Дело академика Вавилова - Марк Поповский

Анна Костова-Маринова в своих воспоминаниях возрождает истинные черты вавилонского характера. Только так и мог встретить Николай Иванович научного единомышленника, талантливого товарища по своей работе. "По окончании заседания, академику Вавилову было бы естественно распорядиться, чтобы Дончо Костова обеспечили гостиницей, - пишет мемуаристка. - Но, заметив некоторую растерянность болгарского гостя, Николай Иванович повез Дончо Костова к себе домой, где и продержал несколько дней, пока тому не устроили прекрасную комнату в Доме ученых" 29.

Так началась многолетняя дружба двух генетиков. Вавилов создал отличные условия для работы Костова, не раз брал его с собой в экспедиции по стране, представил к званию члена-корреспондента Академии наук СССР. Ему не пришлось пожалеть о затраченных силах: исследования Костова, опубликованные в русских и зарубежных журналах, принесли честь и славу приютившим его русским друзьям. Болгарский ученый до конца жизни (он умер в 1949 году) сохранил симпатии к советской науке, к одному из лучших представителей ее, академику Вавилову. Вернувшись на родину, он добился того, что Софийский университет избрал советского растениевода и генетика почетным доктором. А еще год спустя, по настоянию Костова, Объединение научных работников Болгарии пригласило Николая Ивановича Вавилова в гости прочитать лекции и познакомиться с флорой страны. Приглашение опоздало: Вавилов уже сидел в тюрьме.

Свое мировое значение русская генетическая школа утвердила окончательно в 1932 году на VI Международном конгрессе в США. Академик Вавилов не только получил приглашение возглавить советскую делегацию, но занял на конгрессе кресло вице-президента. Русские экспонаты на выставке, развернутой на время конгресса, привлекли особое внимание. Еще бы! Оказалось, что советские исследователи знают о растительности американского материка больше самих американцев, а их познания о культурных растениях Азии и Африки не уступают по полноте сведениям, которыми располагают ботаники и растениеводы основных колониальных держав. Всесоюзный институт растениеводства прислал на выставку в живом виде все мировое разнообразие типов кукурузы, собранных отечественными экспедициями. Сотрудник Вавилова H. H. Кулешов составил уникальную карту распределения сортов кукурузы по всем континентам. Ленинградцы С. М. Букасов и С. Ю. Юзепчук представили множество неизвестных науке видов картофеля, которые они открыли в Перу, Колумбии, Боливии и Мексике. Г. Д. Карпеченко показал уникальные гибриды крестоцветных растений, и в том числе гибрид редьки и капусты. Оригинальные материалы представила лаборатория генетики Всесоюзного института растениеводства. Не очень склонный обольщаться в делах науки, Николай Иванович, вернувшись из Америки, имел полное право сообщить своим коллегам: "Удельный вес нашей страны (в области генетики) за последние годы несомненно возрос... из двадцати пяти докладов на общих собраниях пять были посвящены советским докладам... Думаю, что не ошибусь, если скажу, что тематика, выдвинутая советским коллективом, представит интерес для наших товарищей по работе за границей" 30.

Передо мной старая почтовая открытка, посланная в Ленинград из американского города Итака. На открытке - добротные корпуса Корнельского университета, как бы плывущие между зеленью подстриженного газона и голубизной безоблачного неба. Здесь в августе 1932 года повстречал Вавилов весь цвет мировой биологии. Здесь крупнейший генетик Европы Р. Гольдшмидт, председательствуя на заседании, где выступал русский делегат, должен был признать, что "в изучении культурных растений Ленинградский институт нашел новые чрезвычайно плодотворные пути". Здесь же, в Итаке, возникла у некоторых делегатов идея провести следующую встречу по генетике в Советском Союзе.

Все это говорило о том, что, как и на предыдущем V Генетическом конгрессе, который проходил в Берлине в 1927 году, "мы - не очень сбоку".

Глава 3

ШКОЛА РОМАНТИКОВ

Мы - педагоги, преподаватели ради любви к делу. Ибо каждый из нас видит смысл жизни в том, чтобы сделать побольше, проложить тропу поглубже, и то, что мы сделали, накопили, передать стране, которой мы преданы.

Н. И. Вавилов. Из речи в ВИРе 15 марта 1939 года

Николай Иванович - гений, и мы не сознаем этого только потому, что он наш современник.

Академик Д. Н. Прянишников

В 1909 году Шведская академия наук присудила очередную премию Альфреда Нобеля германскому химику Вильгельму Оствальду. Казалось бы, этот факт не имел никакого отношения к судьбе студента Николая Вавилова, который учился тогда на третьем курсе сельскохозяйственного института. И тем не менее друзья в те годы не раз слышали от него восторженные рассказы о Нобелевском лауреате. Интерес студента к знаменитому химику объясняется просто: Оствальд кроме прочего был видным философом и историком науки. В том же году, когда ему присудили премию Нобеля, он выпустил в Берлине книгу "Великие люди". Жизнеописание шести величайших физиков и химиков XIX века читал Николай Иванович взахлеб. Литературные портреты Дэви, Фарадея, Либиха, Жерара, Майера и Гельмгольца очерчены были великолепно. Но особенно пленили Вавилова последние главы, где Оствальд взялся ответить на вопрос, что такое вообще гений в науке, какие условия способствуют и какие глушат гениальность.

Биографии великих людей всегда были для Николая Ивановича излюбленным чтением. Достигнув всемирной известности, директор ВИР, президент ВАСХНИЛ и Географического общества СССР все еще продолжает увлекаться жизнеописанием Леонардо да Винчи, Эйнштейна, великих естествоиспытателей и художников прошлого. Судьбы предшественников для него не просто занятные истории. В их мужестве он черпает собственные силы, поддерживает примерами из прошлого себя и своих близких. "Хочу Вам послать... биографию Микельанджело, написанную Роменом Ролланом, - пишет он неизлечимо больному другу, саратовскому врачу П. П. Подъяпольскому. - Вы обязательно должны ее прочесть, написана она замечательно. И когда Вы прочтете ее, то забудете все горести. Я повесил у себя в кабинете Давида и Моисея Микельанджело и, когда бывают неприятности в жизни, всегда вспоминаю Микельанджело, как он тащит мрамор с Апеннинских гор, будучи брошен, полуизгнанником, в болезни, высекая то, что никто еще не превзошел" 1.

Но книга Оствальда была для Николая Ивановича большим, нежели еще один сборник хороших биографий. "Великих людей" он читал и перечитывал много раз. Почему? Позволю себе высказать догадку: книга открыла Вавилову правду о нем самом.

Суждения Оствальда о гениальности сводились к следующему.

Способности великих людей выявляются очень рано. Выдающиеся химики, физики, биологи порождали главные свои открытия в юности. Майер, Джоуль и Гельмгольц - творцы принципа сохранения энергии - опубликовали свои идеи, не достигнув двадцати восьми лет от роду. В том же возрасте реформировал анатомию Андрей Везалий (XVI век). Карл Линней (XVIII столетие) описал систему размножения у растений еще раньше - в двадцать четыре года. Людвиг, Гельмгольц и Дюбуа, которые в середине XIX века положили начало современной физиологии, имели за плечами в среднем по двадцать пять лет.

По мнению Оствальда, школьные и даже институтские наставники мало чем помогают будущим преобразователям науки. В лучшем случае они не мешают бурному развитию своих выдающихся питомцев. Главные учителя потенциальных гениев - книги. Фарадей сделался переплетчиком, не имея иной возможности утолить жажду чтения; Либих упоминает, что в юности проглотил все книги придворной библиотеки, а Гельмгольц, который свои математические познания приобрел исключительно посредством книг, долгое время служил помощником библиотекаря. Надо ли напоминать, какую роль книги сыграли в жизни Ломоносова, сколько читали Гумбольдт, Дарвин, Пастер, Менделеев!

Много места уделяет Оствальд великой энергии, которая нужна для всякого большого открытия. Для него это не абстрактная "творческая сила", а вполне реальная величина, которую можно исчислить в точных цифрах. Говоря об энергии научного созидания, он даже переходит на язык техники. "Великий человек - это аппарат, могущий производить великие работы. Величины этих работ зависят, во-первых, от количества энергии, которую этот аппарат в состоянии поглощать извне... В этом отношении почти все люди равны, поскольку они здоровы и нормальны. Во-вторых, работа зависит от количества сырой энергии, превращенной в те специфические формы, в которых происходит работа великого человека по отношению ко всей поглощенной энергии. И чем выше этот коэффициент, тем больше будет сделано великим человеком" 2. Этот коэффициент, по мнению Оствальда, и есть главное отличие гения от остального человечества, во всяком случае, в смысле количества творческого труда.