Заговор гордыx - Никифор Малеин

Ирина была единственной девушкой, заставившей Велизария мучиться от страсти. Ее нельзя было назвать красавицей, но что-то в слегка раскосых кошачьих глазах, в иронично искривленных губах неудержимо влекло и завораживало. В ней ощущалась скрытая опасность, из-за которой самый обычный, ничего не значащий разговор распалял больше, чем танцы гетер.

И она отказывала Велизарию. Иногда серьезно и решительно. Иногда с язвительной улыбкой. Иногда даже не удостаивала ответом. Все подарки возвращала. Над его страстью смеялась, а разговаривала так, будто он какой-то несмышленыш, и ничего не знает. Хотя сама была поварихой, и всего на три года старше его.

В начале зимы Вэл лежал в беседке в саду и поигрывал мускулами. После занятия по бою на мечах все тело приятно ныло, и ощущать свою силу было невыразимо сладко. Мимо по какой-то надобности проходила Ирину. Он поднялся, окликнул ее, и впервые не услышал насмешки в ответ. Она была задумчивой и какой-то… необычной. Разговор полился мягко и приятно, наполняя душу радостью, как терпкое вино наполняет кожаные мехи. А когда пришло время расставаться, она вдруг посмотрела на него таким долгим и пронзительным взглядом, что юноша не выдержал – прижал к себе и стал целовать. От вкуса ее губ Велизарий потерял всякий контроль и повалил девушку на скамью. Та впилась в него и, дрожа от страсти, принялась раздевать. Они превратились в двух извивающихся пиявок, присосавшихся друг к другу.

Но как только пояс поварихи упал на землю, из-за кустов донеслось бренчание лиры и голос Иоанна, выводивший:

«Если лазурное море баюкает ветер тихонько,

Бодрым становится сердце пугливое; мне в это время

Суша ничуть не мила, и влечет меня тихое море».

Эти звуки обожгли Ирину, как шлепок ивового прута. Она схватила пояс и бросилась в сад.

Иоанн обнаружил старшего брата с голым торсом и подивился, как ему не холодно в начале декабря. Велизарий не только не стал ничего скрывать, но еще и приврал о том, что «все уже случилось, и сегодня вечером она снова придет».

Однако ночью к горе-любовнику никто не пришел. На следующее утро семью собрал отец и объявил, что расстается с их матерью и женится на Ирине. Та в скором времени родит от него ребенка.

Для братьев эта новость стала ударом, но Иоанна она поразила гораздо сильнее. Он разругался с отцом, перестал разговаривать с Вэлом. Одеваться стал во все черное, и бродил по поместью, как призрак. Единственный человек, с кем он сохранил отношения, была мать, Анна.

Ирина же держала себя, словно инцидента в саду никогда не было. Это ранило Велизария больше всего. Теперь она была его мачехой, а значит, недоступна, счастлива, богата, и в придачу должна была родить ему брата или сестру. Они никогда не могли быть вместе. НИ-КО-ГДА. Велизарий с горя стал хаживать в Ниссу, навещать гетер и кутить в тавернах, кабачках и гостиницах. Но лучше на душе не становилось.

Когда он прочел записку, которую горничная Артелая уронила к его ногам, руки крупно задрожали, а остатки разума были сметены волной желания. Будь, что будет. Все равно. Пусть их увидят, опозорят и выгонят на улицу. Не важно. Сегодня она будет принадлежать только ему.

Велизарий снова выглянул из-за каменного постамента. У входа в дом над маленьким Самсоном галдели служанки. Ирина выделялась среди них, как золотой фазан между ворон. Она скинула с головы капюшон темно-коричневой мантии, и принялась заправлять под платок выбившиеся волосы. Ее взгляд цепко скользил по причалу. Юноша приложился разгоряченной щекой к холодной каменной плите. «Пришла… Чего она медлит? Скорее, времени и так мало». Он сделал несколько шагов в сторону, в свет, и помахал рукой.

– Вот он, мой сын! Вот он, мой первенец! – раздался сбоку голос Аркадия.

«Нет, только не это. Отец…» – застонал Вэл. По колоннаде торжественно шествовал помещик, в сопровождении Константина и беглецов из «Львиного камня».

– Я хочу попрощаться перед долгой разлукой – громко мурлыкал Аркадий.

«Придется выйти к нему. Как неприятно получилось. Нужно было стоять на месте и ждать, пока она сама придет. Теперь поздно, отец увидел».

Юноша медленно двинулся ко входу в дом.

– Доставьте его на место в целости и сохранности! Иначе можете сразу пойти и утопиться во Внутреннем Море. Дайте мне его, дайте! – не унимался отец.

«Не нужно меня давать, я сам подойду» – хотел было крикнуть в ответ Велизарий, но бросил взгляд на Аркадия и заметил, что он тянет руки к маленькому Самсону.

– Ты мой великан! Мой богатырь! Отрада моих дней! Мой наследник! – Послышалось многократное чмоканье и плач разбуженного младенца. – Ну-ну-ну, вытри слезы. Ты мужчина, а мужчины не плачут. Ты мой сын!

Велизарий не стал привлекать к себе внимание, а тихо остановился за колонной, в сажени от отца, никем не замеченный, и никому особо не интересный.

– Ты срыгнул на папку! – довольный смех помещика потонул в оханье служанок.

– Довольно тискать его. Он только поел и заснул – раздался раздраженный голос Ирины. – Теперь его не угомонишь.

– Возьмите малыша – приказал нянькам довольный отец. – Крытый экипаж уже ждет. Несите и укладывайте его там. Ирина вас догонит.

Кудахтанье мамок стало удаляться, а за колонной повисла вязкая тишина. Что именно происходило между отцом и его женой, Велизарий не видел, но это нескончаемое молчание обжигало, как кипящая смола.

– Вот, это тебе – сдавленным голосом просипел Аркадий. – Здесь все обещанные мною бумаги и письмо Анны к теще, твоя защитная грамота. Помни, что теперь ты – Юлия. Не проговорись.

– За меня не беспокойся. Я справлюсь. Схватка со старой фурией – это меньшая из моих неприятностей. А вот ты поступаешь глупо. Ты не выстоишь против императорской гвардии. Умоляю, беги вместе с нами. Твоя смерть никому добра не принесет. Нам с Самсоном нужен муж и отец. Живой, здоровый. Ты поступаешь жестоко. Ты оставляешь нас, бросаешь одних. Отказываешься от нас. Я тебе этого не прощу.

Снова повисла долгая тягостная пауза.

– Больше всего на свете я мечтаю быть с тобой, и увидеть, как растет мой сын. Но я уже стар, и знаю, что этого не будет. Эта мысль терзает меня каждый раз, когда я вас вижу. Если я не умру сегодня, то через год. Самое большее через два.

– Эти два года мои. Я их никому не отдам – со сталью в голосе произнесла Ирина.

– Мне осталось немного. Рядом с тобой я снова становлюсь мальчишкой, но у этого юнца тело изъедено болезнями и вот-вот развалится на куски. Не плачь. Все, что я могу – это обеспечить вас. Вы ни в чем не будете нуждаться. В этом ларце долговые бумаги и обязательства на двадцать литр золота, а также мое новое завещание. Это поместье и все состояние я оставляю вам с Самсоном.

– А что же Велизарий и Иоанн? – равнодушно спросила Ирина.

– Они взрослые, могут сами позаботиться о себе – отрезал Аркадий. – Бери. И иди. Не рви мне сердце. Иди, тебя уже ждут. – Звук поцелуя. – Иди. – Аркадий развернулся и зашагал прочь по галерее.

Велизарий не мог пошевелиться. Его тело словно окаменело; голова гудела, как после удара булавой. Он пытался собрать мечущиеся мысли, но не мог.

«Самсон – первенец и наследник? Все, о чем мечтает отец – это увидеть, как растет его сын? Сын?! Я его сын! Он восемнадцать лет был рядом, видел меня каждый день. Я всегда был продолжателем его рода, его дела, должен был хранить его имя. И за все эти годы он не видел, как растет его сын?!»

Юноше стало трудно дышать, он схватился рукой за шею, сдвинув пониже ворот кольчуги и вареную кожу под ней.

«Поместье отойдет чужим людям и этому приблудышу. Да, отец женился на этой женщине. Но их сын здесь никто. Мне не жалко денег, я бы обеспечил Самсона всем, он мой брат. Я могу заработать на жизнь сам. Но это мое поместье. Я здесь родился и вырос. А они выгнали меня на улицу. Лишили дома, семьи, отечества. Теперь я приблудный, а они родные».

Велизарий сполз по колонне вниз на землю. Кольчуга заскрипела о мрамор. Юноша обхватил руками голову и замер.

«Что теперь делать? Хотя и так понятно – уезжать отсюда. Вещи собраны, лошади оседланы, меня ждет дорога и новая жизнь. Пусть прежняя горит, как Помпеи при извержении Везувия».

– Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе плохо? – из-за колонны появилось лицо Юлии. Она удивленно смотрела на юношу сверху вниз.

– Все в порядке. Я второй день без сна. Глаза слипаются – соврал Вэл.

– Ты весь горишь – возразила Юлия. – У тебя красное лицо, зрачки расширены, и вид нездоровый. Может позвать лекаря?

– Не нужно. Я подышу свежим воздухом, и все пройдет. – Бывший наследник имения поднялся на ноги и увидел, как чуть дальше в галерее Мария прощается со своим белокурым Орликом. Женщина обнимала сына за плечи, гладила его по волосам. Стоящий рядом Никифор протянул славянину кошелек и свой кинжал – подарок в дорогу. Тот достал его из ножен, поцеловал лезвие и гордо пристегнул к поясу. Вид чужого семейного счастья был невыносим. Велизарий отвернулся.