Дети в лесу - Беатриче Мазини

Никто не посмел ничего возразить, во всяком случае, тогда. Потом, позже, Хана, конечно, выдала Тому все, что она об этом думает: «Ты что, свихнулся? Книгу? Ему, с его курьими мозгами? Да он ее потеряет, уронит в ручей, порвет! И мы останемся без сказок!» На это Том ответил: «Не бойся, я буду за ним присматривать. Ничего страшного не случится».

С этого дня у Тома добавилось забот: теперь он должен был не только вести за собой остальных, добывать еду и принимать решения, а еще и следить за тем, чтобы с Гранахом и книгой ничего не случилось. Но он мужественно взял на себя и эту ответственность. В конце концов, у каждого в жизни должен быть смысл, и если человек не нашел его сам, то надо ему помочь, а лучше от этого будет всем.

Тот день остался у них в памяти как День капризов Гранаха. Или просто: День капризов.

Книга всегда находилась в центре событий. Дети слушали сказки молча, не перебивая, чтобы не разрушить чары волшебства, и лишь в конце, будто очнувшись и возвращаясь в реальность, задавали вопросы. Задавали те, у кого хватало воображения, чтобы эти вопросы возникли, и хватало памяти, чтобы сохранить их до конца рассказа. В этом они тоже изменились: раньше Том по собственной инициативе объяснял всем трудные слова – те, которые они не могли понять за неимением опыта. Теперь спрашивали сами слушатели.

– Наверное, это плохо, если в сердце у тебя торчит кусок зеркала, – сказал как-то Дуду. – Это больно, – и, чуть помолчав, с напускной небрежностью: – Кстати, а что это за штука – зеркало? – ему явно было неловко, что он чего-то не знает.

Сдерживая улыбку, Том объяснил:

– Помнишь, дня три назад мы были на большой поляне и видели пруд? Я вам еще сказал, что эту воду пить нельзя, нужно сначала проверить, не ядовитая ли она. Вы тогда приблизились к берегу так осторожно – осторожно, словно боялись, что вода вас укусит. Заглянули в пруд и увидели самих себя. Так вот, зеркало – это нечто вроде пруда. Только оно маленькое. И блестящее. Его можно держать в руках или повесить на стену и смотреться. Видеть самого себя.

– Ага, а для чего оно нужно? – не успокаивался Дуду.

– Я же говорю – чтобы видеть себя, – ответил Том.

– А зачем мне видеть самого себя?

– Чтобы проверить, всё ли в порядке, – Том невольно поморщился: слишком уж нелепо прозвучало в их условиях такое объяснение. Поэтому он уточнил: – Чтобы увидеть, нравишься ли ты себе, красивый ты или урод… – еще не договорив, он пожалел о сказанном, но было уже поздно.

– Ну, тогда мне лично зеркало не понадобится, – понуро сказал Глор. – Я и так знаю, что я урод.

– Остатки – они все страшные, – подлила масла в огонь Орла.

– Неправда, – возразил Дуду, который был Вылупком, но вместе с тем и другом Глора. – Есть уродливые Остатки и уродливые Вылупки.

– И красивые Остатки и красивые Вылупки, – радостно подхватила Нинне.

– Да, но я – уродливый! Мое зеркало – это вы, – упрямо сказал Глор. – Ваши лица для меня как зеркало. Вы никогда на меня не смотрите. Или смотрите слишком долго. И хотя я сам себя не вижу, но все равно ощущаю их, свои волдыри, могу потрогать руками, чувствую, как они горят. Почему у вас нет волдырей, а у меня есть? – Глор совсем пал духом. Обычно он говорил мало и никогда раньше не задавался такими вопросами, никогда.

– Глор, – вмешался Том, – никто не виноват, если у него волдыри. И ты не виноват. Говорят, это из-за излучения: все, кто находился слишком близко, когда взорвалась бомба, были… покалечены. Кто-то изнутри, где этого не видно. Кто-то – снаружи, как ты и Гранах. Но я уверен, что есть средство всех вылечить. Оно есть. Мы найдем его, как только придем.

Гранах помрачнел. Ему не нравилось, когда упоминали о его недостатке. Он вообще не любил привлекать к себе внимание.

– Лучше бы они появились у меня внутри, эти волдыри. Тогда бы их не было видно, – пробормотал Глор, которого не особенно утешили слова Тома.

– Ага, и тогда ты тоже сидел бы и качался взад-вперед, как те, из Третьего Сгустка? – насмешливо отозвался Дуду. – Ты хоть двигаешься, ходишь, говоришь. И вообще, не такой уж ты урод. Ты просто… немного другой, вот и все.

– Придем куда? – спросила вдруг Нинне. – Ты сказал «как только мы придем» – но куда? В сказках, когда идешь по лесу, то всегда приходишь к какой-нибудь избушке или к замку. Но здесь один только лес, лес и лес. Ты уверен, что мы в правильной сказке?

«Вот я и вляпался, – подумал Том, мотая головой и лихорадочно соображая, что ответить. – Вот и вляпался…» Каждый раз, когда они начинали говорить серьезно, возникали проблемы.

– Когда идешь, то всегда куда-нибудь придешь, – проговорил он с напускной уверенностью, которой у него на самом деле не было и в помине. – Если бы мы остались в Лагере, то… мы не нашли бы всех этих плодов, не поели бы птичьего мяса… – Том попытался найти еще какие-нибудь положительные стороны их бегства. Нинне сама пришла ему на помощь:

– И мы продолжали бы принимать Лекарство, и не думать, и ничего не делать…

– И не узнали бы лес, – ликующе подхватила Орла. – Мне очень нравится лес, – добавила она тихо. – Очень-очень.

– А что такое «снег»? – спросил Ноль-Семь ни с того ни с сего, словно все это время он пытался удержать ниточку какой-то своей мысли.

– Ты же видел его на рисунках, правда? Он белый, холодный, падает с неба… – стал объяснять Том, радуясь возможности сменить тему.

– Да, я понял, это ты уже говорил. Но что это такое?

– Это как дождь, только не сульфитный – а чистый. Он падает сверху маленькими кусочками и кружит в воздухе. А потом оседает на земле и на разных предметах и, если его много, покрывает собой все. И еще, если его много, то очень холодно. Ужасно холодно! Можно даже умереть от холода. Нам повезло, у нас нет снега. Это потому, что Астер уничтожил все времена года.

Дети посмотрели на него как на сумасшедшего. Никто ничего не понял. Том постарался объяснить проще:

– Это Астер всему виной, да. Когда взорвалась бомба, то что-то случилось и в небе: привычные светила разлетелись в разные стороны, остался только Астер – он жаркий и довольно близкий, и поэтому погода всегда остается такой, как сейчас.

Молчание. Голос Ханы:

– А ты откуда это знаешь?

– Не знаю, – ответил Том. – Кажется… кажется, мне это кто-то говорил.

– Опять ты со своими глупостями об Осколках, да? – Хана смотрела на него сердито. Том даже отпрянул, ему показалось, что она его сейчас ударит.

– Давайте не будем ссориться из-за Осколков, – вдруг сказал Глор. – Давайте вообще не будем ссориться.

Все удивленно уставились на него. В лучах Астера виден был каждый волдырь на его лице, но светлые глаза как будто светились изнутри.

– Если мы – твое зеркало, – пробормотал Том про себя, – если мы действительно твое зеркало, то сегодня ты увидишь себя красивым.

– Почему они все время ругаются из-за Осколков?

– Ах, Рубен, Рубен, иногда мне хочется быть похожим на тебя, – с легкой улыбкой произнес Джонас.

– Нечего выставлять меня дураком, лучше отвечай, – обиженно пробурчал тот.

– Да нет, что ты, ты не дурак. Ты просто такой… такой…

– …дурак. Пытаешься сказать то же самое другими словами? Можешь не стараться, лучше отвечай. Так почему?

– Потому что у одних они есть, а у других нет. И те, у кого их нет, завидуют тем, у кого есть. Потому что иметь Осколки – значит иметь прошлое. Не иметь их значит лишь одно – что ты родился из пробирки, неизвестно от кого, может, вообще случайно. Обыкновенное слияние гамет. И если у тебя нет прошлого, то тебе трудно представить и будущее.

– Вечно ты говоришь загадками, Джонас! Но я понял, – ответил Рубен и улыбнулся. – Это значит, что у Остатков есть кто-то, кто их ищет, кому они нужны, на этой планете или нет – не важно. А у тех, других, – никого нет. Разве что пробирка, и та уже давно разбилась.

– Именно так, Рубен, именно так.

– Осторожно, – пошутил Рубен. – Ты начинаешь повторять все по два раза, прямо как наш Том. Или ты хочешь, чтобы я звал тебя Джонас-Два-Раза?

– Кстати, не такое уж плохое прозвище. Но Тому оно больше идет. Не будем забирать у него имя. У парня и так почти ничего нет.

– У него есть книга… Знаешь, эта история о злой ледяной королеве, она мне тоже понравилась. Хотелось бы и мне иметь такую книгу. В следующий раз, когда к нам заявятся Первопроходцы, я их спрошу. У них там на астерлётах столько разного хлама, наверняка и какая-никакая книга отыщется.

Вот уже несколько дней Том брал с собой на охоту Глора. Сначала просто чтобы хоть как-то отвлечь его после того неприятного разговора, а потом – потому что вдвоем у них получалось гораздо лучше. Кто бы мог подумать, что Глор, рослый и крупный, окажется бесшумным, ловким и метким охотником? И, похоже, в отличие от Тома, Глор нисколько не терзался сомнениями в момент, когда нужно было свернуть птице шею.

В этот раз у добычи, которую они выслеживали, не оказалось ни крыльев, ни перьев. Честно говоря, трудно было вообще понять, что это такое: в кустах виднелась лишь бурая спина, казавшаяся пятнистой от игры света и тени. То, что зверь большой, было ясно уже по хрусту веток под его лапами. Иногда из его горла вырывался хриплый звук, похожий на затяжной кашель. Именно этот звук сначала испугал, а потом заинтересовал охотников. И теперь, сидя в укрытии, в кустах, они замерли, не зная, что делать дальше.