Мир, в котором мы живем - Вадим Альфредович Вятсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но картина висит, и никто не собирается ее снимать.
Первым делом, оказавшись на ресепшене, завернул в Схрон и сдал под расписку свои четыреста шестьдесят купонов, которые получил от военных за свой конвой, и еще сто двадцать купонов премии за вычисление шершунчиков. Вот прямо на месте Трофим мне и выдал эти купоны. Деньги хорошие, а если прибавить еще и аванс, который тридцатого числа должен быть, то в сентябре купонов семьсот я заработал. Не ахти какие деньги, но на жизнь хватает, и даже на рестораны с девочками – тут можно улыбнуться.
Правда, спокойно уединиться в своем кабинете, ну, это я преувеличиваю, там еще трое Проводников молодых со мной, мне не удалось. Им, конечно, приятно такое соседство с монстром дорог, но мне не очень. Задают какие-то глупые вопросы или шушукаются, мои походы обсуждая. Вот им просто делать нечего, как меня пообсуждать? Я понимаю, если девки, но парни-то чего?
Кстати, среди Проводников очень мало женщин. Из семидесяти восьми Горского Отряда всего тринадцать девчонок. Не совсем понятно почему, но то, что дар Проводника почти всегда у мальчиков возникает, это факт. Но при этом молодые мальчишки так любят языком почесать, как будто бабы в них вселились. Так и трындят без умолку! И когда отчет писать?
Ах, меня же отвлекли. Сказали, Духов собственной персоной меня ждет. Ну, раз ждет, то сходим к нему.
Лифтов тут не было. Шахты стояли заколоченные, но лифты в них отсутствовали как класс. Лишь в администрации Двенадцати была парочка, и то не для всех. Так что и там, если ты простой смертный, двигаться на прием нужно пешком и по лестнице. Никто не в обиде, электричество на самом деле вещь дефицитная. Хотя слышал я, что в Пустоши хотят электростанцию запустить, там ведь не только руины. Э… Там вообще руин нету как таковых, лишь очень много хлама, из-за которого движение, если нет дороги, которую тракторами и прокладывают или, скорее, очищают, сильно затруднено, но разрушений очень мало. Но почему-то кажется, что одни руины кругом. Вот взгляд отворачиваешь и боковым зрением – руины! Снова смотришь – все как будто и целое. От этого почему-то жуть берет и начинаешь задумываться: а стоит ли рисковать своей жизнью в этой Пустоши? Хм. Это я сказал? А Сила – это не риск, что ли? Совсем я что-то…
Ну, будет время, расскажу…
Поднялся на пятый этаж. В приемной прелестная Галочка Никитина как обычно подпиливает свои выдающиеся алые коготки, то есть красные ноготки. Само собой, она девчонка Духова.
Улыбнулись друг другу:
– Ждет тебя уже минимум полчаса!
Я указал на рацию:
– Я всегда на связи, – и вошел в кабинет начальника.
Обстановка простенькая. Разве что стол массивный дубовый, и сейф в человеческий рост справа от входа, возле окна. А за креслом на стене портреты всех Двенадцати где-то давности пятилетней. Ну да, меняются они редко. Даже Восьмой Директор еще так и не заменена, хотя выборы прошли уже давным-давно! И правильно, больше стабильности и меньше светлых мыслей.
– Привет, Сергей Павлович! – я всегда так просто.
А он сегодня явно не в духе:
– Привет, – только и буркнул и на стул рядом со столом указал, садись, мол.
А сам в какие-то бумаги зарылся. Странно как-то. Что за пауза? Чего сидим, кого ждем?
Минут пять прошло. Я не торопил и не кашлял, чтобы обозначить свое присутствие. Он сам отвлекся, посмотрел на меня, как-то очень тяжело вздохнул. И, вытащив листок, несколько листков, вот сразу без всяких поисков, из всей этой мешанины, протянул мне:
– Читай! – и, кажется, еще глубже зарылся в свои бумаги. Ростом он был выдающимся, под два метра, поэтому такое его состояние, как будто спрятаться хочет, было любопытным и непонятным.
Впрочем, через пару минут я все понял, бумагу прочитав…
М-да! Дела!
В общем, это было что-то вроде докладной записки, или рапорта, или чуть позже по прочтению медленно обозначилось самое настоящее обвинительное заключение. Вот, скорее, так.
Обвинительное заключение, написанное генерал-лейтенантом Василием Степановичем Востриковым, Комендантом Горского гарнизона, по поводу моей некомпетентности и меркантильной жадности – вот так и написано было. А еще обвиняли меня в убийстве!
Ни больше ни меньше!
В общем, повесили на меня всех собак, превратив в этом рапорте в некоего монстра, который уже давно никого не слушает, а делает только так, как ему захочется. Вообще-то в нашем мире невозможно делать, что захочется, но, видимо, генералу виднее.
Я и плохо общаюсь с водителями, а среди них ведь почти все девчонки, с ними ведь как бы вежливо нужно, а я, по мнению не только генерала, и огрызаюсь, и хамлю, и могу послать далеко-далеко. Тут я не стану оправдываться, иногда даже с девчонками нужно быть резким, некоторые обычного слова не понимают.
И что я совершенно перестал следить за Конвоями, не проверяю и не отмечаю какие-то проблемы, например, с теми же двигателями. Но тут, извините, я полагаюсь на мнение водителей, которые в машинах разбираются больше моего. Да, во время провода Конвоя через Силу я могу отметить для себя какие-то проблемы, а потом сообщить их непосредственно водителю или потом уже механикам базы. Но влезать в это дело с головой – такой задачи у Проводников нет. Нам, Проводникам, главное, чтобы Конвой прошел Силу.
Оп-ля! С ума сойти!
Мне еще приписали насилие над Светланой Михайловой и Анастасией Томской! По их – их! – словам, которые были подшиты к рапорту, я силой заставил их мне отдаться, чтобы я не писал в отчете о том, что их болтовня во время прохождения участка Силы и привела к конфликту с этой самой Силой. Правда, как я это организовал, тут сказано не было.
Но в следующих абзацах шло противоречие с предыдущим текстом. Так как в них красочно повествовалось о том, что я пытался подкупить тех же самых Свету Михайлову и Анастасию Томскую, для того, чтобы они не рассказывали, что у меня был конфликт с Костей Страховым перед выездом из Луговска, свидетелем которого они были. И, что именно этот конфликт и привел к смерти заднего водителя.
