Царство. 1955–1957 - Александр Струев

— Полюбовались, и хватит! — не допуская возражений, сказала Нина Петровна. — Пойдемте, нечего мешать. Пусть маленький и его мамочка отдыхают.

— Правильно, правильно! — поддержал дед. — Уходим. И ты давай с нами, — кивнул он Аджубею.

— Иди, Алешенька! — позволила Рада.

Узнав радостное известие, к Хрущевым заторопились близкие. Через два часа гуляние было в полном разгаре. Во главе стола восседал молодцеватый Николай Александрович Булганин. Он привез огромный букет алых роз для Рады, который сразу же отослали в родильный дом, маршал почему-то решил, что ее с ребенком уже выписали. Другой букет, ничуть не меньше первого, из дивных белых лилий, сразу нашел свою хозяйку, так как предназначался для Нины Петровны. Его определили в огромную синюю вазу и поставили по центру стола. Букет этот очень принарядил незамысловатую, без излишеств, хрущевскую столовую.

— А мне что? — с хитринкой взглянул Никита Сергеевич.

— Что, что?! Тебе бутылка водки, вот что! — отозвался председатель Совета министров.

По сторонам от Булганина расположились маршал Жуков и Анастас Иванович Микоян.

— За новорожденного Хрущева, за Никиту Алексеевича! — поднял рюмку Булганин. — За нового гражданина Союза Советских Социалистических республик!

— Пусть, как дед, растет вершителем судеб! — добавил Анастас Иванович.

Выпили со смаком, прямо ухнули первую рюмку, такое славное событие справляли.

— Красивый парень, моя точная копия! — хвастался Никита Сергеевич.

— По-другому и быть не могло! — отозвался Булганин. — Ты чего нас голодом моришь?

— Сейчас, ребята, все будет, — пообещал хозяин. — Нина, Нинуля! Давай скорей закусить!

Стол стали заполнять разнообразные закуски. Гости первым делом набросились на картошечку, пожаренную с шампиньонами, которую подали на чугунной шкварчащей сковороде.

— Хороша картошечка! — нахваливал Жуков. — И грибочки что надо.

— Шампиньончики! — любовно проговорил Никита Сергеевич. — Их круглый год выращивать можно и зимой, и летом. Замечательный по качеству гриб, ничем не хуже белого. Лобанов прислал.

Николай Александрович разлил.

— Погодите пить, вон Шепилов идет. Дима, давай к нам, а то водка стынет!

— Бегу!

— Со мной садись!

Дмитрия Трофимовича только-только избрали Секретарем Центрального Комитета, одновременно он стал заведовать Международным отделом ЦК. В компании таких китов Дмитрий Трофимович чувствовал себя неуютно.

— Говори тост! — приказал Хрущев.

Шепилов поднялся с места и, развернувшись к Первому Секретарю, начал:

— Прежде всего, разрешите от всей души поздравить вас со знаменательным событием, которое, несомненно….

— Постой, постой! — перебил Никита Сергеевич. — Вот смешной, говорит так, будто мы здесь по какому-то официальному делу собрались. Ты это брось! Мы рождение моего внука празднуем, не министра иностранных дел Гватемалы!

Шепилов окончательно смутился.

— А еще профессор! Говори от души. Здесь выверты заумные зачем?

— За маленького Никитку, — смущенно улыбаясь, промямлил бывший редактор «Правды».

Осушив рюмку, Жуков зажмурил глаза.

— Давай, Георгий, я тебе фаршированных перцев положу, с утра сготовили. Перцы просто объедение!

— Клади.

Хрущев принялся выкладывать из глиняной миски пузатые дымящиеся перцы.

— К перцам сметанку необходимо!

Фаршированные рисом, морковкой и молочной телятиной перцы томились в духовке, покуда золотисто не запеклись и не пустили обильный сок, который пропитал несказанными ароматами всю их рыхлую внутренность.

— Ну, запах! — закатил глаза Жуков.

У Хрущевых всегда наедались до умопомраченья, и всегда было жутко вкусно.

После фаршированных перцев подали жареных карасей.

— На Москве-реке наловили. В сметане жарили, их можно прямо с косточками есть! — объяснил Никита Сергеевич и первым подал пример.

Гости налегли на карасей.

— Мировой у тебя зять, Никита, и не потому, что умеет детей делать, детей делать у всех с удовольствием получается! — хохотнул Николай Александрович.

— И хочется всем! — весело уточнил Жуков.

— Хочется, это само собой! — продолжал председатель Совета министров. — А Лешка твой — трудоголик, и отзываются о нем хорошо.

— Ты ж на него ругался? — напомнил Хрущев.

— По незнанию, брат, по незнанию!

— Стоящий работник, — поддержал Шепилов. — Я сразу его подметил, еще до того, как он с Никитой Сергеевичем породнился. Одна статья «Плесень» чего стоит! Как он там затхлую жизнь золотой молодежи подсветил!

— Статья стоящая, хотя, ребята, скажу по секрету, мой Сергей под это пагубное влияние чуть не попал, я Николаю Александровичу уже рассказывал, — невесело признался Никита Сергеевич.

— Так что у них с Ладкой, никак? — уставился на друга Булганин.

— Влюбился Сергей в кругловскую дочь, — для остальных разъяснил Хрущев. — А она — вертихвостка! Вокруг нее как раз самая настоящая плесень — модники, модницы, нелепая западная музыка, буржуазные ужимки, ничего стоящего внутри, только танцы, похвальба да выпивка! Какой с такой молодежи толк? А Сережка мой прямо прилип к этой фифочке, бегал в гости, гадостью заражался, — разоткровенничался отец. — Я ничего поделать не мог!

— Так встречается Сергей с кругловской дочкой или нет? — допытывался Булганин.

— Чего встречаться, замуж Ладка выходит! Нашла себе силача-переводчика, — зло проговорил Первый Секретарь. — И, главное, набралась наглости Сережу на свадьбу пригласить!

— Профура! — выругался Булганин. — Круглова давно гнать надо!

— Сучка! — поддержал Жуков.

— Не сучка, а дрянь, вся в отца! — вспылил Никита Сергеевич. — Влюбился сын крепко. Позавчера мы с Ниной ночь не спали, Нина слышала, как Сергей плакал. Меня прямо разрывало на части! Я б прямо этих Кругловых сгноил! — жахнул по столу оскорбленный отец. — Круглов при Берии ГУЛАГом командовал, сколько людей угробил!

— Он ингушей с чеченцами выселял, — подтвердил подошедший с опозданием Серов.

— Ты давай ешь, опоздавший! — прикрикнул Первый Секретарь и переведя взгляд на Шепилова, продолжил: — У Леши Аджубея какие-то сложности в газете, ты, Дмитрий Трофимович, разузнай, в чем дело, а то мои переживают, особенно Нина Петровна.

— Разузнаю и доложу.

— Ежели чего, меры прими.

— Обязательно! — пообещал Шепилов.

— Я с вашими разговорами рюмку устал держать! — буркнул председатель правительства.

— Давайте за Радочку! — поддержал Булганина маршал Жуков.

— За мамочку! — протягивая к Никите Сергеевичу рюмку, закивал Серов.

Ели уже медленно, насытились, выбирали, что повкуснее.

— Куда, Никита, за границу полетим? — поинтересовался Николай Александрович и макнул хлебный мякиш в соус, оставшийся из-под фаршированных перцев.

— Сукарно в Индонезии форум проводит. Двадцать девять государств Азии и Африки против Америки сговорились, против колониализма, против засилья эксплуататоров! И мы к этому форуму руку приложили, денежек дали, — заговорил Хрущев. — Правда, и товарищ Мао себя любящим другом показал, и финансы прислал и продовольствие.

— Китаец не скупясь раздает, говорит, что всем поможет, надо только его держаться, — высказался Микоян.

— Мао Цзэдун в региональной политике хочет преуспеть, — осмелился вставить Шепилов.

— И не только в Азии, — продолжил Анастас Иванович. — Недавно совершенно безвозмездно отправил голодающим Африки корабль с продуктами. В Судан, кажется.

— В Чад, — уточнил Шепилов.

— Да, в Чад, — поправился Анастас Иванович. — Хочет явить себя миру благодетелем, чтобы его считали первым марксистом.

— На Бандунгской встрече надо громогласно о Советском Союзе заявить! — выкрикнул Хрущев. — Россия, Советский Союз — вот единственный лидер!

— Летим туда, что ли? — уточнил Булганин.

— Нет, Коля, туда мы не поедем. Товарища Шепилова пошлем. Пусть передаст от всего Советского Союза революционный привет. Поедешь, Дима?

— Если партия скажет, поеду.

— А я кто тебе, уже не партия? — ухмыльнулся Хрущев.

— Извините! — смутился Дмитрий Трофимович.

— Шучу, шучу! — миролюбиво отозвался Никита Сергеевич и повернулся к председателю Совета министров. — Сегодня, Коля, у нас на повестке дня Германия. К восточным немцам отправимся, посмотрим им в глаза. Надо понять, готовы друзья-немцы к социализму или притворяются. И с западными немцами пора в диалог вступать.

— Может, стоит военнопленных отпустить? Уже десять лет, как немцы в плену сидят, — проговорил Микоян.

— Канцлер Аденауэр в сентябре приезжает, — снова сказал Шепилов.

— Надо немцев отпускать. Пусть это будет жестом доброй воли, — высказался Николай Александрович. — А не отпустим, так они перемрут.