Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Ульев Сергей

— А зачем вам?

— Коня своего накормить.

Крестьянка глянула на него исподлобья.

— Проголодался, бедняжка?

— Еще бы не проголодаться! Вторую неделю не кормлен.

Ржевский еще крепче прижал крестьянку к себе. Она завертела бедрами.

— Ну, я, прям, не знай. Может, вашему савраске лучше травку пощипать?

— Можно и на травке, — ответил поручик, щекоча ей усами шею.

И потащил ее в кусты. Впрочем, она не особенно сопротивлялась.

Пока Ржевский утолял свой любовный голод, Лебедев — Кобылин с Васильковым беседовали с мужиками о сене и о политике.

— Вот вы скажите, вы люди грамотные, — говорил самый лобастый из мужиков, теребя свою куцую бородку. — На кой ляд нам сдался этот Барклай де Толли — «болтай да и только»? Разве пристало нам, русакам, от французов раком пятиться! Вот бы сейчас Суворова на его место.

— Ты чего, Ерёма, с печки упал? Суворов уж лет десять как померши, — перебил низенький мужик, ковыряя в ухе. — Багратиону власть надо дать. Недаром в народе молвят — «бог рати он». А то у нас одни немцы в генералах ходют. Так они ж ни бельмеса не понимают. Им бы только хари свои напудрить и на плацу маршировать.

— Точно, — кивнул Лебедев — Кобылин. — Наполеон пруссаков всегда бил, а теперь они нас учить приехали.

Самый лобастый из мужиков почесал в затылке.

— А правда, батюшка, что Багратион… ну этот, как его…

— Чего?

— Грузин?

— Правда.

Мужик зацокал языком.

— Опять беда получается.

— Да чего ты на Багратиона взъерепенился, Ерёма! — возмутился низенький.

— Так ведь грузин, — тяжело вздохнул тот.

— Велика беда! Он же русский грузин, а не какой — нибудь там чухонский. Он за отечество всей душой болеет. Ты на себя лучше глянь: татарин вылитый!

— Кто татарин? — вскричал лобастый, вцепившись низенькому всей пятерней в бороду. — Я татарин?! Да я тебе сейчас, подкидыш цыганский…

— Это я — то подкидыш? — завопил тот, в свою очередь захватив в кулак бороду приятеля. — У меня цыган в роду сроду не было! Ах ты, жидовская твоя морда…

— Чаво?! Какая у меня морда?

Мужики схватились не на шутку. Еле Лебедев — Кобылин с Васильковым их растащили.

— Кутузов нам нужен, — сказал Лебедев — Кобылин, когда все успокоились. — Михаил Илларионович самый опытный из полководцев.

— Ну да! — вступил в разговор рыжебородый. — Кутузов же безглазый.

— У него только один глаз не видит, — пояснил корнет. — Ему его под Алуштой подбили.

— Подрался али с кем? — встрял какой — то пьяный дед, подставив к уху ладонь.

— С турками! — крикнул ему туда Васильков.

— С курками? В курятник залез? Ай — яй — яй…

— Да нет же, с турками! С тур — ка — ми!!

Из — за дальних кустов появился улыбающийся Ржевский.

— Хватит горло драть, корнет, — весело сказал он, а, подойдя поближе, шепнул: — Зайдите в кусты, не пожалеете.

— По нужде? — растерялся Васильков. — Так я вроде не хочу, даже по малой.

— Да не по той нужде, а по самой главной. Экий вы недогадливый, право! Идите, идите, — Ржевский подтолкнул корнета в направлении кустов. — На ваш счет уже все оговорено. Не забудьте только поздороваться.

— Вы меня разыгрываете, господин поручик?

— Корнет Васильков! — рявкнул Ржевский.

— Я! — вытянулся в струнку Васильков.

— Смирно! Кру — гом! Вперед шагом марш!

Корнет, домаршировав до кустов, оглянулся назад.

— Марш! Марш! — скомандовал Ржевский и, когда корнет скрылся среди листвы, крикнул в сложенные рупором ладони: — Стой! Ло — жись! Вольно!!

— Что это значит, Ржевский? — недоуменно спросил Лебедев — Кобылин, отойдя от толпы разговорившихся мужиков.

— Сейчас из нашего корнета мужчину сделают.

— Там… женщина?

— Еще какая! Хочешь отведать?

— Нет уж, уволь, — мрачно произнес Лебедев — Кобылин. — В любовь я больше не игрун.

— Обжегся на молоке, а дуешь на водку?

— Я не верю женщинам.

— А кто тебя просит им верить? — удивился Ржевский. — От тебя требуется всего лишь им…

— Не надо лишних слов, брат, — перебил Лебедев — Кобылин. — В другой раз, быть может, но… не сегодня.

— Как хочешь.

Из — за кустов ветер донес до них натужное пыхтение корнета и девичье хихиканье.

— Еще немного и он — мужчина, — сказал Ржевский, прислушавшись.

— Отойдем подальше, — потянул его за руку Лебедев — Кобылин. — Стыдно!

— Стыдно, когда хрен как повидло! Вдруг моя помощь понадобится. Я за корнета перед всем батальоном отвечаю.

Деревенские мужики, устав спорить о политике, подались в кабак.

В кустах внезапно раздался громкий хруст. Кто — то выбирался оттуда, ломая все на своем пути.

Лебедев — Кобылин и Ржевский переглянулись.

— Лось?

— Орел!

В следующее мгновение перед ними предстал корнет: мундир растрепан, в волосах солома и совершенно ошалевший взгляд.

— Ух ты! вот это да! — твердил он, вприпрыжку подходя к ним.

— Легок на помине, — усмехнулся Ржевский. — А-ну, смирно! Доложить об исполнении!

— Ух ты! вот это да!

— А без сантиментов?

— Вот это да, господин поручик!

— Понравилось?

— Ух ты!

— Спасибо не забыли сказать?

— Спасибо, господин поручик!

— Да не мне. Глашу вашу хоть поблагодарили на прощание?

— У-ух, конечно… И она меня.

— Ну вот и славно. С боевым крещением, Васильков!

— Служу Отечеству!

— Я вам, корнет, теперь вроде как крестный отец, — хохотнул Ржевский. — Пошли в кабак, отметим.

Не успели гусары пропустить по рюмке, как в кабак ворвался человек в кальсонах и разодранной рубахе.

— Корнет, это по вашу душу, — сказал Ржевский. — Не иначе, муж Глашкин.

Вбежавший быстро огляделся и, заметив гусар, с воплем бросился к их столу.

Ржевский и Лебедев — Кобылин спокойно смотрели на него не двигаясь с места.

Васильков вскочил.

— Простите великодушно… имею честь, корнет Васильков, — залепетал он. — Я не виноват… я только выполнял приказ.

Но человек в кальсонах, не обращая на него внимания, повернулся к Ржевскому, метким глазом признав в нем старшего.

— Осмелюсь побеспокоить, ваше благородие. Моя госпожа оказалась в крайне затруднительном положении.

— Не морочьте мне голову, любезный, — фыркнул Ржевский. — Когда она успела? И часу не прошло.

Человек в кальсонах, озираясь на прислушивавшихся к ним мужиков, понизил голос:

— Позвольте попросить вас выйти на минуточку.

— Как-с? — Ржевский вскочил. — Стреляться?

— Нет, прошу вас, поручик, — схватил его за рукав Васильков. — Это дело моей чести.

— Остыньте, корнет! Вы промахнетесь.

— Извините, господа, — сказал человек в кальсонах, — но хотелось бы все же оставить их в живых.

— Кого? — в один голос спросили корнет с поручиком.

— Расскажите толком, в чем дело, — сказал Лебедев — Кобылин.

Человек, наклонившись к ним, зашептал:

— Меня зовут Авдей Пахомыч. Я управляющий. Моя госпожа, Лавра Тимофеевна, вдова недавно скончавшегося генерал — майора Шишкина, после завтрака прошла в спальню, чтобы прилечь соснуть. Она всегда почивает после еды.

— Можно короче? — буркнул Лебедев — Кобылин.

— Их превосходительству не очень — то полезно спать наевшись, в виду ее тучности.

— Еще короче!

— Ее сейчас мудохают семеро!!

— Ух ты! вот это да! — воскликнул Васильков.

— Это и впрямь интересно, — промолвил Ржевский.

— Скорее, прошу вас, помогите!

— Кому: ей или этим семерым?

— Ох, не до шуток нам, ваше благородие.

Гусары выбежали из кабака вслед за управляющим.

— А кто они — французы? — спросил Васильков.

— Какой там! Наши, деревенские. С самогону бесятся.

— Тогда, корнет, вам еще рано, — сказал Ржевский.

Оставив Василькова стеречь коней, Ржевский и Лебедев — Кобылин спустя две минуты уже влетели в переднюю господского дома.

— Батюшки! Отцы родные! Бог вас послал! — запричитали няньки и девушки, выбежавшие им навстречу.