Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 2 - Коллектив авторов

Но давление пространства ещё не сравняло горы с землёй, и жизнь, которая есть Искусство, состоит (как любое произведение искусства) из пиков и контрастов.

Человеческий прогресс, который по природе обладает возрастающей скоростью, как любая скорость, предполагает преодоление препятствий, то есть революционные войны.

Жизнь насекомых показывает, что всё сводится к воспроизводству любой ценой и к бессмысленному разрушению.

Человечество тщетно мечтает уклониться от этих двух законов, которые поочерёдно то возбуждают, то утомляют его. Человечество мечтает, что некий уникальный вид человека мира установит мир, однако человек этот должен быть немедленно кастрирован, дабы его агрессивная мужественность не провозгласила новой войны.

Уникальный человеческий тип должен был бы жить на исключительно гладкой земле. Каждая гора – это вызов любому Наполеону и любому Ленину. Любой листок проклинает воинственную волю ветра.

Несократимое разнообразие человеческих запросов и средств передвижения оскорбляет коммунистическую мечту.

На самом деле, необходимость ехать на трамвае, потом на поезде, потом по озеру на лодке, потом снова на поезде и, наконец, пересечь море на корабле, который не достиг бы Америки, будь он маленьким парусником, – всё это трагически антикоммунистично.

После самой многообразной и беспорядочной из войн человечество логически достаёт свой старый коммунистический идеал окончательного покоя.

Коммунизм, возможно, наступил на кладбищах. Но поскольку многие похоронены заживо, поскольку полная смерть человека неконтролируема, благодаря сохранению чувствительности у умирающих в последующем, на кладбищах, несомненно, происходят яростные митинги, восстания в тюрьмах, стремления, желающие возродиться. Там будет много попыток установления коммунизма, контрреволюционных, которые приведут к войне и революции, воинственно защищаемой.

Относительный мир не может существовать иначе как из-за усталости от последней войны или последней революции. Абсолютный мир воцарится, возможно, с исчезновением человеческого рода. Будь я коммунистом, меня заботила бы будущая война между педерастами и лесбиянками, которые потом объединятся против нормальных людей.

Я начал бы пропаганду против будущей межпланетной войны.

В России большие нивелировщики-революционеры защищают захваченную власть от меньших нивелировщиков-революционеров, которые меньше желали бы уравнивать или снова сделаться неравными.

Прежде всего, большевизм стал неистовым и мстительным антидотом царизма.

Сейчас это воинственная защита тех общественных лекарей, которые превращаются в господ больного народа.

В некоторых странах не хватает хлеба на всех, в других – не на всех хватает богатства.

Повсюду кричат: у всех будет достаточно хлеба, все будут богаты.

Мы хотим провозгласить – все будут здоровы, сильны и гениальны!

В Италии коммунистический опыт немедленно приведёт к контрреволюции неравенства, либо сам по себе это новое неравенство породит.

Мы не станем тратить время, прославляя русский псевдокоммунизм как окончательную победу и рай на земле.

Наш дух устремляется по ту сторону.

Во всех странах, особенно в Италии, существует ложное различие между пролетариатом и буржуазией. Не существует ни упадочной и загнивающей буржуазии, ни абсолютно здорового и сильного пролетариата. Существуют бедные и богатые, бедные по неудаче, болезни, бездарности и порядочности; богатые – благодаря обману, хитрости, скупости, способности; эксплуатируемые и эксплуататоры; глупые и умные; лживые и искренние; так называемые богатые буржуи, которые работают гораздо больше рабочих; рабочие, которые работают как можно меньше, надеясь вообще ничего не делать; медленные и быстрые; победители и побеждённые.

Абсурдно называть упадочной и загнивающей буржуазией ту огромную массу молодых интеллигентных и трудолюбивых мелких предпринимателей: студентов, нанятых землевладельцами, промышленных торговцев, инженеров, нотариусов, адвокатов и т. д., всех детей народа, всех, озабоченных преодолением через упорный труд среднего отеческого благосостояния.

Все они прошли войну лейтенантами и капитанами и сегодня совсем уставшие готовы предпринять новое усилие героической жизни.

Они не интеллектуалы, но трудящиеся, одарённые умом, предусмотрительностью, самоотверженностью и волей. Они составляют лучшую часть нашего народа. Эти молодые и энергичные люди вели войну, никогда не забывая о массах крестьянских и рабочих солдат.

Крестьяне и рабочие, которые прошли войну, ещё не обладая национальным сознанием, не могли бы победить без примера и навыков этих героических лейтенантов из мелких буржуа. Неоспорим также факт, что все попытки коммунизма всегда проводила молодая, волевая и честолюбивая мелкая буржуазия.

С другой стороны, абсурдно всех рабочих определять одним словом пролетариат, обещая равную славу и диктатуру крестьянским солдатам, которые сегодня без устали возвращаются к работе на земле, и рабочим, которые объявляют себя смертельно уставшими.

Нужно разрушить пассеизм, трусость, квиетизм, консервативный традиционализм, материалистический эгоизм, ретроградство, страх ответственности и плагиаторский провинциализм.

Кричать «Да здравствует Ленин! Долой Италию! Да здравствует русская Революция» – это плагиаторский провинциализм.

Кричите лучше: «Да здравствует Италия завтрашнего дня! Да здравствует итальянская революция! Да здравствует итальянский футуризм!»

Русская революция имеет своё право на существование в России, никто кроме русских не может её осудить, и её нельзя импортировать в Италию.

Бесчисленные различия отделяют русский народ от итальянского народа, кроме того характерного, что различает народ побеждённый и народ-победитель.

Их нужды иные и противоположны нашим.

Побеждённый народ чувствует, как в нём умирает его патриотизм, он опрокидывается в революцию или копирует революцию соседнего народа. Народ-победитель, как наш, хочет осуществить свою революцию, как воздухоплаватель сбрасывает балласт, чтобы подняться ещё выше.

Мы не забываем, что итальянский народ, из которого особенно торчат острые иглы индивидуализма – самый антикоммунистический и мечтает об индивидуалистской анархии.

В Италии нет антисемитизма. Поэтому нам не нужно освобождать евреев, уповать на них и следовать за ними.

Итальянский народ можно сравнить только с выдающимся борцом, который хочет бороться без тренировки и не имея средств для подготовки. Обстоятельства вынуждают его победить или сгинуть. Итальянский народ славно победил. Но усилие превозмогло силу его мускул, поэтому сегодня запыхавшийся и истощённый, он почти не способен насладиться своей великой победой, он ругает нас, своих тренеров, и протягивает руки тем, кто отговаривал его биться.

Между этими приверженцами спокойствия, которые хотят удержать его на земле, и нами, которые хотят исцелить его, поднять любой ценой, вспыхнула драка, которая, к несчастью, продолжается на обессиленном теле самого борца.

Огромная неразбериха трудностей, препятствий и лишений, которые оставляет после себя каждая война, негодование всех демобилизованных, которые погрязли в необъятном болоте бюрократии, опоздавшее повышение налогообложения на военные сверхдоходы складываются с ещё не решённым адриатическим вопросом, не освоенным Бреннеро4 и т. д. и т. д.

Нами управлял неизлечимый нейтралист, который предпринял все усилия, чтобы приуменьшить моральную силу нашей победы5.

Это правительство поддерживало социалистов, которые, размахивая коммунистическим флагом побеждённого народа, каковым являются русские, завладевают избирателями из итальянского народа-победителя, усталого и недовольного.

Речь не идёт о борьбе между буржуазией и пролетариатом, а о борьбе между теми, кто, как мы, стремился к итальянской революции, и