Письма 1846-1847 годов - Николай Гоголь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бог вас да благословит во всем! Прощайте!
Ваш Г.
А. П. ТОЛСТОМУ
Фрейвалдау. Июнь — не помню числа <18 июня н. ст. 1846>
Наконец, пишу к вам из Греффенберга, куда прибыл благополучно, отдохнул два дни и вот уже другой день начал лечение. От дороги ли, [или] а может быть, отчасти, и от грубиевского прописания, которое я выполнял доселе по возможности, в дороге я почувствовал себя несколько лучше, имел<…> [Пропущены три слова, не принятые в печати. ] натуральное, один или два раза, что для меня важно и что, однако ж, прекратилось с начатием водяного курса. И Греффенберг и Фрейвалдау грустны, почти ни души; кроме бедного Дегалета, который еле ходит с закрытыми глазами и ничего не видит, только двое русских. Один армейский полковник Быков, другой какой-то Лосев. Во Фрейвалдау никого. Был я в Линде… <нрзб.> затем, чтобы повидать князя Барятинского, который лечится у Шрота и от него в восторге. Его курс почти на исходе. Он говорит, что, несмотря на страшную слабость, чувствует себя как бы перерожденным. Но я уже давно привык не верить тем больным, которые еще вполне не вылечились, [вполне сами не вылечились] что, впрочем, никак не мешает быть Шроту в своем роде [уже в своем роде] гениальным врачем, а кн<язю> Барятинскому умным и замечательным человеком, несмотря на обвинение [то обвинение] братца вашего Алексея Петровича в глупости. В Греффенберге в это лето несравненно меньше лечащихся, чем во все прежние годы. Приезды значительно прекращаются, это я уже слышал всюду на дороге. Меня разбирает тоска. Абрейбунги и умшлаги противны и почти невыносимы, а главное то, что я не имею чрез то времени заняться тем, чем мне нужно спешить; в дороге я имел возможности больше заниматься. Я думаю, я Греффенберг просто брошу, тем более, что от него вся надежда только на небольшое освежение, а перееду на море, именно в Остенде: там больше бывает русских, туда, может быть, и вы заедете из Лондона. Мне же особенно нужно бежать от тоски, которая наиболее меня одолевает тогда, когда нет с кем провести вечер и сколько-нибудь позабыть в беседе, тягость и трудность дня. Я получил письмо от Софьи Петровны, которая так убеждает и меня, и вас приехать в Неаполь, что вам особенно ни в каком случае невозможно не выполнить таких убедительных и жарких прошений. На это письмо вы отвечайте не в Греффенберг, но во Франкфурт, на имя Жуковского. Спросите у Груби, почему мне в Германии стали давать из аптек порошок не темносерый, как в Париже, но совсем желтый, и притом сухой, а не влажный.
Затем мысленно обнимая вас и графиню и моля бога, да ниспошлет всё, что наиболее нужно душам вашим, остаюсь
вечно ваш Г.
Перед выездом, в рассеянности, я позабыл вам сказать, что в одной молитве из тех, которые вам дал, пропущена одна строчка; так как один экземпляр переписывался с другого, то в обеих повторился тот же пропуск, именно в молитве III, после слов: «вем яко и самое колебан<ие> сие не без воли твоей», следует: «достоин его за грехи мои, но ведаю также, о господи, что по милосердию ниспослешь мне крепость твою, ею же облекал всех уповающих на тя».
Уведомьте меня обстоятельней о вашем маршруте. Мне бы никак не хотелось пропустить возможности с вами встретиться в Остенде.
На обороте: Paris. Son excellence monsieur le comte Alexandre Tolstoy.
Paris. Rue de la Paix, 9. (Hôtel Westminster).
В. А. ЖУКОВСКОМУ
27 июня <н. ст. 1846>. Freiwaldau
Три письма, вами пересланные, получены исправно. Больше не присылайте, но удержите до моего приезда. Холодная вода, к изумлению, не производит на меня того благотворного действия, как прошлый год. Дорога помогает больше прочего. Видно, такова воля божия. А потому с богом вновь в дорогу. Недели через две или через полторы надеюсь с вами повидаться на несколько часов во Франкфурте, на пути в Остенде — попробовать морского воздуха и моря. Итак, до свиданья!
Весь ваш Г.
От Смирновой получил письмо. Ей лучше от холодного леченья, и самый слог письма показывает, что она в духе. Относительно вас она дает мне такое распоряжение: «Поклонитесь Жуку и поцелуйте его в лоб, из которого вылезет „Одиссея“».
На обороте: Francfort s/M.
Son excellence monsieur Basile de Joukoffsky.
Francfort sur Mein. Saxenhausen. Salzwedelsgarten vor dem Schaumeinthor.
А. О. СМИРНОВОЙ
Карлсбад. Июля 4 <н. ст. 1846>
От Рябинина, которого я встретил на дороге в Карлсбад, откуда и пишу, узнал я об вас и о том, что вам сделалось опять несколько хуже. Я, впрочем, и не думал, чтобы холодное лечение вам помогло много; его доста<то>чно было взять столько, сколько нужно для освежения. Вам дорога и переезд поможет больше. Благодарите бога вперед за всё. Ваши болезненные страдания я уже знаю [все знаю] и все их почти испытал. Эти болезненные страхи, эти непонятные беспокойства, эти беспрестанные ожидания чего-то страшного, долженствующего сей же час разразиться, — всё это уже у меня было, хотя я и скрывал это в себе и не показывал наружно. Это было еще тогда, когда вы были в Риме. Но вслед за тем настает ясность и светлость в душе, и ум проясняется в несколь<ко> крат больше. Выполните только то, что я потребую от вас выполнить во имя бога: вы должны на несколько времени отдать себя во власть мне. Помните, как я потребовал от вас того один раз в Нице? Так же, как прежде, гоня от себя всякую мысль, вы занялись послушно ученьем наизусть псалмов, таким же точно образом [так же] теперь займитесь буквальным исполненьем того дела, о котором я вас прошу в прилагаемом при сем большом письме. Оно было написано прежде. Оно было писано в искреннем молении к богу, чтоб хотя на этот раз вы послушались слов моих, потому что до сих пор вы еще ни один раз не отвечали на те из моих вопросов, на которые более всего мне нужны были от вас ответы. Я уже хотел было на полгода, по крайней мере, прекратить нашу переписку, потому что она стала вовсе бесполезна. А за всякое слово праздно с нас взыщется строго. Пишу к вам в Петербург, адресуя на имя Арк<адия> О<сиповича>, потому что [ибо] Рябинин мне сказал, что вы к этому времени [что вы тепе<рь>] располагали быть в Петербург. Уведомьте хотя в нескольких словах, каким вы нашли Петербург, как вас приняли, и не позабывайте, что всё это не для пустого любопытства и что для письма, пишущего<ся> ко мне, не грех употребить [[можно пожертвовать] отдать] больше времени, чем для тех писем, которые вы пишете к другим. Будьте же дружески-внимательны к желаньям души моей — и бог вас да благословит!
Прощайте до вашего скорейшего ответа! Христос с вами!
Ваш Г.
Адресуйте на имя Жуковского.
П. А. ПЛЕТНЕВУ
Карлсбад. Июля 4 <н. ст.>. 1846
Не знаю, получил ли ты мое последнее письмо из Рима со вложением свидетельства о моей жизни. По крайней мере, твоего ответа я еще не нашел, бывши во Франкфурте назад тому месяц. Теперь я заезжал в Греффенберг, чтобы вновь несколько освежиться холодной водой, но это лечение уже не принесло той пользы, как в прошлом году. Дорога действует лучше. Видно, на то воля божья, и мне нужно более, чем кому-либо, считать свою жизнь беспрерывной дорогой и не останавливаться ни в каком месте иначе, как на временный ночлег и минутное отдохновение. Голове моей и мыслям лучше в дороге; даже я зябну меньше в дороге. И сердце мое слышит, что бог мне поможет совершить в дороге всё то, для чего орудия и силы во мне доселе созревали. Покаместь тебе маленькая просьба (предвестие большой, которая последует в следующем письме). Жуковскому нужно, чтобы публика была несколько приготовлена к принятию «Одиссеи». В прошлом году я писал к Языкову о том, чем именно нужна и полезна в наше время «Одиссея» и что такое перевод Жуковского. Теперь я выправил это письмо и посылаю его для напечатания вначале в твоем журнале, а потом во всех тех журналах, которые больше расходятся в публике, в виде статьи, заимствованной из «Современ<ника>», с оговоркой вроде следующей: «Зная, как всем <в> России любопытно узнать что-либо о важном труде Жуковского, выписываем письмо о ней Н. Гоголя, помещенное в таком-то номере „Современника“». Нужно особенно, чтобы в провинциях всякое простое читающее сословие знало [знало во всех углах] хоть что-нибудь об этом и ждало бы с повсеместным нетерпением. А потому сообщи немедленно потом и в «Пчелу», и в «Инвалид», и в «О<течественные> З<аписки>», и даже в «Б<иблиотеку> для Ч<тения>», если примут. В Москву я сам пошлю экземпляр того же [этого же] письма. Недели через две жди от меня просьбы другой, которую я знаю, что ты выполнишь охотно. А до того не негодуй на меня ни за что прежнее, что приводило тебя в недоумение. Приходит уже то время, в которое всё объяснится. Обнимаю тебя вперед, слыша сердцем, что ты меня обнимешь так, как еще никогда не обнимал дотоле. Христос с тобой! Напиши слова два о получении этого письма и прибавь свое мнение о моей статье.
