Обойма ненависти - Николай Леонов

– Петр, мы никогда в непорядочности тебя не подозревали, – напомнил Крячко. – Что, появилось желание исповедоваться?

– Появилось желание напомнить вам, что мое дело не только за работу уголовного розыска в стране отвечать, – огрызнулся Орлов. – Теперь поймите и другую вещь. Каждый заместитель префекта округа – человек самого префекта. Иначе бы зачем ему, на хрен, такие замы! А каждый столичный префект – человек мэра.

– Иначе бы зачем ему, на хрен, такие префекты, – поддакнул Крячко.

– Чем дальше, тем страшнее, – усмехнулся Гуров.

– Чем дальше, тем противнее, – поправил Орлов. – Очень удивлюсь, узнав, что вы, асы сыска, любите мэра Москвы. Потому что вы в отличие от московского обывателя прекрасно понимаете, что и как он тут делал все эти семнадцать лет. И каким таким образом его жена стала самой богатой бизнес-леди страны. И не купитесь вы ни на какие подачки мэрии пенсионерам и учителям, ни на какие социальные программы.

– Ну ясно, ясно, – поморщился Гуров. – Мы поняли, что Лукьянов – человек префекта Северо-Западного округа, а тот… и так далее. Как это вяжется с убийством?

– Я предупредил, что с самим убийством это, скорее всего, никак не вяжется, – развел руками Орлов. – А вот со сроками раскрытия… Иными словами, ситуация такова. Люди – я не называю фамилий – из крупного бизнеса, правительства и думских фракций, которые заинтересованы, чтобы нынешний мэр Москвы оставался таковым как можно дольше, обратились в наше министерство. Они очень обеспокоены этим ужасным преступлением и просят приложить максимум усилий для его раскрытия. Раскрытие в кратчайшие сроки докажет лояльность нашего министра к данной… данным людям. Не удается быстро раскрыть – и у этих людей возникает подозрение, что на их просьбу начхали с высокой колокольни. Грозит это не заурядной обидой, как в случае с соседским Вовочкой, которому теперь не дадут покататься на велосипеде. Это равносильно признанию тяготения к другим силам, к иной политической расстановке. А наш министр и так держится на волоске. Пока на горизонте не обозначился новый капитан корабля, заместителям министра и начальникам главков следует воспринимать просьбу как приказ. При изменении политической окраски нового руководителя они окажутся не замаранными политическими пристрастиями. Раскрытое дело, которое просили раскрыть побыстрее, может ни о чем другом и не говорить, кроме как о профессионализме работников. А нераскрытое трактуй как хочешь, вплоть до неполного соответствия занимаемой должности.

Гуров улыбнулся, но Орлов его улыбку понял по-своему.

– И нечего лыбиться! Ты решил, что меня мое кресло теплое волнует? Так ты знаешь, какое оно теплое! Ты Котунь вспомни, Лева. И ты, Стас, вспомни. Вспомните слизняка начальника УВД, вспомните жителей, боящихся выходить на улицу, вспомните наглые рожи, которые и пистолеты за поясом не старались особо скрывать. Дело Галины Старовой вспомните[1]. На все я плевать хотел, на всякую политику! Но вот на то, что в это кресло или в какое повыше может сесть такой вот слизняк или еще кто похуже, я плюнуть не могу. Потому что я профессионал! И вы профессионалы!

– А если честно и без красивых фраз? – усмехнулся Гуров.

– Как мне тяжело с тобой, Лева, – проворчал Орлов. – Все-то ты понимаешь, во все дыры тебе надо залезть… Разумеется, я надеюсь, что это не простое ограбление и не «бытовуха». А надеюсь я, что вы мне вскроете настоящую причину. И вскроете быстро. И пока информация не стала официальной и не легла на стол прокурора, я надеюсь использовать ее против коррумпированных чиновников. У меня и тех сил, которых я придерживаюсь и чьим сторонником являюсь, появится серьезный политический рычаг.

– Ладно, Петр, не кручинься. Сделаем дело.

– Ну, вот и договорились, – кивнул генерал.

У Гурова зазвонил мобильный телефон. В возникшей тишине позднего вечера в полумраке кабинета звук всем троим показался тревожным. Гуров глянул на номер звонившего и многозначительно посмотрел на Крячко и Орлова.

– Да, Никита, слушаю, – тихо ответил сыщик в трубку. – Молодец, капитан, наконец раскинутые тобой сети стали приносить рыбку… Да, сейчас приедем.

Нажав кнопку отбоя, Гуров не спеша стал засовывать телефон в чехол на брючном ремне. Орлов начал злиться и барабанить пальцами по столу. Крячко спокойно ждал информации. Выдержав нужную театральную паузу, Гуров наконец дал пояснения:

– В ломбард на Новослободской сдали серьги из числа драгоценностей, похищенных в доме Лукьяновых. Серьги изъяты, сам Лукьянов их опознал. Вот такой поворот событий, господа офицеры.

– Чушь, бред! Нелепость, – зло сказал Орлов. – Проверьте еще раз, отдайте на экспертизу потожировых. Бред сивой кобылы! Так не бывает.

– Бывает, – равнодушно вставил Крячко. – Если убийца выбросил ценности по дороге с места преступления. И в этом случае убийство с целью ограбления – всего лишь инсценировка. Готовь, Петр, рукав для лишнего козыря в своих мутных играх.

– Все, валите отсюда! – махнул Орлов рукой. – Все новости по серьгам докладывать молниеносно и в любое время суток.

Когда Гуров и Крячко добрались на Петровку, была уже ночь. В кабинете Сузикова слышалась негромкая музыка. Настольная лампа освещала стол и полную пепельницу на нем. Сам капитан развалился в кресле у стены и, запрокинув голову, с закрытыми глазами слушал стоящий на подоконнике двухкассетник с СD-проигрывателем.

Открыв глаза и чуть повернув голову на звук открывающейся двери, Сузиков сладко потянулся и широко во весь рот зевнул.

– Расслабляешься? – подмигнул капитану Крячко.

– Думаю, – возразил капитан. – Думаю, какого черта краденое сдавали в ломбард и какое отношение сдавший может иметь к убийству.

– И что надумал? – поинтересовался Гуров, включая свет в кабинете и усаживаясь за стол сыщика.

– Думаю, что никакого, – ответил Сузиков, открыв папку и выкладывая перед Гуровым одну бумагу за другой. – Это протокол изъятия серег, это объяснения служащей, которая их принимала, это протокол опознания Лукьяновым и его объяснения. Кстати, серьги приметные: на одной ремонтировался зажим камня, там следы пайки. Завтра на всякий случай навещу мастерскую, в которой полгода назад эти серьги ремонтировали. Может, мастер и вспомнит. Серьги редкие, в Чехии их Лукьянов жене покупал. Потому по нашему описанию на них в ломбарде внимание и обратили. А вот это данные на того, кто сдавал. По справочной я ее пробил.

– Санько Валентина Ивановна, – прочитал Гуров вслух. – Паспорт, прописка…

– Обратите внимание, что она живет в том же районе, где и находится ломбард. Сходила в ближайший, я проверял.

– Сведений о месте работы нет, вдова… Ты прав, Станислав Васильевич, – повернулся Гуров к Крячко. – Мы в полной заднице. Убийцы краденого в скупки не сдают. Сдают случайные люди, которые ни ухом ни рылом не ведают.

– Инсценировка? – спросил Сузиков.

– Наверняка, – кивнул Гуров. – А это значит, что мы «тянем пустышку».

– Отработать версию все равно придется, – напомнил Крячко.

– Придется. И срочно. Предлагаю пока не дергаться, а все силы бросить на разработку этой Санько. Делать все придется очень быстро и очень тихо.

Сыщики разъехались по домам добрать остатки ночи. Предстоящие сутки или двое обещали быть насыщенными.

В восемь часов утра Гуров и Крячко подъехали на Новослободскую улицу к дому, где была прописана Валентина Ивановна Санько. Еще ночью получивший задание участковый уже работал. Грузный майор вышел из подъезда минут через тридцать. Сузиков махнул рукой и пошел к машине Крячко, стоявшей за углом дома.

– Докладывай, Алексей Петрович, – кивнул на незнакомцев в «гражданке» Сузиков.

Участковый хотел было поинтересоваться, кому он должен докладывать, но потом, видимо, решил, что сыщику из МУРа виднее. Если он говорит, то надо докладывать, а не вопросы задавать. Нужно будет, сами представятся.

– В пятьдесят третьей квартире сама Санько не проживает. Она сдает ее двум приезжим девицам из Рязани, которые работают в туристической компании. Данные их паспортов я переписал, вот они, – майор протянул Сузикову лист бумаги. – По фактуре бумаги паспорта нормальные, по реквизитам надо пробивать. Где живет сама Санько, они не знают. Телефона ее тоже не знают. Ежемесячно она звонит двадцать пятого числа, а потом в оговоренное время приходит к девицам за деньгами. Договора аренды не оформляли. Прошелся по соседям. Девиц мало кто в лицо видит. Уходят рано, возвращаются поздно. Вечеринок не собирают, шума не слышно, гостей не водят. Даже по внешнему виду девочки скромные. Можно верить, что приехали устраивать жизнь в Москве и нацелены только на работу.

– Про Санько соседи чего-нибудь знают? – постарался вернуть рассказ в нужное русло Сузиков.

– Адреса проживания не знают, но одна из сорок восьмой квартиры сказала, что Санько вроде бы работала поваром в кафе недалеко от станции метро «Новослободская». Год назад соседка через Санько договаривалась там о проведении банкета. Юбилей справляла.