Шелест нежных слов - Кэрри Фрезер

Джойл обвила шею Донована, как она обычно делала, с тем, чтобы его взгляд, слух, все осязание и обоняние занимала только она, затем ухватила зубами его нижнюю губу и игриво потянула.

— Да, — произнесла она соблазнительным шепотом.

Потом она добавила что-то еще, но Донован, поглощенный ощущениями, толком не вник в ее слова.

Джойл поцеловала его так, как никогда не целовала раньше. Он чувствовал ее губы, ее язык, ее зубы. Ласки ее были безумно страстны, обезоруживающе нежны и удивительно изобретательны. Казалось, она вмиг завладела его мыслями, чувствами, мечтами. Она просунула руку под его свитер, и он ощутил прикосновение пальцев сквозь хлопок футболки.

И тут до Дона неожиданно дошел смысл слов, произнесенных Джойл несколькими секундами раньше. Он ухватил ее за запястье и, оттолкнув от себя, усадил на место.

— Что ты сказала? — проговорил он жестко. Джойл растерянно посмотрела на него.

— Когда?

— Когда я спросил, уверена ли ты, что хочешь пойти со мной.

Джойл сделала вид, что копается в памяти.

— Я сказала «да», — ответила она с невинным видом, которому Донован все меньше и меньше доверял. — А…

— После этого, — рявкнул он.

— Я сказала, что ты обещал не поскупиться.

Донован являл собой прямо-таки образец оскорбленного достоинства.

— То есть между нами был такой разговор: «Ты уверена, что хочешь это сделать?» — Он ткнул себя в грудь, чтобы показать, что это были его слова. Джойл кивнула. — А ответ, — он указал теперь на нее, — был: «Да. Ты же обещал, что не поскупишься». Так было дело?

Джойл снова кивнула, сохраняя невинное выражение лица.

— Точно, слово в слово. Но не поним…

Донован Ирвин завел машину, резко вывел ее со стоянки и быстро поехал в сторону пляжа.

— А ты не можешь сказать мне, в чем дело? — тихо спросила Джойл. — Если ты недоволен тем, что я делаю это за деньги, то совершенно непонятно, почему ты расстраиваешься. Это же твоя собственная идея.

— Можно было отнестись к ней и с большей тонкостью, — сердито ответил Дон.

— Как можно относиться с тонкостью к тому, — спросила Джойл, — что ты предложил мне деньги за…

— Хватит! — крикнул он, со скрипом затормозив у крыльца ее дома, и, прежде чем Джойл успела еще раз поинтересоваться, в чем дело, они уже стояли у двери.

— Где твой ключ? — спросил Донован.

— А я и не брала с собой ключ. Рита осталась с ба…

— Тогда звони.

Однако звонить в дверь им не потребовалось. Она сама распахнулась, и на пороге показалась улыбающаяся Рита с Евой на руках. Правда, увидев их лица, Рита сразу перестала улыбаться.

— Дядя! — радостно воскликнула Ева, протягивая к Доновану руки.

Сначала Джойл показалось, что он даже не ответит, но Дон, не меняя сердитого выражения лица, ухватил ее маленькую ручку в свою и неожиданно мягко сказал:

— Привет, пуговка.

Затем он посмотрел на мать девочки, в его взгляде явственно читалось разочарование. А потом он повернулся и ушел.

Джойл взяла Еву на руки и, крепко прижав, вошла в дом.

— Гляжу, у вас не так уж удачно все сегодня сложилось, — сочувственно проговорила Рита.

Джойл вздохнула и протерла глаза.

— На самом деле, — сказала она мрачно, — все прошло точно по плану.

Только она не ожидала, что успех принесет ей так мало удовлетворения.

VIII

— Она собиралась сделать это за деньги! — прокричал Донован, ни к кому конкретно не обращаясь.

Он лежал в темноте на диване, который еще хранил запах духов желанной женщины. Вик втиснулся между хозяином и спинкой дивана. При выкрике он поднял голову.

— Да, я действительно предложил ей деньги, — продолжал Дон. — И я на полном серьезе собирался ей их дать, но не потому, что хотел платить, а просто потому, что подумал, что она захочет чего-то взамен, а мне нечего было ей предложить. О Господи!

Он закрыл лицо локтем, стараясь стереть из памяти картину, как она стоит перед ним и смотрит на него так, как будто ничего на свете не хочет больше, чем его. И все это, оказывается, только из-за денег.

Рассудок уже в десятый раз с тех пор, как они расстались там, на крыльце, напомнил Доновану: ты же сам предлагал ей деньги.

Он поразмыслил над этим секунду и подытожил: ты решил, что не можешь дать ей любовь, так что же, черт побери, заставило тебя думать, что она может полюбить? Мужчину, которого Джойл любила, она потеряла. А ты просто случайный человек, на котором она остановила внимание лишь из-за секса и кошелька, то есть почти того же самого, чего ты сам хочешь. Так откуда столько негодования?

На этот вопрос он не мог найти ответа. Обычно мир представлялся ему ясно и четко, но в последнее время все в нем вдруг начало резко меняться.

Он вспомнил, как она целовала его, как кончики ее пальцев гладили его через футболку, и чувствовал одновременно и возбуждение и отвращение, а больше всего — сожаление.

Единственное, в чем Донован был твердо уверен, так это в том, что очень хочет заполучить ее, причем — и это было труднее всего принять — даже если ему придется отказаться от своего предложения. Он либо добьется ее, либо умрет, пытаясь достичь цели.

И мозг его начал рисовать в воображении могильные плиты.

Ему виделось, как Джойл вставила букет шелковых фиалок в круглую накрахмаленную салфеточку и перевязала его. Затем она прикрепила снизу ленточку, а концы ее завязала сбоку бантиком. В итоге вышло нечто романтическое — этакий подарок из прошедших времен.

Джойл сидела в своей гостиной на диване, и на кофейном столике вокруг нее были разложены фиалки, ленточки и салфетки. Ева возилась возле нее на полу, играя в куклы и игрушечные кухонные принадлежности, а бабушка расположилась, напротив в кресле и следила, как разворачиваются события в каком-то мюзикле тридцатых годов.

И я полностью удовлетворена сложившейся ситуацией, сказала себе Джойл. Это моя семья, воля судьбы и я люблю их больше собственной жизни. И мне не нужен мужчина, который заставил меня вновь почувствовать себя женщиной. Мне не нужен…

Она вздохнула, вставляя в салфетку очередной букетик фиалок. Может, он мне и не нужен, однако прикосновения его, бесспорно, пришлись по вкусу. Когда Донован не вел себя как идиот, она чувствовала себя с ним так же, как когда-то с мужем, — особенной, нужной, желанной. Ей будет не хватать этого.

Что ж, ты сама себя обхитрила, подумала она. Надо было с самого начала сказать ему, что ты думаешь о его шизоидных идеях, вместо того чтобы самонадеянно стараться строить из себя героиню, которая спасет его от самого себя. Особенно когда на самом деле она делала это для того, чтобы спасти его для себя.