ЛОВУШКА для БЕШЕНОГО - Виктор Доценко

Это состязание использовалось при каких‑то межплеменных спорах, как говорится, вместо войны. Спор выигрывал тот, кто побеждал в этой игре, и проигравший неукоснительно подчинялся «воле богов».

«Вот бы современным политикам и руководителям всех стран перенять мудрость древнего народа майя!..» — с улыбкой подумал Савелий…

Пилот сосредоточенно держал штурвал и за три часа пути не проронил ни слова. Похоже, он слышал все эти истории сотни раз, и они ему порядком надоели.

«Приводнились» они на небольшом озере, окруженном непроходимым тропическим лесом. В озеро впадала река, вода в которой была темно–коричневого цвета. У берега их ждали двое индейцев неопределенного возраста. Пабло поприветствовал их на странно звучащем для уха Савелия языке. Индейцы ответили с невозмутимым видом, с достоинством склонив слегка головы.

— Они говорят: «Добро пожаловать в штат Чиапас», — перевел Пабло и добавил, что индейцы принадлежат к народности цельтали, по–испански они не говорят. — Самолет заберет нас послезавтра после полудня. Таков обычный туристический распорядок.

Пилот, не покидая кабины, помахал им на прощание рукой. Индейцы жестами пригласили гостей в лодку. Она была узкая и явно выдолблена из ствола дерева. Единственной приметой цивилизации XX века служил допотопный мотор, укрепленный на корме. Один индеец занял место на носу, другой устроился сзади у мотора. Гости расположились в середине под дырявым брезентовым навесом. Мерно тарахтя мотором, лодка двинулась по петлявшей в лесу реке.

Бешеному доводилось бывать в тайге, где редко ступала нога человека, но ничего подобного этому тропическому лесу он до сих пор не видел никогда. Здесь как- то все причудливо переплелось — деревья, кустарники, лианы — и образовало зелено–коричневую, на первый взгляд совершенно неприступную стену.

Тут можно встретить около ста видов пальм, — не без гордости сообщил Пабло.

Лианы свисали низко над водой, и часто их клубки и узлы преграждали лодке путь, и индеец на носу ловко разрубал их острым мачете.

Воздух был влажный и пряный. У Савелия немного закружилась голова, а Пабло все сыпал и сыпал какими‑то индейскими названиями растений и цветов, зверей и рыб. Бешеный видел, что их гид гордится сельвой и почитает ее как мать родную, он понимал чувства Пабло, но разделить их не мог. Для него все, что проплывало мимо, была какая‑то экзотика — такое запросто может привидеться только во сне.

Через два часа лодка остановилась у некоего подобия полусгнившего от непомерной влажности Деревянного причала.

Дальше мы пойдем вдвоем, — по–русски объявил Савелию Широши, предварительно обменявшись несколькими фразами с Пабло на испанском.

Индейцы с безучастными лицами уселись на корточках, на берегу.

«Вдвоем, так вдвоем», — безо всякого удивления подумал Савелий.

Чувства страха у него давно не было. Прошел же когда‑то в одиночку тайгу, пройдем и эту, как ее там, «сельву», тем более вдвоем.

Широши вынул компас. Солнце едва пробивалось сквозь густую листву, а в чаще царил какой‑то туманный полумрак, во всяком случае, приличная видимость кончалась метрах в пятнадцати.

Вот кто не переставал изумлять Бешеного, так это Широши: рафинированный эстет и эрудит, богатей и игрок по жизни, он перемещался по этому тропическому лесу с такой уверенностью, будто бродил по покоям своего замка в Шотландии.

Конечно же Широши шел по какой‑то тайной тропе, причудливо петлявшей в лесу, но он умело находил едва заметное свободное пространство между толстенными стволами деревьев, зарослями кустарника и переплетениями лиан. Широши ловко орудовал одолженным у Пабло мачете, без труда перепрыгивал через ямки, канавки и валежник. Словом, чувствовал себя в этой чертовой сельве, как на собственном острове. Бешеный еще раз испытал к этому странному человеку искреннее уважение, он всегда ценил настоящие знания и силу.

Примерно часа через полтора Широши остановился.

Пора нам немного подкрепиться, — объявил он и вынул из кармана куртки приличных размеров серебряную фляжку с гербом и два маленьких, граммов на двадцать пять, серебряных стаканчика. Наполнив один, протянул Савелию: — Выпейте.

На вид жидкость была неаппетитная — какого‑то грязно–коричневого цвета и напоминала цвет воды в реке, по которой они только что плыли.

Что это? — принюхиваясь, поинтересовался Савелий: запах был незнакомый, но приятный.

Эликсир жизни, — на полном серьезе ответил Широши. — Мое собственное изобретение. Пришлось существенно усовершенствовать рецепты средневековых алхимиков, которые я обнаружил в манускриптах, хранящихся в библиотеке моего замка. Эликсир произвожу исключительно сам, в очень ограниченных количествах для собственных надобностей. Угощаю им только избранных, да и то крайне редко.

«Ну, вот опять его понесло», — с тоской подумал Бешеный.

Он никак не мог взять в толк, как в этом человеке уживались блистательный ум, безусловно выдающиеся способности, жестокая деловая хватка и такое безудержное, чисто подростковое бахвальство.

В силу особых обстоятельств вам сегодня причитается две порции, — важно сообщил Широши.

Бешеный залпом проглотил оба «наперстка». Напиток на вкус оказался терпким и освежающим.

Последовав примеру Савелия, Широши убрал фляжку и стаканчики и произнес:

А теперь в путь! Надо добраться до места, пока не стемнеет, иначе придется ночевать в сельве, что, честно говоря, меня не прельщает.

Напиток подействовал мгновенно: Савелий ощутил такой прилив сил и энергии, что ноги как будто сами понесли его вперед. Прибавилась и острота зрения. В тропическом полумраке глаза стали различать каких‑то непонятных насекомых: летающих, бегающих и ползающих. В густой траве несколько раз мелькнули головы змей, безучастно наблюдавших за незваными пришельцами.

Во время привала Савелий забыл взглянуть на часы и потому не мог точно сказать, сколько времени прошло к тому моменту, когда они вышли на небольшую круглую поляну, на которой стояли две одинаковых хижины. Домами эти строения при всем желании назвать было нельзя. У них не было окон, а были только сквозные вход и выход, оставленные в середине противоположных стен. Стены хижин были из белой, местами потрескавшейся глины, а крышей служили умело уложенные впритык пучки хвороста.

У ближайшей из хижин стояли несколько человек. У троих Савелий заметил на плечах старинные ружья. На головах у всех были сомбреро, с полей которых свисали какие‑то ленточки, назначение которых так и осталось Савелию непонятным.

Лица людей прикрывали странные маски, напомнившие Бешеному перевернутый острым концом вниз капюшон, который заканчивался на подбородке и закрывал все лицо, оставляя только прорезь для глаз. Все маски были черного цвета.

Широши уверенно направился к одному из них, стоящему чуть впереди остальных, и они, как старые друзья, крепко обнялись.

Познакомьтесь, Савелий Кузьмич, это наш хозяин, субкоманданте М. Он предпочитает, когда его называют Суб.

Рад приветствовать вас на нашей свободной земле, амиго Говорков, — произнес загадочный Суб на хорошем английском, крепко пожимая руку Савелию. — Если бы обстоятельства сложились более благоприятно, судьба вряд ли когда‑нибудь забросила бы вас сюда, и я тем более счастлив, что такой знаменитый боец из России, как вы, оказали нам, скромным мексиканским революционерам, высокую честь, посетив нас.

«Что‑то он больно красноречив для настоящего революционера, — подумал Бешеный, — еще один балабол. Широши и он — два сапога пара».

Вы, наверное, устали с дороги и проголодались, амигос. — Суб намеренно употребил слово «амигос» — друзья, а не «сеньоры». И жестом пригласил последовать за собой.

Между хижинами горел костер, над которым на двух крупных камнях была пристроена решетка. На ней дожаривались большие куски мяса.

Трапеза наша по–крестьянски скромна, — тоном радушного хозяина продолжал Суб. — Асадо, так называется мясное блюдо, дополняемое пирогами из муки кукурузы под названием «тамалес». Ни чая, ни кофе у нас тут, к сожалению, нет. Так что придется вам попробовать пасоль, напиток на непривычный вкус немного странный. В воде в определенных пропорциях смешивают какао, сахар и кукурузную муку.

Мясо было превосходным, напиток Бешеному откровенно не понравился, а что касается пирогов из кукурузы, то они были вполне съедобны, но никак не могли заменить Савелию ломоть свежего ржаного хлеба.

Во время еды царило молчание.

«Наверное, так принято», — подумал Савелий, а потом вспомнил, что где‑то читал, что и в русских деревнях болтать за столом не позволялось, а нарушитель тут же получал от главы семьи деревянной ложкой по лбу.

Когда все поели, хозяин обратился к Савелию:

Амиго Говорков, я знаю, что поступаю невежливо, но прошу у вас позволения обсудить наши некоторые дела с нашим амиго по–испански, которого вы не знаете.