Правила бунта - Калли Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пакс кивает головой в ее сторону.
— Что это с ней?
— Ничего. С ней все в порядке. Икота. — Ответ вылетает слишком быстро.
Пакс снова пришуривает свои непостоянные, как зимняя буря, глаза.
— У Пресли Марии Уиттон-Чейз... икота? — Похоже, его это не убедило. — Бедняжка Пресли. Тебя испугать? — Пакс подходит к ней ближе. — Тебя нужно хорошенько напугать? Только скажи, Рыжик. Я гарантирую, что ты будешь в ужасе.
Я почти уверена, что единственный раз, когда Пакс разговаривал напрямую с Пресли, был, когда она вручила ему рабочий лист на уроке английского языка. Лаконичное «Спасибо», которое он бросил, поддерживало ее в течение последних двух лет. Такое количество слов, которые тот только что произнес, были направлены прямо на нее. Так что целых шесть, пусть и коротких, предложений, повергли ее в полное смятение. Девушка прикрывает рот рукой, всхлипывает, краснеет, как свекла, затем хватает в руки свою фиолетовую пачку и бросается со своего места к входной двери, как заяц, несущийся через поле.
Пакс смотрит ей вслед с безмятежным, совершенно невозмутимым выражением лица.
— Ну что ж. Это было странно.
— Просто оставь нас в покое, черт возьми, — бормочу я, протискиваясь мимо него.
— Эй! Кэрри! Куда, черт возьми, ты идешь? — кричит Мара. Ей не нужно было спрашивать, ведь она была свидетелем безумия Пресли и последующего ее исчезновения, как и я.
На полпути к двери я вижу, как Рэн спускается по широкой, покрытой ковром лестнице справа, вытирая что-то красное с рук чем-то похожим на мочалку. Словно темноволосый, бледнокожий призрак. Словно выходец с того света. Словно порочно красивый, бессердечный бог. Его взгляд скользит по мне, как будто я ничто. Как будто я меньше, чем ничто. Он будет в пределах видимости Мары в любую секунду, а это означает, что любая надежда на то, что подруга присоединится ко мне в поисках Прес, только что вылетела в окно.
Отлично. Серьезно. Просто чертовски здорово.
— ПРЕСЛИ! ПРЕ-Е-Е-CЛИ-И-И!
Тропинка, ведущая к боковому полю, где припаркованы все машины, узкая и каменистая. По ней трудно безопасно передвигаться в кроссовках, при этом умудрившись не грохнуться на задницу и не набрать полный рот гравия. На каблуках это, по сути, обеспеченная сломанная лодыжка. Это лишь вопрос времени.
— ПРЕСЛИ!
Куда, черт возьми, она могла пойти? Мои глаза привыкли к темноте после того, как я покинула хорошо освещенный дом, но все, что мне видно — это тусклые, бугристые, темные очертания автомобилей справа от меня и черное пятно на горизонте (гораздо темнее, чем расплывчатый серый луг, простирающийся за домом), которое является окружающим лесом.
Пробираюсь через ряды машин, щурясь в темную ночь, пытаясь вспомнить, где, черт возьми, я припарковала свою машину, в то же время очень сомневаясь, что у Прес могла вернуться туда в ее слегка пьяном и очень подавленном состоянии.
Почему Пакс должен быть таким придурком по отношению к ней? Она так долго была одурманена этим злобным куском мусора. Бог знает почему, но он — все, о чем она мечтает, когда ест, спит и дышит. И за такой короткий промежуток времени Пакс умудрился быть с ней таким невероятно отвратительным. Что за гребаный мудак.
— ПРЕСЛИ!
Я чуть не падаю, поскользнувшись на насыпи, выкрикивая ее имя. Мне удается спастись от болезненного падения, ударившись боком о водительскую дверь чудовищного форсированного F-150.
— Полегче, милая, — предупреждает вежливый голос. — Не хотелось бы поцарапать краску.
Я очень долго анализировала этот английский акцент. Мне знаком этот голос. Взлеты и падения. Тонкая восходящая интонация, которая подразумевает скорее снисхождение, чем вопрос. Это чистая, глупая удача, что я снова столкнулась с ним, во второй раз за неделю, здесь, в темном поле.
Поднимаю взгляд и… бац. Парень сидит, развалившись на капоте «Додж Чарджера», в котором я узнаю машину Пакса. Помятый «Понтиак Файрберд», купленный мне Олдерменом на шестнадцатилетние, находится всего в паре машин от него. «Чарджера» здесь не было, когда мы сюда приехали, я бы определенно его заметила.
Если бы Пакс мог видеть, что Дэш сейчас лежит на его гордости, прислонившись спиной к ветровому стеклу и скрестив ноги в кроссовках, которые аккуратно лежат прямо в самом центре капота «Чарджера», у него, вероятно, случился бы припадок.
Мне, если честно, плевать на машину. Все, что я вижу — это парня, сидящего на ней. Светлые волосы песочного цвета в темноте отливают золотом. Сильная линия подбородка и прямой, как стрела, нос в профиль. Взгляд темных глаз блуждает по морю машин, когда он смотрит в сторону дома, слегка пыхтя.
Он одет... вау, на нем джинсы и... куртка-бомбер поверх футболки? Я ни разу не видела его без тщательно отглаженных рубашек и брюк. Кроме того дня в больнице на днях. Тогда парень был голым, если не считать боксеров и пропитанного кровью кухонного полотенца, прижатого к его барахлу. Я точно не забуду об этом в ближайшее время.
— Не видела внутри двух неудачников? — У него что-то в руке. Парень поднимает ее — бутылку с чем-то прозрачным — и прижимает ее горлышко к своему рту, глотает раз, другой и третий, прежде чем снова опускает бутылку и морщится. — У одного из них темные волнистые волосы. Похож на посланца из ада. Другой выглядит так, будто только что сбежал из лагеря для военнопленных. Но... знаешь, из такого, где хорошо кормят и занимаются в тренажерном зале дни на пролет.
— Я знаю Рэна и Пакса, — медленно говорю. — Мы уже обсуждали это один раз на этой неделе. Мы учимся в одной академии почти три года, Дэш. Думаешь, я не знаю вас? Думаешь, в Вульф-Холле есть хоть один студент, который не знает ваших имен?
Парень наклоняет голову
