На каждом шагу констебли - Найо Марш

Вечер был тёплый. Трои прилегла, и, хотя в каюте было темно, она не зажигала света, опасаясь, что мисс Рикерби-Каррик нагрянет с расспросами о её самочувствии. Преодолев укоры совести, она даже заперла дверь. После мигрени ей всегда хотелось спать, и вскоре она задремала. Сквозь сон ей слышались какие-то голоса, кто-то царапался в чью-то дверь чуть слышно, как мышь, но упорно. Трои наконец проснулась, заставила себя встать и открыла дверь.

Никого.

В коридоре было совершенно пусто. Уже потом ей вспомнилось, что, когда она открывала дверь, кажется, тихо закрылась чья-то другая.

Она немного постояла, но не услышала ни звука. Тогда, решив, что это царапание у дверей ей просто приснилось, она легла и сразу же уснула снова.

3

Когда она проснулась, было совсем светло и все, как видно, уже встали — слышались приглушённые стуки, голоса, шаги в коридоре и какой-то шум в соседней каюте номер 8. Потом раздался стук в её собственную дверь, и вошла миссис Тритуэй с чаем.

— Что-нибудь случилось? — спросила Трои.

— Да как вам сказать, миссис Аллейн, — ответила та, излучая улыбку. — И да и нет. Дело в том, что мисс Рикерби-Каррик, кажется, нас покинула.

— Покинула? То есть уехала?

— Да.

— Но как же?…

— Очевидно, это произошло очень рано, ещё до того, как мы встали, а Том уже в шесть был на ногах.

— И что же, она даже не оставила записки?

— Да нет, записочку оставила. Нацарапала на клочке газеты: «Меня срочно вызвали. Прошу извинить. Напишу».

— Как странно.

— Муж думает, что за ней кто-то приехал ночью: какие-нибудь знакомые на машине, а может, она вызвала такси из Толларка или Лонгминстера. Кто её знает. А день сегодня чудесный, — заметила она и вышла.

Когда Трои вошла в салон, там уже близилось к концу обсуждение внезапного отъезда мисс Рикерби-Каррик. Приход Трои ненадолго оживил угасший интерес. Её засыпали вопросами: не говорила ли ей что-нибудь «беглянка»? Остальным она не говорила ничего.

— Вернее было бы сказать, не говорила ничего интересного, — ехидно уточнил Кэли Бард.

— Мистер Бард, вы злой. Как вам не жаль бедняжку? — вступилась мисс Хьюсон.

— А почему это она «бедняжка»? — возразил он.

— Вы прекрасно знаете почему, — сказала Трои. — О ней просто нельзя думать иначе, чем о «бедняжке мисс Рикерби-Каррик», и это делает её ещё более жалкой.

— Вы прелесть, — сказал Бард.

Трои ничего не ответила. Доктор Натуш, не принимавший участия в разговоре, взглянул на неё сочувственно — вероятно, у неё был очень растерянный вид.

Мистер Лазенби с похвалой отозвался о душевных свойствах мисс Рикерби-Каррик. Он сказал, что она воплощённая доброта. Мистер Хьюсон сухо заметил, что она «несколько возбудима». Мистер Поллок согласился с этим: «Ни на секунду не умолкнет».

«Они все рады», — подумала Трои.

Она вышла на палубу. Теплоход уже отчаливал, когда смотритель шлюза крикнул, что им только что звонили из таксомоторного парка в Лонгминстере. Мисс — как её там — Каррик просила сообщить, что её вызвали к больной подруге.

— Спасибо. — Шкипер вернулся к рулю. Во время этого разговора доктор Натуш вышел на палубу и спросил:

— Миссис Аллейн, не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Да, конечно, — сказала Трои. — Разговор будет конфиденциальный?

— Пожалуй. Может быть, пройдём сюда? Они прошли за груду приоткрытых брезентом шезлонгов. Здесь же, на палубе, лежал уже спущенный надувной оранжевый матрац.

Доктор Натуш наклонился, взглянул на него и сказал:

— Мне кажется, мисс Рикерби-Каррик спала здесь ночью.

— В самом деле?

— Во всяком случае, она собиралась это сделать. Трои промолчала.

— Миссис Аллейн, вы, надеюсь, простите мой вопрос, и, если не хотите, не отвечайте. Она разговаривала с вами вчера вечером, вернувшись на борт?

— Нет. Я рано ушла в каюту: у меня был приступ мигрени.

— Да, мне вчера показалось, что вы плохо выглядите.

— Приступ скоро прошёл. Но, возможно, это она царапалась ко мне в дверь. Я очень крепко спала, а когда отворила дверь, в коридоре никого не было.

— Понятно. Она намекала мне, что собирается вам что-то сообщить.

— Да, я знаю. Вы считаете, — спросила Трои, что мне следовало зайти к ней в каюту?

— Нет, нет. Просто мисс Рикерби-Каррик о вас очень высокого мнения, и я думал, может, она собирается… — Он замялся, потом твёрдо закончил:

— Дело в том, что вчера она беседовала со мной о своей бессоннице. Мисс Хьюсон дала ей несколько американских таблеток, и мисс Рикерби-Каррик хотела выяснить, что это за таблетки.

— Мне она тоже их предлагала.

— Да? Я сказал, что не знаю их, и рекомендовал ей обратиться к лечащему врачу. С вами же я вот о чем хотел поговорить. Мне показалось, что мисс Рикерби-Каррик находится в крайне нервозном состоянии. По-моему, она даже собиралась со мной посоветоваться по этому поводу, но вдруг умолкла, пробормотала что-то невнятное и ушла.

— Вам кажется… что у неё какое-то нарушение психики?

— Это определение обтекаемое, но неточное. Мне показалось, что она весьма расстроена. Именно поэтому меня беспокоит её внезапный отъезд среди ночи.

— Но вы слышали, что была телефонограмма?

— Да, заболела подруга.

— Может быть, Мэвис?

Они вопросительно взглянули друг на друга, и на лице Натуша мелькнула тень улыбки.

— Нет, погодите, — продолжила она. — Вчера она шла со мной и мистером Лазенби до деревни. У меня так болела голова, что я не очень-то прислушивалась. Может быть, мистер Лазенби помнит. Конечно, она без конца рассказывала нам о Мэвис. По-моему, она упомянула, что та сейчас на севере Шотландии; неужели мисс Рикерби-Каррик умчалась туда на такси? И неужели никто на «Зодиаке» ничего не слышал, ведь кто-то же, наверное, к ней сюда приходил?

— Но она ведь спала на корме. Это так далеко от кают.

— Да, но откуда те, кто к ней приходил, могли узнать, что она здесь?

Трои нагнулась и подняла с палубы какой-то полинялый красный лоскуток.

— Что это? — спросила она.

Длинные тёмные пальцы повертели лоскуток.

— По-моему, это от обложки её дневника, — сказала Трои.

— Пожалуй, вы правы.

Натуга собрался было выбросить находку за борт, то Трои его остановила:

— Не выбрасывайте.

— Почему?

— Ну хотя бы потому, виновато улыбнулась Трои, — что я жена полицейского.

Он вынул записную книжку и вложил в неё красный лоскут.

— Наверное, мы зря с вами стараемся, — сказал Трои.

У неё вдруг появилось непреодолимое желание рассказать ему о своих дурных предчувствиях и о том, чем они вызваны. Она даже представила себе, как он будет выглядеть, когда она поделится с ним своими опасениями: вежливо склонит голову, а выражение его лица будет как у всякого врача, который успокаивает пациента. Господи, каким облегчением было бы поделиться с ним. Она уже обдумывала первую фразу, когда ей вспомнился ещё один, также очень внимательный, слушатель.

«Кстати, миссис Аллейн, — вкрадчиво, как всегда, посоветовал ей Тиллотсон, — пожалуй, не стоит никому рассказывать об этом дельце, верно? Предосторожность, знаете ли, не помешает». И она придержала язык.

Глава V.

ЛОНГМИНСТЕР

— Он обладал удивительной способностью, — рассказывал Аллейн, — внушать доверие самым различным людям. Говорят, один полицейский из Боливии признался, как, сам не заметив, рассказал Артисту о своей язве двенадцатиперстной кишки. Даже если это выдумка, она прекрасно иллюстрирует привлекательные черты Артиста. Мораль здесь такова: и негодяи не все одинаковы, чего иногда не могут постичь полицейские. Нельзя разложить по полочкам типы преступников.

Известны случаи, когда Артист проявлял благодушие, известны и такие, когда он становился зверем. Он большой ценитель красоты: говорят, его квартира в Париже обставлена с безупречным вкусом. Деньги он любит больше всего на свете, и ему доставляет удовольствие добывать их нечестным путём. Получи он в наследство миллион фунтов, он, вероятно, не бросил бы своих занятий и, как прежде, уничтожал бы тех, кто становится ему поперёк дороги.

Как я уже говорил, письма моей жены были мне пересланы из Нью-Йорка в Сан-Франциско, и к тому времени, как я их получил, ей.оставалось пробыть на «Зодиаке» всего два дня. Как вам известно, из управления мне сообщили, что мистер Фокс во Франции. Предполагалось, что он движется по горячим следам Артиста. Я связался с мистером Тиллотсоном, который знал о поездке Фокса и поэтому не придавал большого значения инцидентам на «Зодиаке». Я же придерживался иного мнения.

Те из вас, кто женат, поймут меня. Нашим жёнам незачем участвовать в нашей работе. И хотя моя жена подшучивала над своими опасениями, её письма меня насторожили, и мне хотелось, чтобы она покинула «Зодиак». Однако я боялся, что если — как это ни маловероятно — кто-то из её попутчиков связан с делом Адропулоса — Артиста, то полицейские телефонограммы, адресованные моей жене и переданные через смотрителей шлюзов, спугнут его. Дело в том, что моя жена знаменитая художница, о которой всему свету известно, что она, бедняжка, замужем за полицейским.