется в воздухе. Это в наше время используются крематории, где потом на руки родным и близким выдаётся урна с прахом. Здесь все проще и куда дешевле! Они не оставляют следов, потому что Господь в своё время не принял их души ни в ад, ни в рай, оставив эти создания ровно посередине духовного мира, чтобы впоследствии решить дальнейшую судьбу каждого из них. Но, как видишь, я помешала ему в осуществлении этих грандиозных планов и уничтожила их. Здесь все предельно ясно и доступно пониманию простого смертного. Вот и всё.

Анна умолкла и прислушалась.

— Великолепное исполнение, — самодовольно констатировала она. — Больше они не поют. Не о чем больше петь. Ну ладно, я своё дело сделала, мне пора уходить. В твоей компании я больше не нуждаюсь. Пока.

Сказав последнюю фразу, Анна выскользнула из помещения и словно растворилась в воздухе.

В доме не было слышно даже малейшего шороха и шум дождя, казалось, заполонил собой маленькую квадратную комнату с белыми стенами.

Вика разжала ладонь, и пепел немедленно исчез с её руки, словно испарившись.

Беспомощность и безысходность владели чувствами Вики. Только теперь она поняла, как одинока она была в жизни. Ни родители, ни брат, ни её немногочисленные приятельницы, которых она не могла назвать близкими подругами, держась от них на расстоянии из-за своей болезни… Анна здесь была права, но девушка чувствовала явный подвох в её лживых речах, словно та для чего-то настраивала Вику против всех, кто ей дорог. Для чего она всё делала, и какие цели преследовала, Вике было непонятно. Таким же странным выглядело и первоначальное предложение Анны покинуть дом, где Вика снимала две комнаты с братом. Всё, что было ей близко и дорого, Вика любила беззаветной и преданной любовью, отдавая себя целиком, без остатка. Именно эта любовь, поняла Вика, позволяла закрывать глаза на некоторые вещи и не замечать того, что зачастую происходило чуть ли не у неё на глазах. Но в других случаях эта любовь всегда вселяла в Вику надежду и уверенность в том, что она делала для близких людей и только потом для себя. Именно сейчас она жила для себя, замкнувшись и отгородившись ото всех во внутреннем мирке и ей выпала возможность теперь всё переосмыслить и сделать новые выводы. От этих мыслей Вика почувствовала, что стало чуть легче дышать, сознание немного просветлело, а в душе появилась небольшая уверенность в правильности своих действий. Словно её незримая каморка, где томилась душа, приоткрыла свои обычно плотно закрытые двери.