Эксклюзивный мачо - Полякова Татьяна Викторовна

– Опять политика, мать ее. Что-нибудь затеяли, а девица в концепцию не укладывалась, – вздохнул Артем. – Кстати, твоя Ритка, может, и права, в самом деле под Деда копают, а уж как начнут копать, им удержу не будет, трупы их, похоже, не особо волнуют.

– Если Дед здесь каким-то образом… я просто высказываю предположение, – нахмурился Лялин, долгие годы в разведке приучили его к осторожности, – тебя не тронут. Прежде всего Дед не позволит, да и умные головы сообразят, что впутывать сюда нашу девушку себе дороже. – Я хотела сказать, что Лялин обо мне чересчур высокого мнения, но лишь махнула рукой. – Могу прозакладывать свою обеспеченную старость: убийство попадет в категорию нераскрытых. Глубоко копать ментам никто не позволит, а без этого никак. Отцы в погонах быстро поймут, чем это может грозить, следствие пойдет ни шатко ни валко, и через пару месяцев об этом убийстве постараются забыть.

– Считаешь, если мы полезем, сделаем только хуже? – с надеждой спросил Артем.

Лялин не ответил, он смотрел на меня. Я их прекрасно понимала: один служивый с двумя детьми, о которых он обязан думать, другой ушел с должности начальника охраны все того же Деда, наплевав на деньги, немалую власть, чтобы жить себе спокойно и не думать о всем том дерьме, которое непременно сопровождает власть и деньги. А я предлагаю им вновь рискнуть собственным спокойствием и, очень возможно, чем-то большим. Они хорошие люди и, если сейчас я скажу, что не отступлю, конечно, мне помогут. Вот только хочу ли я этого?

Я посмотрела на одного, на другого. Можно поставить вопрос иначе: сама-то я хочу еще раз влезть в это дерьмо? Ведь зарекалась. И Лялин прав: Дед не позволит ментам особо меня доставать, ну, потреплют нервы пару недель, а потом все сойдет на нет. Надо просто потерпеть.

– По большому счету, мне по барабану, кто ее убил, – ответила я. – Лишь бы в этом не обвинили меня. Вариант, когда дело окажется в категории нераскрытых, меня вполне устроит.

– Ага, – сказал Артем не очень уверенно, а Лялин вовсе не поверил, нахмурился, сверля меня взглядом. Я взирала на них с легкой придурью: мол, хоть дырку во мне протрите взглядом, ничего другого не услышите. Лялин сунул в рот зубочистку, пожевал ее и заявил:

– Нам следует быть крайне осторожными. Лишних движений не делать, носа не высовывать. Собирать сведения по крупицам, пусть медленно, зато не привлекая к себе внимания. Встречаться тоже ни к чему, без острой на то необходимости. Звонить только на мобильный.

– Мне-то что теперь делать? – взмолился Вешняков.

– То же, что и вчера, только очень осторожно.

– Ага. Ладно.

– И давайте договоримся, – вздохнул Лялин, – если все дело действительно… сразу отбой. Я не трус, – зачем-то сказал он, никому из нас такое и в голову бы не пришло, – просто меня уже тошнит от трупов.

Они опять уставились на меня, а я кивнула:

– Заметано.

Через пять минут мы разъехались. Я вернулась домой, но пробыла там недолго. Решила заглянуть к Деду. Это было вопреки правилам, которые я сама же установила, но на то и правила… Не уверена, что задушевный разговор получится, но попробовать стоит.

– Сиди дома, – направляясь к двери, сказала я Сашке.

Тут взгляд мой упал на зеркало, и я притормозила. На мне были джинсы, а Дед терпеть не мог баб в джинсах. Я всерьез задумалась, стоит переодеться или нет, и поплелась в гардеробную (и такая штука есть в моей огромной квартире), выбрала костюм, повертела и так, и эдак и в конце концов облачилась в короткую юбку и белую блузку. Скромно и со вкусом.

На стоянке найти место оказалось делом не простым, с трудом приткнув машину, я вошла в здание с колоннами и внезапно почувствовала сердцебиение. Сердчишко забилось так, что я о нем вспомнила: мол, да, есть оно, как и положено, неустанно трудится в моей груди.

Милиционер, дежуривший на входе, растерянно улыбнулся, я припустилась к лифту, пока он не опомнился и не спросил пропуск. Впрочем, вряд ли ему это придет в голову, меня здесь слишком хорошо знают.

Я шла по коридору, иногда здоровалась с беззаботной улыбкой на физиономии, запретив себе думать о предстоящей встрече с Дедом. Еще вопрос, захочет ли он меня принять.

Ритка при моем появлении замерла, точно увидела привидение. Обнадеживающее начало, ничего не скажешь.

– Привет, – сказала она, косясь на дядьку, что тосковал в приемной.

– Привет, – ответила я, светясь улыбкой и делая вид, что в моем появлении здесь нет ничего необычного. Я кивнула на дверь в святая святых, а Ритка торопливо сообщила:

– У него совещание. Минут через двадцать должны закончить.

– Тогда подожду в баре, – продолжала я расточать улыбки. – Позвонишь, если он захочет меня принять.

Я направилась в бар, вгоняя в столбняк многочисленных встреченных мною граждан. На их лицах читалось изумление пополам с печалью.

В баре сидели человек пять мужчин, пили кофе, должно быть, тоже чего-то ждали, все дружно повернули головы в мою сторону, затем так же дружно отвели взгляд и далее смотреть на меня опасались. Я тоже заказала чашку кофе и просидела с ней полчаса до звонка Ритки.

Дед таращился в окно, сунув руки в карманы брюк, обычно так он готовился к неприятному разговору. Услышав, как хлопнула дверь, он не обернулся, я молча пристроилась на краешке кресла. Прошло минут пять, мы играли в молчанку, если у Деда есть на это время, я не возражаю, у меня самой его сколько угодно. Сообразив, что я никуда не спешу, он повернулся и смерил меня недовольным взглядом. Я смиренно потупилась.

– С чем пришла? – без намека на любезность спросил он.

«С миром, отец мой, с миром», – дурашливо ответила я, правда, мысленно.

– Кое-что прояснить. Вчера, когда ты вдруг позвонил, я решила, что ты обо мне заботишься. Теперь думаю, может, о себе?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился он.

– Я имею в виду, что ты хорошо знал убиенную.

Я ожидала, что он, по обыкновению, начнет юлить, но он удивил меня.

– Ну, знал, – сказал он просто.

– Ага, – кивнула я, малость не подготовленная к такому ответу. – Она случайно не могла скончаться по этой причине? – не осталась я в долгу, уж коли мы говорили сегодня начистоту.

Он взглянул на меня так, что захотелось залезть под стол, но я поборола в себе это желание и с придурковатым видом продолжала разглядывать своего друга. Вообще-то я готовилась к тому, что он вышвырнет меня из кабинета, но старый змей спутал все мои карты. Он устроился в кресле напротив, взял меня за руку и задушевно спросил:

– Скажи, почему тебе так хочется вцепиться мне в горло?

Против воли я вдруг почувствовала себя предателем, виноватой-то уж точно, только вот в чем?

– На самом деле нет, – ответила я сдержанно. – Я просто хотела жить себе спокойно, ни во что не вмешиваясь. А сейчас хочу знать: стоит ли искать убийцу?

– А что, менты уже вовсе ни на что не годны?

– Как только всплывет твое имя, они ослепнут и оглохнут. Пока у них единственный подозреваемый – я. Очень похоже, что другого не будет. Один умный человек предлагал мне сидеть тихо, починять примус и уверял, что дело спустят на тормозах.

– Умный человек – это Лялин, что ли? – спросил Дед.

– Ага, – не стала я отпираться.

– Я тоже считаю, что тебе ни к чему вмешиваться в расследование. Пусть менты работают. Но, зная твой характер… ты уже готова всех собак на меня навешать, поэтому я говорю тебе: найди убийцу, Детка. Я распоряжусь, чтобы тебе оказывали помощь. Хотя вряд ли ты в ней нуждаешься. Ну что, снова в бой? – В его голосе послышалась насмешка, что мне, по понятным причинам, не понравилось.

– Ты в самом деле этого хочешь? – усомнилась я.

– Забавно, что ты об этом спрашиваешь, – ухмыльнулся Дед. – Ведь тебе на это наплевать. Разве нет?

– Нет, – начала злиться я, – мне не наплевать. Очень бы не хотелось в очередной раз оказаться пешкой в чужой игре.