Дети в лесу - Беатриче Мазини

Орла захлопала в ладоши:

– Сюрприз!

На этот раз все уставились на нее. Но это длилось недолго: содержание кулька было куда интереснее нового слова. Том пошелестел бумагой, придавая торжественности моменту, – и высыпал на траву восемь больших желтых плодов.

Через мгновение на траве ничего не было. Драться не пришлось: каждый взял по одному, словно неписаные правила выживания Лагеря остались позади, а в лесу правила другие – не важно, откуда они взялись.

Закончив завтракать и слизывая последние липкие капли сока с губ и пальцев, дети один за другим вставали – готовились идти дальше.

– Нужно знать еще кое-что насчет завтрака, – сказал Том. – Например, что перед едой нужно сходить в кусты, а потом умыться. Но мы еще успеем всему научиться. Еще успеем.

– А сейчас идем, правда? – нетерпеливо спросил Дуду. – Идем?

«Молодец малыш, – подумал про себя Том. – Не спрашивает, куда. И правильно, что толку спрашивать, раз все равно этого никто не знает».

И они продолжили путь.

«Идти, не зная, куда идешь, – думал Том. – Иногда это даже лучше».

Спустя несколько часов Дуду уже не понимал, с чего это совсем недавно ему так не терпелось куда-то идти и идти, а Орла уже не думала про новые слова. Все слишком устали. Завтрак усладил скорее глаз и сердце, чем желудок. К тому же для некоторых это оказалась первая ночь без тяжелого забытья от таблеток. Все шагали напряженные, голодные и усталые.

И все вокруг вызывало страх. Хорошо еще, что первая часть бегства, первые четыре или пять часов, прошли под прикрытием ночи. Дети ничего не видели в темноте, кроме спины впереди идущего, а их собственные, непривычно громкие шаги заглушали все остальные звуки. Но сейчас, днем, лес, пронизанный лучами Астера, наводил настоящий ужас. На то он и лес. В голову лезли мысли об одиночестве, о неизвестности, о том, что дальше. Каждый птичий выкрик казался резким и неожиданным, и дети вздрагивали; на хруст сухой ветки испуганно оборачивались все. Если кто-то из идущих наступал в липкую грязь, ему мерещилось, что лесное чудище вцепилось в ногу холодными пальцами, и отчаянный вопль тотчас отражался в испуганных глазах остальных. Если кто-то, поскользнувшись, падал, то тут же в страхе подскакивал на ноги: только бы не касаться этого мокрого, гадкого. У старших лица уже были исцарапаны, как от кошачьих когтей, – потому что всякий раз, когда впереди кто-то отклонял ветку, она распрямлялась и хлестала идущего сзади по щекам. Мошкара зудела и жужжала, целясь в голые ноги, руки, шеи: жаждала крови. Кругом высились огромные деревья, и за каждым, казалось, прятался кто-то, кто в любой момент мог наброситься на беглецов. Подняв голову, дети видели качающиеся кроны деревьев и над ними, высоко-высоко, – небо. А когда они потом переводили взгляд на землю, кружилась голова и неудержимо тянуло присесть на ближайший камень. Как-то Глор отодвинул один из камней, и кишащие под ним черные блестящие создания бросились врассыпную – искать себе новое убежище; все смотрели на них с ужасом. А однажды путь детям перерезала змея: она словно плыла поверх листьев, длинная и легкая, и, хотя многие даже не знали, что это такое, а может, именно поэтому, все как один закричали: «А-а-а-а!»

Тропы не было; об ориентировании Том знал совсем немного – только то, что успел вынести из своих коротких тайных вылазок, когда единственной его целью было уйти в лес как можно дальше от Лагеря, а потом как можно быстрее вернуться. Том знал, что Лагерь находится с той стороны, где стволы деревьев поросли мхом, и этого ему было достаточно, чтобы понять, что сейчас они должны идти в противоположную сторону. Так, а дальше? Часто беглецам преграждали путь огромные поваленные стволы, все в пятнах лишайника. Поваленных стволов было так много, а потерять направление в лесу – так легко… И Тома охватывало нехорошее подозрение, что они идут по кругу. Тут даже его скудного опыта хватало, чтобы понять: когда ходишь по кругу, никуда не придешь.

Неужели все было зря? Дорога неизвестно куда, манящая лишь своей новизной, – и всё? «Кто знает, – говорил себе Том, – может, это нужно было для того, чтобы они чему-то научились; может, им, вообще ничего не умевшим, был необходим и этот опыт в лесу – для начала». Но потом? Куда идти потом? Для Тома всего этого было слишком много. В конце концов, он – просто Тринадцать, одиночка, ставший вожаком совершенно случайно; Остаток, который знает о себе лишь то, что сохранили болезненные Осколки, застрявшие в его голове. Завидев впереди поляну – круглое ярко освещенное пятно зеленой травы, – Том устремился к ней и вскоре, обессилевший, упал на теплую землю. За ним упали все остальные, по привычке расположившись в круг. Здесь было не так страшно: свет Астера щедро лился сверху, отгоняя грозные тени к краям поляны, дети же находились в ее центре – круг в круге. «Интересно, может, это что-то значит», – подумал Том. И вообще – все ли имеет значение или некоторые вещи случаются просто так?

Хана на коленях подползла к нему ближе, устроилась рядом. Наклонилась к его уху, хотела что-то сказать, но он в этот момент отвернулся, и она не стала настаивать.

– Да оно работает или нет? Все серое. Одна густая серая каша. Что скажешь, гений микрочипов? Твою механическую мошку поймал изголодавшийся паук? – в голосе Рубена проскальзывали язвительные нотки.

– У меня есть проблемы с контрастностью, это верно, но дети все на месте – вон они, их и слепой разглядит, – огрызнулся Джонас, не отрываясь от пульта управления. И тут же прикусил язык: Рубен ведь и правда почти слепой, не стоило это лишний раз подчеркивать. Все-таки он единственный человек, которого Джонас мог бы сейчас назвать своим товарищем. Хотя «товарищ» – это, пожалуй, не совсем то; скорее «соучастник».

Как бы то ни было, детей вполне можно было разглядеть: бледные пятна на темноватом фоне. Они сидели в кругу, как группа юных экскурсантов, а один – худой мальчик с черными волосами и вихром на виске, явно вожак, – стоял и оживленно что-то говорил. Ближе всех к нему находился самый маленький; он сидел неподвижно, высоко задрав голову. Слов было не разобрать, в колонках слишком громко трещала цикада – устроилась рядом с передатчиком и стрекотала вовсю. Но в принципе, если напрячь воображение, можно понять, что происходит на поляне.

В любом случае было ясно, что дети идут слишком медленно и что они пока ушли недостаточно далеко. Вот когда они действительно исчезнут из поля зрения Джонаса, когда будут по-настоящему невидимыми, неслышимыми – вот тогда они станут и неуловимыми. А пока опасность не миновала. Но как им об этом сказать?

Вожак, этот Том, ходил взад-вперед, размахивал руками, как оратор, иногда вдруг резко останавливался и обращался к кому-то конкретно. Будто никак не мог их в чем-то убедить. «Странно, – подумал Джонас. – До сих пор это удавалось ему без особых усилий. А теперь – почему они вдруг засомневались?»

– Это было не так. В сказке все было не так. Ты говорил, что Мальчик-с-пальчик был самым младшим, но самым умным из всех братьев. А у нас самый младший я, значит, вы должны слушаться меня, потому что я ваш Мальчик-с-пальчик, – начал Ноль-Семь. Теперь он стоял посреди поляны, в центре круга, и медленно поворачивался вокруг своей оси, обращаясь ко всем по очереди. – Вот. И мне приснился сон, и во сне я тоже был Мальчик-с-пальчик, в шапочке и все такое, и даже в сапогах, только они были совсем крошечные, и я точно знал, что нужно делать, а значит, вы должны слушаться меня, иначе вас съест Великан – и тогда сказке конец. И вам всем тоже конец.

Том уже не знал, что говорить, чтобы убедить его, убедить их всех. Было ясно, что сказки для них – важнее реальности. Как объяснить им, что все это выдумки? Хотя, конечно, сказки стали для детей спасением, удержали от падения в пропасть невежества, вернули им силы и изобретательность, помогли презреть риск – и бежать… Том вздохнул и опять заговорил:

– Знаете, сказки… они не то чтобы всегда рассказывают правду. Вот, например, Великаны – вы хоть одного когда-нибудь видели?

– Да, я видела, видела! – Орла даже замахала руками, чтобы привлечь к себе внимание. – Тот, кто увел Лу, был Великан. Такой огромный, в сапогах и с бородой! Он взял ее под мышку и унес.

Том помедлил: впервые кто-то вспомнил о Лу. Значит, Лу – не плод его воображения. Значит, она и вправду когда-то была. Значит…

Да, но сейчас дело не в этом. Они только что объединились, сбились в стаю – и вот уже первый мятеж. Так не пойдет. В конце концов, он, Том, потратил столько сил на то, чтобы они вообще оказались здесь. И на то, чтобы они снова нашли слова и истории… Том мысленно это повторял, словно пытаясь вызвать внутри себя какое-то несвойственное ему чувство. Хана, так легко передавшая ему бразды правления, незаметно кивнула, будто в ответ на его мысли – или будто она была уверена в правильности своего решения.