Основы научного антисемитизма - Сергей Баландин

Но кроме того, сей некорректный объект определяется также и через неопределенные и неясные предикаты, такие как: «нация», «религия», «дух еврейства» и т. п., которые, как мы покажем ниже, также требуют четкого разъяснения. Но и сами предикаты представляют собой не явления, а понятия, отвлеченные категории, которые выводятся, абстрагируются из исследуемых явлений, а не наоборот. Нельзя существование втискивать в прокрустово ложе сущностей (понятий). Это все равно, что поставить такой вопрос: «Что такое Шафаревич? — хороший человек, плохой, молодой или старый, здоровый или больной, богатый или бедный»? Само собой разумеется, что каждый человек может быть и таким, и сяким, в чем-то хорошим, а в чем-то плохим, вчера быть здоровым, а сегодня больным или наоборот. Также и евреи (имеются в виду конкретные индивиды, называемые этим именем, включая и тех, кто называет себя таковыми по ошибке или по неведению), могут быть религиозными и не-религиозными, принадлежать определенной нации или считать себя космополитами, и уж конечно, обладать самыми разными характерами, а не только одним лишь «еврейским духом», или разве они не люди? Однако если уж мы употребляем такой термин, как «еврейский дух», здесь таки необходимо дать ему растолкование и указать, какие конкретно особенности отличают «еврейский дух» от «не-еврейского». Далее Шафаревич пишет о различных качествах еврейства: о его единстве при разбросанности, о его энергии и живучести и т. д. Но получается, что все эти предикаты остаются без субъекта, т. е. неизвестно, о каком именно предмете высказываются сии суждения, по сути дела здесь предмета суждения нет, ибо им выступает нечто неопределенное, что условно называется еврейством, кто его знает, что, может, какой-то вид живых существ, может, какие-то человеческие предрассудки, что обладают «живучестью», понимай, как хочешь (живучестью, например, обладает клоп, которого вполне в данном контексте можно причислить к еврейству, ибо никаких отличий понятия «еврейства» от клопа нам в определении так и не было дано), а может и вообще имеется в виду какой-то фантазм, ничего общего не имеющий с реальностью, ведь суждения можно образовывать не только о том, что существует, но также и о том, чего не существует.

А существует ли вообще нечто реальное, что можно было бы назвать еврейством? Выше мы уже писали, что еврейские качества — это миф. Мы и сейчас это не отрицаем, но реальностью в определенном смысле могут обладать и мифы. В одном своем интервью Ирине Салганик Исраэль Шамир заметил этой известной в Израиле журналистке: «Вы говорите про евреев, как будто бы имеется такая реальность, но евреи это идея, а не реальность». — Правильно, идея, но а чем становится идея, когда она овладевает массами, не материальной ли силой, не реальностью ли? Нет, еврейство, конечно, реальность, но реальность не субстанциональная и не качественная, а психологическая (это, скорее всего, и имел в виду Шамир), реальность, которую вообще лучше всего охарактеризовать таким термином из постмодернистской философии, как «симулякр» — фикция, пустая условная форма, под которой нет никакого материального обеспечения, однако еврейство, как и банкнота в 100 шекелей, пока оно не девальвировано, будет иметь хождение и свою стоимость, эту стоимость, как еврейства, так и ему подобных симулякров, нам и необходимо определить.

Итак, мы считаем еврейский вопрос в самой высшей степени объективной реальностью (если мы, конечно не спящие бабочки), но высказываться о нем будем в форме понятия, а всякое понятие, как мы уже говорили, есть обобщение — такова специфика человеческого мышления (понятие есть результат умственного процесса — абстрагирования или обобщения, т. е. понятие есть форма познания: мы наблюдаем в объектах общие похожие с виду признаки и выделяем их в понятия, а понятия классифицируем, в объективном же мире нет никаких обобщений, объективно существует все лишь единичное и конкретное). По степени обобщения понятия подразделяются на классы. Так понятие «конфликт» является более высшим обобщающим классом по отношению к понятию «еврейский вопрос». Наивысшими классами в иерархии обобщения в философии считаются категории. Среди философов разных школ нет единого мнения относительно того, какие понятия следует относить к классу категорий. Так, Аристотель выделил десять основных категорий: сущность (субстанция), количество, качество, отношение, место, время, положение, состояние, действие, страдание. Некоторые современные философы считают, что все, о чем мы можем мыслить, есть или вещь (субстанция), или свойство (атрибут), или отношение. Но можно, если надо, все категории свести к одной: наше представление — выше нее, по крайней мере нашему человеческому рассудку, подняться уже некуда. Однако чтобы ясно понимать, о чем идет речь, нужно всякое понятие классифицировать либо по аристотелевским категориям, либо по иным, не суть важно, важно не причислить понятие к неправильной категории. Так, например, мы уже сказали, что еврейский вопрос есть конфликт, а к какой категории следует отнести конфликт? Конечно, он не может быть ни вещью и ни свойством, а только отношением, отношением, которое можно еще конкретизировать такой подкатегорией как отношение неравенства, дискриминации и несправедливости. Или я не прав? Конечно, бывают конфликты несправедливых с праведниками, преступников с законом и т. п., но мы пока ведь не определяем, кто здесь из сторон «преступник», а кто «закон», для того чтобы вынести сей вердикт мы и начинаем расследование. Пока мы только определяем, что конфликт есть отношение, и это отношение не может быть отношением справедливости, а уже несправедливость может порождать различные явления, относящиеся к категории действия, как то: погром, геноцид, Нюрнбергский процесс, холодную войну, диффамацию, террор или же мирный конструктивный диалог сторон. Из этого разделения категорий сразу видно, что есть причина, а что следствие, и здесь важно заметить, что не террор, к примеру, причина конфликта, а наоборот, террор — один из путей разрешения конфликта.

Здесь, возможно, опять кто-то скажет: «Ну это же элементарно, Ватсон» — конечно, элементарно, но не для всех. Современный политический дискурс старается всячески стушевать наличие сторон и их отношений, например, часто приходится слышать такое вот странное выражение «Война с террором» или «борьба с палестинским террором в Израиле», как будто террор не метод борьбы, а некий субъект конфликта. Это все равно, что сказать: «война с бомбежкой» или «борьба с автоматом Калашникова» — кто борется, с кем и почему при этом никого не интересует. Ничтоже сумняшеся, понятие «террор» переводят из категории действия в категорию субстанции, прямо-таки сюрреализм какой-то. Помню когда-то в советских газетах печатали карикатуры — уродливое чудовище с сосулькой на носу и подпись: «холодная война», но карикатура есть аллегория, а здесь люди весь этот бред принимают за чистую монету. Многие мирные обыватели в Израиле, с кем мне приходилось разговаривать, искренне не верят, что у «террористов» могут быть какие-либо юридические, политические требования или какие-либо иные желания, кроме как убивать евреев, просто так, из «любви к искусству». Так вроде бы безобидным дискурсом одним выстрелом убили сразу двух «зайцев»: и субъект конфликта, и его объект. А теперь посмотрите, как будет выглядеть картина, если ее выразить другими, более правильными понятиями: «Война богатых капиталистических стран против угнетаемых народов, отстаивающих свои права методом террора», или: «Борьба евреев с палестинским народом, защищающим свое право на жизнь партизанскими методами». Конечно, была бы в палестинских руках сильная армия, оснащенная современным вооружением, плюс поддержка других стран, то «террором» пришлось бы заниматься не палестинцам, а евреям, но это уже детали, о которых речь пойдет ниже.

Таким образом, составляющие еврейского вопроса можно представить следующей схемой:

Здесь наглядно видно, как наш вопрос делится на два раздела, которые должны стать отдельными предметами нашего исследования, ибо нам необходимо выяснить, кого из конкретных людей можно отнести к той или иной конфликтующей стороне (субъекты конфликта) и в чем суть их противоречий (объекты конфликта). Эти вопросы также весьма не просты, особенно, что касается обоюдных претензий (объектов), поэтому сперва рассмотрим то, что попроще: кто субъекты этих претензий, иными словами, кто такие евреи и кто такие гои.

Прежде всего, мы должны особо подчеркнуть, что все наши термины обозначают исключительно абстрактные понятия, но никак не конкретных живых людей из плоти и крови. Однако они фиксируют отдельные качества, характеристики, особенности людей, отнюдь не взятые нами «с потолка» или из тех или иных фантастических романов, но, как наблюдается нами, актуально проявляющиеся в конкретных людях и вещах. Так, например, когда мы говорим «еврей», мы не подразумеваем конкретного человека, взятого как некая субстанция (материальность), и даже не атрибут, присущий человеческой субстанции, со своими определенными неотъемлемыми качествами (как чернота кожи у негров), или даже «антикачествами» (врожденными дефектами), мы подразумеваем самого обычного человека, но такого, который в силу тех или иных обстоятельств обладает особым социальным статусом еврея, никак не обусловленным его собственными личными особенностями. Он мог наследовать сей статус от родителей, приобрести, пройдя гиюр, купить за взятку, воспользоваться ошибкой паспортистки и т. п. Однако и это еще не делает его евреем, иначе любого гоя можно было бы считать евреем, если без его ведома тот или иной чиновник припишет ему еврейскую национальность (а ведь, в принципе, в «пятой графе» можно и слово «верблюд» написать, докажи потом, что не так), мы же считаем евреем только того, кто имеет статус еврея, дорожит им и использует его) т. е., как я уже писал в прошлой своей работе «Еврейский вопрос»: «Еврей есть тот, кто называет себя евреем и для кого вопрос «Кто есть еврей?» имеет жизненно важное значение»). В этом смысле еврей являет собой определенные качества (или «антикачества») еврейской ментальности, ведет свой образ жизни в соответствии с еврейскими устоями (еврейской парадигмой), что ставит его в конфликт с нееврейским миром и делает субъектом еврейского вопроса. Но и такие качества, как еврейская ментальность, еврейская парадигма, в свою очередь, также являются абстрактными понятиями, но всякое абстрактное в конечном итоге определяется конкретным, ибо ни одно понятие не имеет смысла, если его содержание не может быть продемонстрировано на наглядном примере. Поэтому, дабы не показалось, что наши термины просто набор высосанных из пальца условностей, чем, по нашему мнению, грешат многие доктрины, особенно, религиозные, и особенно, религиозные относительно еврейства, и особенно, у евреев, почти не способных объективно смотреть на самих себя, мы постараемся их обосновать и показать, из каких конкретных фактов и наблюдаемых феноменов выводится нами то или иное абстрактное обобщение. Наши определения, если и отличаются от традиционных, то отнюдь не ради экзотики и эксцентричности, но именно потому, что должны быть релевантны проблемам, имеющим место в действительности. Так, например, для нас не релевантно традиционное определение нации по пяти признакам: общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры, ибо ни один чиновник, особенно в Израиле, не заполнит вам «пятую графу», исходя из сих теоретических принципов, так как для него принадлежность нации есть прежде всего обладание определенным правовым статусом, определяющим общественное положение, карьеру и судьбу того или иного субъекта. Таким образом, существенным атрибутом понятия «нация» является право, какое именно, мы уточним ниже.