Самоосвобождающаяся игра - Вадим Демчог

И это, несомненно, вопросы технологии и практики! Ясно одно: АРТИСТИЧЕСКАЯ КОНФЛИКТОГЕННОСТЬ В ЗАЩИЩЕННОЙ ПОЗИЦИИ — это огромное счастье для обладателя! И «…то, что для гусеницы конец света, мастер называет превращением в бабочку»252. И почему это так, а не иначе?

16. Веселая наука

или, КОНФЛИКТ В ОПРАВДАННОЙ ПОЗИЦИИ!

Говоря словами Эйнштейна: «…невозможно решить проблему, находясь на том же уровне сознания, на котором мы ее создали»253. Необходим рост, переход, трансформация! То есть новый уровень восприятия конфликта, на котором эволюционная трагедия артиста (т. н. превращение из гусеницы в бабочку) будет разыгрываться в ЗАЩИТНОМ СИЛОВОМ ПОЛЕ знания о ПУСТОТНОЙ ПРИРОДЕ РЕАЛЬНОСТИ, в защитном силовом поле Зрителя! Именно в нем «конфликтогенный невротик» с детской непосредственностью способен разворачивать все многообразие своих уникальных, конфликтно-невротических экспериментов.

Рассмотрим эту схему подробнее: на уровне роли невротик моделирует конфликт; на уровне актера — забавляется моделированием конфликта, организует его, направляя в созидательное, самоосвобождающееся русло; на уровне зрителя — наслаждается этой игрой из позиции пустоты. Получается что на уровне роли человек — персонален; на уровне зрителя — трансперсонален; а на уровне актера, он — искусство возможного, творческая потенция, т. е. не то что есть, а то, что может быть, и таким образом у него всегда есть выбор!

Еще раз: НЕВРОТИЗМ — это стремление нашей роли к трансформации, к росту! На этой территории мы бурлим, мечемся, создаем конфликты и преодолеваем их! На уровне актера мы играем с этими возможностями, раскрашиваем и направляем, придавая конфликтогенной потенции самоосвобождающееся направление! На уровне же зрителя мы наслаждаемся всем этим, т. к. изначально знаем, что все происходящее — иллюзорно! Ведь еще великий Монтень настоятельно указывал на то, что «…большинство наших занятий — лицедейство. Mundus universus exercet histrioniam (Весь мир занимается лицедейством). Нужно добросовестно играть свою роль, но при этом не забывать, что это всего-навсего роль, которую нам поручили. Маску и внешний облик нельзя делать сущностью, чужое — своим. Мы же не умеем отличать рубашку от кожи…»254Точто так же выглядит и первый урок Гёте по методу Шиллера: «…не притуплять крайности в пугливом жесте взаимосвязанности, но, напротив, обострять их до невыносимости, до катастрофичности; взрыва не будет, если посредником этих смертельных серьезностей окажется игра»255.

Итак, «…Свет становится видимым только тогда, когда встречает сопротивление»256. И в этой особой позиции, несомненно, — «Столкновение идей — бесспорный катализатор успеха, а управление злостью — одно из его слагаемых»257. И так, в мире, где в настоящее время, одновременное существование непримиримых противоречий рассматривается как фундаментальный принцип материи, заключается мир с войной!258

И еще раз о технологии, но более поэтичным языком: здесь глаза роли видят линейную перспективу; глаза актера — нелинейную игру перспектив; глаза зрителя — взаимосвязь целого. Вот схема так называемой ТРИЕДИНОЙ ПОЗИЦИИ, в которой мы не боимся конфликта, так как он защищен глубочайшим знанием о пустотной природе игр. И это и есть АРТИСТИЧЕСКАЯ КОНФЛИКТОГЕННОСТЬ в позиции ЗАЩИТЫ! Та самая фактически невозможная схема, к которой мы будем «подбирать ключи» на протяжении всей книги, с разных позиций и с помощью различных технологических приемов. Та самая структура, которая призвана защитить то, что защитить фактически невозможно, — ЖИВОЙ ТВОРЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС!

И о чем же нам нужно знать, чтобы сдвинуться с места?

17. Дуализм

или БАЗОВОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ НА «Я» и «ВНЕШНИЙ МИР».

Как нам уже известно, это положение имеет место быть только на уровне роли! Это и есть наша исходная позиция! Все мы живем, или вынуждены жить, в двойственном мире, т. е. в мире, разделенном на то, что внутри, и на то, что вовне. И именно в этих «предлагаемых обстоятельствах» разыгрывается «великая драма» нашего страстного стремления к счастью реализации. Ясно, что в самой страсти нет ничего неправильного, неправилен лишь выбор, который мы совершаем, воображая, будто нечто внешнее подарит нам мало-мальски устойчивое удовлетворение или столь желаемое нами счастье реализации. То есть, надеяться на то, что «…еда, секс, власть, деньги или слава — сделают нас счастливыми, значит обманывать самих себя»259. И с этим трудно не согласиться! Например, «…люди часто говорят, что они «ищут» любовь, как если бы любовь зависела не от них самих, а от кого-то другого. Мы слишком часто ищем любовь «где-то там», в окружающем нас мире, вместо того чтобы открыть свой собственный источник любящей энергии»260. Ведь то, чего нам не хватает, надо искать не снаружи, а внутри! Недаром мудрецы всех времен говорили, говорят и продолжают говорить, что: «…невозможно, глядя вовне, утолить внутреннюю жажду…» или чуть иначе: «…у вас есть своя собственная сокровищница, почему вы ищете снаружи?»261.

Итак: во внешнем мире можно найти только то, что излучается в него изнутри. «Вы можете изменить все вокруг, но ничего не изменится, если внутренний мир останется прежним. Внутренние установки будут создавать все ту же модель вновь и вновь, потому что человек живет от внутреннего к внешнему. Как паук несет паутину в себе, и куда бы он ни пришел, он тотчас распространяет вокруг себя свою паутину, так и мы, куда бы ни пришли, тотчас создаем вокруг себя свой образец»262. Здесь также можно привести одну известную аналогию: «…внешний мир — это экран, на который проецируется кино нашей внутренней Вселенной»263. Но самое невероятное и загадочное в том, что мы искренне принимаем эту иллюзорную проекцию за тотальную реальность и готовы играть по навязанным ею правилам. ГЛУПЫМ И ДОСАДНО ОГРАНИЧЕННЫМ!

Здесь, вслед за чувственным Мопассаном хочется воскликнуть: «Надо иметь вялый и нетребовательный ум, чтобы удовлетворяться тем, что есть. Как случилось, что зрители мира до сих пор еще не крикнули: «Занавес!», не потребовали следующего акта с другими существами вместо людей, с другими формами, другими светилами, выдумками и приключениями?»264. Одним словом, это первое и, по сути, самое главное заблуждение: МЫ НАИВНО ПОЛАГАЕМ, ЧТО ЖИВЕМ В МИРЕ, СОЗДАННОМ ДРУГИМИ! И так возникает ДУАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ УМА, в которой подлинная реализация НЕВОЗМОЖНА!

И на это следует еще и еще раз обратить особое внимание: В МИРЕ, СОЗДАННОМ ДРУГИМИ, НАША РЕАЛИЗАЦИЯ НЕВОЗМОЖНА! И прежде всего потому, что в узком, двойственном положении Ума «…попытки изменить ситуацию внешне — начать работать интенсивнее и упорнее, поменять место работы, переехать в другой город, обвинить в своих проблемах других людей и т. д. и т. п. — все это, скорее всего, бесплодно или, по крайней мере, будет носить временный характер до тех пор, пока мы не обратим свой взор вовнутрь»265. Пока не поймем, что «…сами должны стать тем изменением, которое хотим видеть во внешнем мире»266. А когда «…изменяемся мы, изменяется и все вокруг»267.

И как это возможно?

18. Самоосвобождающаяся версия игры

САМООСВОБОЖДАЮЩАЯСЯ ВЕРСИЯ ИГРЫ268

Итак, примерно к 28–30 годам (у кого-то раньше, у кого-то позже) у людей, верных т. н. «инстинкту преображения»269, возникает, как мне кажется, «революционная» идея освободиться от власти демона игры; уйти из того театра, который Арто называет «пищеварительным»; т. е. отказаться от унизительного прозвища «…марионетки в театре Господа Бога — режиссера»270; преодолеть т. н. «пре-бывание в обыденности»271, и узнать творческую силу всего диапазона Театра Реальности. И если это действительно происходит, тогда мы естественным образом включаемся в динамику тщательного исследования своего уникального «многоклавишного» инструмента, устремляясь к познанию — САМООСВОБОЖДАЮЩЕЙСЯ ВЕРСИИ ИГРЫ. Той единственной, в которую, с моей скромной точки зрения, действительно стоит играть! И что это за версия? Например, в древнеяпонских театральных состязаниях существовало такое правило: «На сцену выходят два артиста. Оба играют. Выигрывает тот, кто делает другого зрителем…»272, т. е. победителем становится тот, кто своей непоколебимой целостностью вышибает другого в двойственную позицию! И что это означает? В этой до предела утонченной культурной традиции считалось, что мастерство артиста, выбитого из позиции единства, — повержено! ТАК ОНО И ЕСТЬ! Известен так же рассказ Максима Штрауха об игре Михаила Чехова. Он много раз ходил на спектакли, в которых играл Чехов, «…что бы подглядеть тайну его искусства. Но мне ни разу не удалось сохранить позицию рационального наблюдателя. Чехов сбивал меня с этой позиции, превращал в послушного ребенка, который смеялся и плакал, по воле актера-волшебника…» Фактически, во всех методах ИГРЫДВОЙСТВЕННАЯ МОДЕЛЬ ВОСПРИЯТИЯ используется в целях достижения САМОРЕАЛИЗУЮЩЕЙСЯ, или САМООСВОБОЖДАЮЩЕЙСЯ, ПОЗИЦИИ УМА. Все нижеприведенные техники базируются на утверждении, что каждый из нас изначально — целостная и самодостаточная сущность, способная, опираясь только на свою собственную силу, обрести «центр тяжести», свой «центр циклона», и «оседлать» Дракона, как говорят восточные мастера, или «трансмутировать» его в неравной схватке в высшие состояния сознания, как говорят средневековые алхимики273. И все это означает — СОЗНАТЕЛЬНОЕ ФОРМИРОВАНИЕ ВОКРУГ СЕБЯ ТАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, КАКИЕ МЫ СЧИТАЕМ МАКСИМАЛЬНО ЭФФЕКТИВНЫМИ ДЛЯ НАШЕЙ ТВОРЧЕСКОЙ РЕАЛИЗАЦИИ! Или, говоря словами мастера в метафизике игры Йогана-Христофора Фридриха Шиллера: важно сотворить такой мир, в котором «…возвращается сознание, что целостность существования возможна, как возможна и уверенность в своих силах…»274, или, мистера Брука: «Смысл театра — в освобождении»275! И крайне досадно, если до сих пор мы пребываем в иллюзии, что реализовать скрытую внутри нас силу можно только опираясь на кого-то вовне.