Роза Версаля - Ольга Крючкова

– Вполне, сударыня…

Грачёв и Полянский откланялись, на прощание поочерёдно и трепетно приложившись к нежной ручке баронессы.

Вернувшегося на Воздвиженку Полянского поджидал ответ из Архива, в коем чёрным по белому сообщалось, что статский советник фон Штейн (лицо вполне реальное!) полугодом ранее переведён (с повышением в чине и должности!) на службу в Петербург.

Поручик возликовал: интуиция и на сей раз его не подвела! «Вдова Матильда фон Штейн» – та самая мошенница!

Однако его тотчас же захлестнули и противоречивые чувства: «Столь очаровательная женщина и… преступница?! Бог мой, что же творится на свете! Ну, кто бы мог подумать? Скольких же людей ей благодаря своей красоте удалось обмануть за истекшие шесть месяцев?!»

Время близилось к четырём дня. Не сомкнувший всю ночь глаз и с утра уже изрядно нервничающий Полянский решил не дожидаться назначенных пяти часов. Распорядившись немедленно подать экипаж и прихватив с собой нескольких коллег (кто знает, с чем придётся столкнуться?), он отправился в Новоапостольский.

Жандармы (все в штатском, дабы не привлекать к себе внимания) окружили знакомый уже дом. Полянский, крепко сжав в руке пистолет, решительно вошёл в парадную…

На стук в памятную дверь никто не ответил, однако та легко подалась, отворившись сама собой. На сей раз встречать гостей «предупредительная хозяйка» явно не спешила.

Поручик тотчас всё понял.

На всякий случай поднялся на второй этаж. В гостиной на столе красовались три кофейные чашки и ваза с крошками от круассанов.

Поручик прошёл в главную залу. Увы, все картины бесследно исчезли – их место заняла карта червонного валета, пришпиленная к стене дамской булавкой.

Не удержавшись, Алексей Фёдорович (с некоторой даже ноткой восхищения) громко воскликнул:

– Елизавета Кшесинская! Вам удалось-таки провести меня!

Глава 6

Илья Глызин вышел из главной конторы, кою они с братом (разумеется, по решению Василия) обосновали в Спасоналивковском переулке. Сев в экипаж, невольно оглянулся. Красовавшаяся над входом вывеска «Василий Глызинъ и братъ» вызывала у него в последнее время крайнее раздражение.

– Лучше бы уж сразу написал – «Василий Глызинъ», – недовольно проворчал Илья Иванович.

А с чего бы не назреть недовольству? Старший брат вот уже несколько месяцев появляется в конторе всё реже и реже. Более того! Как выяснилось, его в дни отлучек ещё и дома не бывает! А ведёт себя раз от разу всё высокомерней: наведываясь изредка в Спасоналивковский, отдаёт Илье распоряжения, словно наёмному приказчику! Про отношение Василия к другим подчинённым и говорить даже не хочется – все уже еле терпят его придирки и заносчивость…

Илья неоднократно пожалел уже, что не остался в Екатеринодаре. Ведь была, была у него возможность открыть своё дело, так нет же – убедил его тогда Василий, умело сыграл-таки на семейном самолюбии: мол, первыми купцами на Москве будем!

Теперь, спустя годы, Илья понял свою ошибку. Его давно тяготила зависимость от брата, пора было и впрямь поговорить с ним насчёт раздела капитала и всего торгового дела. К тому же у Ильи зародились подозрения (он пока скрывал их от Анастасии), что у Василия появилась содержанка. Уж больно Глызин-старший изменился в последнее время: возгордился, заспесивился, даже в общении с равными ему по статусу людьми стал необычайно заносчив. Столь кардинально мужчину может изменить лишь женщина, причём женщина непременно высокого полёта! Вот, понахватавшись от неё царских замашек, Василий и себя тоже возомнил выше всех – выше брата, жены, деловых партнёров…

Передумав ехать домой, в Бахметьевский переулок[15], Илья развернул извозчика в сторону Пречистенки.

Василия дома не оказалось, хотя в конторе он сегодня тоже не появлялся, а день уже клонился к вечеру. Анастасия встретила свояка довольной улыбкой:

– Илюша, как я рада тебя видеть! А Василий ещё не вернулся… Вероятно, в конторе опять задержался.

Умолчав, что сам только что из конторы, а Василия там и в помине не было, Илья подсел к Анастасии на диван.

– Знаешь, Настасья, а ведь ты была права…

Женщина удивлённо вскинула брови:

– По поводу чего, Илюша?

– Касаемо отделения от Василия… Всё, не могу более под ним сидеть, устал! Обращается со мной, как… как со щенком неразумным. Тошно… Пора, пора требовать раздела капитала!

Анастасия просияла.

– Давно пора, Илюшенька! – страстно прошептала она и многозначительно посмотрела на свояка. – Может, чаю подать? – спросила поспешно, подавляя в себе желание тотчас броситься к Илье с объятиями.

– Пожалуй, не откажусь…

Пока Анастасия Николаевна отдавала распоряжения, Илья Иванович прошёлся по гостиной и прилегающему к ней коридору, отметив, что картин в доме изрядно прибавилось. Он ничего не смыслил в живописи, картины называл «картинками» и делил их на те, что радовали глаз, и те, что, напротив, навевали тоску и скуку.

Горничная подала чай. Илья вольготно расположился за столом и принялся с аппетитом уплетать тёплые ещё пирожки.

– Завтра приеду к тебе… – прошептала Анастасия и томно посмотрела на Илью.

Тот едва не поперхнулся: хотя они и были почти ровесниками и уже не первый год любовниками, откровенность Анастасии по-прежнему смущала.

Из прихожей раздался голос Василия. Заметив пальто брата, Глызин-старший поспешил подняться на второй этаж, в гостиную. Илья и Анастасия по-родственному распивали чаи.

– А, братец, вечер добрый! – проронил Василий и тоже сел за стол. Горничная поставила перед ним чашку с горячим чаем. Василий смачно подул на него, отхлебнул и довольно крякнул.

Анастасия не спрашивала мужа, как прошёл день, как вообще у него идут дела. Ей было безразлично.

Илья опустил глаза, едва сдерживаясь, чтобы не высказать брату всё, что накипело, прямо при Анастасии.

– Добрый, добрый… – с видимым усилием отозвался он и взял очередной пирожок.

Анастасия Николаевна, почувствовав возникшее промеж братьев напряжение и дабы не накалить обстановку ещё пуще, вышла из комнаты.

Из детской доносились мелодичные звуки фортепиано. Полина и мадемуазель Амалия музицировали.

Анастасия заглянула в дверь. Дочь, несколько уже утомлённая занятиями, тотчас сорвалась с места и бросилась к матери. Амалия не возражала: в отличие от гувернанток-англичанок, предпочитающих чуть что применять розги, она не была строга, стараясь, напротив, во всём придерживаться золотой середины.

– Идём в гостиную, – поцеловала Анастасия дочь. – Дядя Илья приехал.

Полина обожала своего дядюшку! Правда, в последнее время он приезжал к ним отчего-то всё реже и реже, а когда она спрашивала о нём, мама неизменно отвечала, что дядя Илья занят в какой-то конторе.

Анастасия Николаевна и Полина вошли в гостиную. Мужчины по-прежнему молчали, сосредоточившись на чае и пирожках. Девочка бросилась сначала к отцу.

– Ах, папа, – прощебетала она на французский манер, – а мы с мадемуазель Амалией разучили сегодня новый этюд!

– Умница, ты моя! – Василий Иванович ласково погладил дочь по голове и хотел посадить к себе на колени.

Ловко вывернувшись, девочка подбежала к дяде Илье.

– Ах, маленькая шалунья, – сказал тот и чмокнул малышку в щёчку.

Горничная принесла ещё одну чашку, наполнила её чаем из попыхивавшего на столе самовара и поставила перед Полиной.

– А с чем пирожки? – по-хозяйски поинтересовалась девчушка.

– С персиками из ваших теплиц, сударыня, – шутливо поклонилась ей горничная.

Анастасия, расположившись на диване, исподволь наблюдала за мужем, любовником и дочерью. С годами Полина становилась всё более похожей на Василия, однако часто в ней проглядывали и черты Ильи.

«Господи, прости меня, грешную! – взмолилась мысленно Анастасия. – И за то, что замуж не за того вышла, и за то, что не знаю наверняка, кто из братьев отец Полины…»

Взглянув любовно на дочь, с аппетитом уплетающую пирожки, Анастасия Николаевна улыбнулась. Своим появлением девочка явно оживила атмосферу за столом. Мужчины даже перебросились друг с другом парой фраз…

Как только Анастасия Николаевна и Полина направились в гостиную, мадемуазель Амалия поспешила в свою комнату, где тотчас плотно прикрыла дверь и затаила дыхание. В последнее время девушке казалось, что кто-то постоянно стоит под её дверью и подслушивает… Но что здесь можно услышать? В своей комнате Амалия обычно или молчит, или пишет в дневнике.

Прежде Амалия всегда оставляла дневник в верхнем ящике письменного стола, но теперь стала тщательно его прятать. Однажды, войдя в комнату, она заметила, что некоторые её вещи хотя и лежат вроде бы аккуратно, но всё же не так, как сложены были ею… В комнате явно побывал посторонний.

К сожалению, в доме Глызиных не принято было запирать комнаты на ключ, а попросить хозяйку об исключении Амалия не решалась: пришлось бы объяснять свои страхи и подозрения. А что, если ей всё это мерещится?