После ночи — утро - Михаил Фёдорович Колягин

Вот он уже у края крыши. Свесившись головой, посмотрел вниз. Да, рукава между вагонами разъединены. Теперь остается самое трудное: спуститься на автосцепку, потом еще ниже — под вагон — и соединить рукава. От крыши вагона до автосцепки более двух метров отвесной стены. Чуть просчитаешься — через долю секунды будешь бесформенным куском мяса. Но раздумывать было некогда.

Скользя животом по углу крыши, Василий повис на стене и прыгнул. От тупой боли он потерял сознание. Очнувшись, он почувствовал, что щиплет бок. Машинист лежал вниз головой на двух автосцепках, и зазором между ними захватывало при толчках его фуфайку вместе с телом. Со лба горячей липкой струйкой текла кровь. Видимо, обо что-то ударился при падении.

Нужно было не теряя времени спускаться под вагон. Василий решительно ухватился руками за скобу на вагонном брусе и опустился вниз.

Некоторое время ноги, не находя опоры, болтались под вагоном в воздухе. Чтобы не задеть о землю, Василий поднял их и случайно наткнулся на какой-то угольник. Теперь Василий висел под вагоном в горизонтальном положении вверх лицом. Стало легче, можно освободить одну руку.

Он притянул к себе сначала один рукав и, прижав его подбородком к шее, потянулся за другим и соединил их. Открыл концевые краны и почувствовал, как в резиновых рукавах, словно живая кровь в артерии, упруго забился воздух, заполняя магистраль.

Василий продолжал висеть под вагоном.

Выбраться обратно на автосцепку у него уже не хватило сил. Остается одно: продержаться здесь до тех пор, пока помощник не остановит поезд. Примерно через две минуты в магистрали поднимется давление до четырех атмосфер, и можно будет тормозить.

Хватит ли у Геннадия выдержки? Василий почувствовал, что у него начинают слабеть замерзшие пальцы, он не мог ими уже пошевелить. Казалось: разожми их сейчас, и ему станет совсем легко.

Сколько времени прошло с тех пор, как он соединил рукава?

Скоро должна быть станция, где пути наверняка заняты. Ведь их поезд промчался, опережая все графики. Но почему Геннадий не тормозит?

— Ну, тормози же, Гена! — закричал Василий. Но голос его тотчас же проглотил грохот паровоза.

«А вдруг на паровозе никого нет?»

Он мог бы сам затормозить поезд, разъединив рукава, но у него сейчас не хватит сил оторвать руку от скобы. И Василий начал яростно бить головой о рукава. К привычному грохоту поезда добавился шипящий звук. Вагоны еще больше заскрипели, задрожали, поезд терял скорость.

— Молодец, Геннадий! — прошептал Василий.

И когда поезд, словно смертельно раненный зверь, дергаясь в последних судорогах, доезжал последние метры, Василий опустил руки.

Сразу наступила такая тишина, что, казалось, слышно было потрескивание прожекторной лампы светофора, горевшего красным огнем перед самым паровозом.

Потом из вагонов начали вылезать люди. Возбужденные, они направились к паровозу. Люди видели, как из будки вылез парень в засаленной спецовке, и, не поворачивая к ним встревоженного лица, побежал к вагонам. Через несколько минут он, придерживая под руки, подвел к паровозу другого.

Тогда все поняли, кому они обязаны своим спасением.

С окровавленным лицом и распухшими пальцами, машинист был страшен.

— Чего же мы стоим? Надо бинты с йодом принести. Он же весь израненный! — воскликнула стоявшая с мальчиком на руках женщина, и, подавая одному из мужчин своего ребенка, добавила:

— Коля, подержи Сенечку, я мигом сбегаю.

Ребенок заплакал.

И вдруг Василий, облегченно вздохнув, тепло улыбнулся маленькому гражданину.

Он узнал этот голос.

МАШИНИСТ

Паровоз ставили на консервацию, в запас. Давно закончен ремонт, густо смазаны солидолом некрашеные детали, но Иван Иванович не торопился с докладом. Он продолжал придирчиво осматривать паровоз, остукивать молотком каждую гайку.

— Сеня, — обратился машинист к своему помощнику, — принеси-ка ключ — буксовую струнку надо подтянуть.

Подвижной и ловкий Сеня Гончаренко поспешил выполнить приказание.

— Непонятно, зачем нам все это? Мы же не под поезд свой паровоз готовим, а в запас, на продолжительную стоянку, — сказал парень, протягивая Ивану Ивановичу ключ.

— А тебе откуда знать, сколько простоит паровоз в запасе? Может, завтра поступит команда на заправку? — обрезал машинист.

Паровозы растянулись ровным трехрядным строем на всю базу. Они стояли безмолвные и притихшие. Первым в этой колонне был паровоз Ивана Ивановича. На будке висела подновленная Сеней табличка: «Старший машинист паровоза — механик первого класса Иван Иванович Селиверстов».

«Как на памятнике», — прочитав написанное, усмехнулся машинист.

Он с усилием отвел взгляд от паровоза и глубоко вздохнул. Трудно было ему представить, чтобы такие богатыри оставались без дела.

«Ну что электровозы? Жидковаты они по горам лазить. Вон, говорят, на четырех локомотивах уже какая-то там обмотка сгорела. Электровоз — машина деликатная, требует к себе нежного обхождения. А паровоз, он безотказный».

— Посмотрим, — прошептал Иван Иванович, словно споря с кем-то. — Посмотрим.

Со стороны станции послышался густой звук, а спустя минуту вагоны стоявшего на путях поезда плавно тронулись и покатились. Иван Иванович и Сеня смотрели на приближающийся к ним электровоз — один чуть ли не с грустью, а другой — с плохо скрытым восхищением.

— Вот сила! — не выдержал Сеня Гончаренко, глядя на бесконечную вереницу торопящихся вагонов, но тут же осекся.

Глаза Ивана Ивановича смотрели тоскливо, и Сене стало жаль его.

— Я не пошел бы работать на электровоз, — сказал он. — Не для моего он характера. Мне в работе живость нужна. — И, скосив свои черные, антрацитовые глаза, продолжал: — А на электровозе машинист с помощником сидят в своих креслах, будто в конторе, да всю дорогу только со сном борются. Разве это работа?

Сеня смолк. Он видел: на этот раз его слова не оживили машиниста.

Когда на Южный Урал прибыла первая партия электровозов, Иван Иванович присматривался к ним с интересом. Он, как человек, любящий технику, даже радовался, что появилась новая мощная машина. Ему и в голову не приходило, что электровоз когда-нибудь начнет теснить проверенный десятилетиями паровоз!

Но вот электровозники, освоившись с новой для них обстановкой, уже водили поезда на сто и более тонн выше старой нормы. Паровозы явно не выдерживали конкуренции. Однако Иван Иванович не сдавался. Он всеми силами цеплялся за паровоз.

Однажды после отдыха в оборотном депо он заглянул к дежурному по станции.

— Готовь сегодня поезд на тысячу восемьсот тонн, — спокойно сказал машинист.

Дежурный, молодой специалист, недавно окончивший техникум, засмеялся.

— На паровозе через горы — тысячу восемьсот тонн? Да это же на триста тонн больше нормы!

— Какой тут смех? — рассердился Иван Иванович. — Вам хаханьки да хиханьки, а тут… — Машинисту хотелось сказать: «…а тут, можно