Любимец (Спонсоры) - Кир Булычев

– Сколько у вас работает эта партия? – спросил Машку-мадамку старший спонсор.

– Только второй день.

– Плохо работают, плохо, – сказал второй спонсор.

– А где взять лучше? Я была на распределении, – пожаловалась мадамка.

– Пронин всех крепких взял на рудники.

– Люди везде нужны, – сказал спонсор.

– Это вы решайте, – сказала мадамка, и я понял, что она не испытывает трепета перед спонсорами. И если бы я не знал, что люди – не более как отсталые дикари, которых спонсорам приходится учить и опекать, я бы подумал, что идет деловая беседа между равными.

– Но у вас легкая работа. А в шахте трудно. Они там быстро отмирают,

– сказал первый спонсор.

– Тут только еда, – сказал строго второй спонсор, и в голосе его я услышал фон – жужжание – это означало, что он начал сердиться, но я не знал, уловила ли мадамка эту угрожающую нотку. – Мы готовы жертвовать собственными интересами и даже питанием для большой жертвы – для продукции, которая нужна всему обществу, всей галактике. Мы готовы на жертвы, а вы? Где ваши жертвы?

– Люди работают не покладая рук.

– Ползунов переращиваем, – сказала мадамка. – Их на неделю раньше забивать надо, тогда мясо нежнее и концентрат лучше. Вы это лучше меня знаете. А вам вес подавай!

– Нам нужен вес. Гарнизоны растут.

– Есть опасность – они уже кричат.

– Эту опасность нельзя допускать.

– Так что же делать? – спросила мадамка.

– Если будете плохо делать, мы отрываем вашу прекрасную голову. – Спонсор постучал концом среднего пальца по своей шее – это было признаком веселья. Не знаю, догадалась ли о том мадамка, которая была занята своими невеселыми мыслями.

– Если оторвете мою прекрасную голову, – сказала она, – вам придется искать другого директора фабрики.

– Найдем, – сказал второй спонсор.

– Ищите, – сказала мадамка.

– Не будем спорить, – сказал первый спонсор. – Мы довольны. Вы хорошо работаете. Мы пришлем новых людей. Эти должны работать не больше пяти недель. Затем прошу подготовить их к ликвидации.

– Вы с ума сошли! – воскликнула мадамка. – У меня не проходной двор. Только человек научился работать – а вы его на живодерню. Это неумно.

– Не надо спорить!

– Вы боитесь, что кто-то проговорится? Кому проговорится? Тростнику?

– Не надо разговоров, – сказал спонсор. – Знающие тайну не живут.

– Я сегодня принимала яйца, – сказала мадамка. – Семь тысяч ящиков.

– Вас мы тоже убьем, – сказал спонсор, – немного потом. Это шутка.

– Знаем, какие с вами шутки, – сказала Машка-мадамка.

Спонсоры мерно покачивались от смеха.

Они двинулись дальше от двери к ожидавшему их военному вертолету, мадамка с Лысым, не сказавшим ни слова, пошли за ними. С каждым шагом мне труднее было слышать и труднее бороться с желанием выбежать вслед за ними…

– …Я говорю с вами откровенно, – донесся до меня голос спонсора, – вы наш человек. Есть случай бегства домашнего любимца от одного нашего специалиста.

– Мне говорили, его вчера утром убили.

– Его по ошейнику опознали, – добавил Лысый.

– Так все думают. Пускай думают. Мы послали его фотографии на опознание хозяевам. Хозяева сказали – не тот. Тот молодой, высокого роста. Чистый, без следов на теле и без болезней. Он из хорошего дома.

– А зачем вы это нам говорите?

– Если он попал к вам, вы легче его найдете.

– Зачем?

– Немедленно сообщите нам. Он не должен жить.

– Почему? Что он сделал?

Мне совсем трудно было улавливать их слова. Они отошли к самому вертолету, по двору проезжали машины с какими-то ящиками и сосудами, винт начал медленно поворачиваться, я готов был высунуться на двор.

– Сообщите нам, а если есть подозрения – убейте его сразу! Убейте! – спонсор старался перекричать шум мотора. – Мы будем проверять!

– Поняла! – кричала в ответ мадамка. – Лучше ищите его на шахте! У меня все старики и инвалиды.

И только тогда, с роковым опозданием, я понял, что разговор шел именно обо мне. Они уже знают, что спасла меня случайность – лишь отсрочка! А здесь, на фабрике, я и не думал притворяться – я не хромаю и не изгибаюсь… Мадамка и Лысый почти наверное могут сложить два и два и догадаться, кто из нас – беглый любимец.

Но почему такая ненависть? Почему надо убивать меня? Урок другим любимцам?

Я понял, что не побегу за ними, я пошел назад по коридору.

…Ноги были как ватные. Надо было торопиться, а я медленно и обреченно брел обратно к цеху, потому что там был единственный близкий мне человек – бродяжка Ирка. Но что ей сказать?

В дверях меня встретил надсмотрщик Хенрик:

– Ты где шатался?

Жирный заворчал на меня:

– Я что, один их переваливать должен?

Ирка сказала:

– А я испугалась, что ты пропал – бежать хотела.

Она помогала Жирному вместо меня.

Я взялся за хвост ползуна – шерсть его была теплой, тело мягким. Он все выскальзывал из рук.

– Они знают, что Кривой не любимец, – сказал я, повернувшись к Ирке.

Я ведь ни разу не признавался, что я – бывший любимец. Она и без меня догадалась. Ей ничего не надо было объяснять.

– Теперь тебя ищут?

– Они сказали мадамке, что я должен быть здесь, на фабрике.

– Найдут, – сказала Ирка. – Уходить надо.

– Они и вас хотят убить.

– Когда?

– Через пять недель.

– Почему?

– Чтобы не рассказывали, где побывали, что кушали.

Мужики с дубинками снова устроили гонки за недобитой гусеницей – ползун свалился на пол, и началась такая суматоха, что мы могли с Иркой говорить спокойно, не опасаясь, что нас подслушают.

– Давай убежим, – сказал я.

– Обязательно убежим! Только погодим. У меня тут дела есть.

– Дела?

– А что, разве у человека не бывает дел?

– Они за мной придут!

– Пускай приходят, – сказала Ирка равнодушно. – Да не суетись ты, как господская собачонка. Важно не когда приходят, а кто приходит. Подумай ты, голова садовая, зачем мадамке тебя спонсорам сдавать. Она что-нибудь лучше придумает.

– Они ее не будут допрашивать?

– Ты жизни не знаешь. И уж Машкиной жизни тем более.

Транспортер поехал вновь, выплевывая трупы гусениц, и я был вынужден включиться в работу.

Человек ко всему привыкает. К жизни на кондитерской фабрике тоже можно привыкнуть. К концу смены я уже не валился с ног от усталости, а сохранил в себе достаточно сил, чтобы пойти по фабричным дворам и закоулкам, разыскивая место, где можно убежать.

За фабричными корпусами тянулась изгородь из колючей проволоки. За ней были бетонные корпуса, низкие, приземистые; там таились инкубаторы и теплицы, где из яиц выводили гусениц, а потом подземными коридорами подросших насекомых перевозили к нам в цех, на убой, оттуда – на разделку и переработку. Фабрика у нас была не маленькая!

Я пошел вдоль изгороди. Все здесь было пропитано застарелым запахом падали.

Изгородь кончалась у ворот. По ту сторону шел красный кирпичный забор. Он был старый, кое-где верхние кирпичи выпали, и если бы отыскать лестницу или хотя бы большой ящик, то можно будет перелезть через забор. Я не задумывался над тем, что я буду делать, когда убегу с фабрики, – я находился но власти страха. Мне казалось, что спонсоры вот-вот вернутся, чтобы забрать меня с собой или пристрелить на месте.

Рассуждая так и крутя головой в поисках лестницы, я зашел в узкий проход между забором и складом и тут услышал впереди голоса.

Я остановился.

– Ты с ней поговорил? – произнес женский голос.

Собеседники были отделены от меня высокой кучей ржавого металлолома.

– Она согласна отправить его к Маркизе. А что ты ей обещала?

– Мое дело.

– Она не обманет?

– Я ей достаточно пообещала.

Тут я узнал голос Ирки. Конечно, это голос Ирки! Я не узнал его сразу только потому, что слова, произнесенные этим голосом, не могли принадлежать жалкой бродяжке. Это были слова уверенной в себе особы. А кто же второй?

Я подошел поближе и постарался заглянуть в щель между грудой железа и кирпичной стеной.

Мужчина стоял ко мне спиной. В руке у него был хлыст, и он постукивал им себя по ноге. Хлысты есть у надсмотрщиков и Лысого. Нет, это был не Лысый. Для Лысого он слишком худ и мал ростом.

– Надо спешить, – сказала Ирка.

Я мог хорошо разглядеть ее, Ирка была серьезна. Она не стояла на месте, а медленно ходила, как зверь, загнанный в клетку, – два шага вправо, два шага влево.

– Завтра утром, – сказал мужчина с хлыстом. Он оглянулся и я узнал Хенрика – нашего надсмотрщика.

– Кто его повезет? – спросила Ирка.

– Лысый. Кто же еще?

– А нельзя, чтобы ты?

– Нет, мадамка не согласится. Она только Лысому доверяет.

– Тут уж ничего не поделаешь. Мы не можем мадамке приказывать. Просить можем, а приказывать – нет.

Они говорят обо мне! Как же я сразу не догадался! Они договорились с Машкой-мадамкой, чтобы меня отсюда увезти.

Великое облегчение и благодарность к Ирке и Хенрику охватили меня. И мне вовсе не было страшно, что везти меня к новому месту жительства должен был Лысый. Как-нибудь справимся…