ЛОВУШКА для БЕШЕНОГО - Виктор Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3
Костик напал на «Рейхстаг»
В поисках скинхедов Константин отправился сначала в штаб–квартиру «самой мощной национал–на- родной партии» в стране. Именно так рекомендовала себя означенная партия в своем печатном органе «За правду народную — на штурм!». Смущало, правда, что тираж газеты «самой мощной партии» выражался в скромной цифре 300 экземпляров. Само по себе это неплохо, и о многом говорит.
В помещении партии Рокотова–младшего встретила грустная девушка у телефона. Никого на месте из тех, «кто бы с вами поговорил», не оказалось. Правда, вскоре объявился некий шустрый субъект, да и тот, как оказалось, был изрядно выпивши. Что не помешало ему попытаться активно вербовать Константина в «мощные ряды национал–народников». Константин с трудом отделался от навязчивого типа, сославшись на то, что отдает все деньги жене и, следовательно, не в состоянии внести вступительный взнос. Партиец, потеряв надежду раздобыть денег на водку, моментально охладел к возможному кандидату в ряды «партии».
Посещение прочих ультраправых также ничего не дало. В одном политклубе он встретил пару скинов, но те категорически отказались говорить с Константином, заявив, что с «органами нам всегда западло трепаться», да и вообще «мы только листовки раздаем, вали отсюда, кекс!».
Хождение по местам молодежных гуляний также ничего не дало. При слове «скинхед» приличные мальчики и девочки либо испуганно разбегались, либо вертели пальцем у виска. Кто‑то предложил Константину отправиться на футбольный матч «Спартак» — «Динамо». Константин подумал и решил, что лучше еще пожить на этом свете, чем бродить по трибунам, набитым нетрезвыми болельщиками в поисках бритоголовых.
Оставался, правда, еще один вариант…
Татьяна Борисовна Прокшина, для «своих» — просто Танечка, приятно поразилась визиту Константина Рокотова.
Какие люди! И без охраны!
Здравствуй, Танечка, — сдержанно приветствовал Рокотов–младший давнюю знакомую.
Он имел полное право так ее называть. Он знал ее еще маленькой шустрой девчонкой, задолго до того, как она превратилась в товарища лейтенанта Т. Б. Прокшину и заняла кабинет в РУВД. На дверях висела солидная табличка «Инспекция по делам несовершеннолетних».
Константин хорошо знал ее отца, протрубившего участковым четыре десятка лет в одном районе. Ее папу знала вся страна. Еще бы, участковый в звании подполковника милиции! Неудивительно, что дочь такого героического папы пошла по его стопам, с отличием окончив школу милиции. По собственной инициативе она попросилась работать с подростками. Вероятно, потому, что и сама напоминала девчонку–переростка: высокая, немного угловатая, но с такой отчаянной решительностью в глазах, что перед ней пасовали даже самые отъявленные малолетние подонки района, уважительно называя ее по имени–отчеству.
За конфетки, конечно, спасибо. — Танечка неловко чмокнула Константина в щеку, словно клюнула. И тут же деланно нахмурилась: — Только ведь ты не дочку своего старого знакомого пришел проведать, не так ли?
Константин не умел врать порядочным девушкам.
Есть у меня одно интересное дело. Думаю, тебя тоже заинтересует…
С этим не ко мне! — со всей решительностью отрезала Танечка. — У меня тут скука: профилактика подростковой преступности, отчеты, то да се…
А еще — девчонки–проститутки, наркоманы, малолетние убийцы, подростки–грабители… Ерунда сплошная, одним словом, — подхватил Константин с ухмылкой и серьезно продолжил: — А вот что ты мне расскажешь об этом?
И он веером разложил на столе несколько фотографий: убитый, с почти отрезанной головой Вадим на рыночной площади, группы скинов на снимках из коробки, найденных в доме убитого…
Танечка закрыла глаза рукой и тихонько простонала:
Нет, только не это! И ты туда же, с этими скинами! Замучили вы меня все!
А в чем, собственно, проблема? — удивился Константин. — Ты у нас на переднем крае борьбы с малолетними преступниками. Ты, так сказать, спасаешь их юные неокрепшие души. Значит, должна знать про них все.
Хочешь узнать про скинов все — иди в редакцию любой демократической газеты! — сурово отрезала Танечка. В ее глазах мелькнул тот самый боевой огонек, хорошо знакомый Константину. — Они, журналисты эти фиговы, все знают лучше нас. Учат нас каждый день, как нам нашу работу делать.
Как же это получилось? А что насчет «если кто- то кое–где у нас порой…»?
Слушай! Если пришел шуточки шутить, так для этого есть время после службы. А сейчас я при исполнении. Выкладывай все напрямую.
Константин сообразил, что его могут запросто выставить вон и тогда, чтобы восстановить отношения, одними конфетами не отделаешься. И он поведал Танечке все, что успел узнать, занимаясь доверенным ему делом. Юная инспекторша выслушала молча, ни разу не перебив. Ее душевное волнение выдавала лишь привычка покусывать кончик карандаша молодыми крепкими зубками. К концу рассказа она успела отгрызть едва ли не половину карандашика.
У тебя все? — спокойно поинтересовалась Танечка, когда Константин замолчал.
Рокотов–младший кивнул.
А теперь слушай меня внимательно: все это ерунда на постном масле, чушь, дичь! Фантазии. Бред сумасшедшего. Не обижайся, я имею в виду не тебя, а тех журналюг, щелкоперов, кто понасочинял всю эту ахинею про тайную армию фашиствующих московских скинхедов. Ты ведь все это в газетах прочитал?
Константин пожал плечами.
Ага, значит, я права!
Но как же так? — Константин явно был растерян. — Есть же покойник, он — самый натуральный скин, в ботинках–костоломах, да и фотографий полно, где он с приятелями, таким же недоростками, с бритыми макушками…
Дураков в нашем городе хватает, — устало улыбнулась Танечка, — но ты когда‑нибудь слышал о том, чтобы дураки создали свою организацию? Так вот, скинхеды — миф, созданный средствами массовой информации.
Ну, так уж и миф? — усомнился Константин.
Я занимаюсь подростками каждый день, а ты — только если у тебя это по делу! Да, ходят такие ряженые: куртки, джинсы, ботинки–гриндера, болтают по- особенному… Всякому хочется казаться крутым в молодые‑то годы! А как это проще всего сделать? Напялить на себя одежонку покруче, потому что в мозгах пока только ветер гуляет.
А организация? Ну, там, съезды, слеты…
Не смеши меня! — Таня отмахнулась от Константина, словно от назойливой мухи. — Помнишь, газеты шумиху подняли, что скины отметят 20 апреля, день рождения Адольфа Гитлера, массовыми погромами негров и кавказцев? Нам тогда директиву спустили из
ГУВД — внедрить своих людей в ряды скинхедов. Как было сказано, «в порядке комплексных предупредительных мероприятий по недопущению экстремистских вылазок». Вот уж посмеялись мы! Да им же всем, этим скинам — по пятнадцать–шестнадцать лет! Семнадцать стукнет — и он выбывает из рядов бритоголовых, потому что надоело бритой башкой пугать старушек у подъезда, да и деньги надо на жизнь зарабатывать. Какая там организация… — отмахнулась Татьяна.
А что же есть?
А есть просто выпендреж, молодежная мода. Хоть и рискованные, но только песенки, значки и прочая ахинея. Всерьез этим мало кто из молодых занимается. Единицы. Как только где‑то покалечат кавказца, так сразу приписывают скинхедам. А на поверку — хулиганка, грабеж, или свои же подняли на ножи соотечественника за долги, а тот все свалил на скинхедов. — Татьяна явно завелась. — Ты мне скажи, ты сам когда‑нибудь видел живого скинхеда на улице, а не в газете? То‑то!
А что с тем гитлеровским юбилеем?
Татьяна оживилась. Полезла в ящик стола, достала пачку газетных вырезок, сколотых вместе. Константин бегло просмотрел. В глаза бросились крупные заголовки: «Вылазки бритоголовых», «Послы африканских стран обратились с жалобой в МИД на бесчинства орд скинхедов», «Требуем показательного суда над русскими нацистами», «Добро пожаловать, товарищ Гитлер!» и прочее в том же истеричном духе…
Ты понимаешь, Костик… — Татьяна обращалась к Константину на «ты» по праву дочери хорошего знакомого. — В таком гигантском городе, как наш, — масса проблем. А уж тем более — межэтнических. Фашистов надо искать, где повыше. А у нас здесь — спальный район, новостройки, огромные дома, толпы народа, которым вечером податься некуда: в клубы — дорого, а стадионы все под вещевые рынки заняты. Кто виноват?
Это ты лучше мне сама расскажи.
По мнению улицы — те, у кого денег больше.
Если у кого‑то денег больше, то потому, что он их у тебя каким‑то способом отнял. Как восстановить справедливость? Подойти, набить морду «националу» и так снять стресс. Денег не прибавится, но удовольствие будет.
Сомнительное удовольствие…
Какое уж есть. За прочие удовольствия в нашем городе надо платить. И, кстати, большинство этих дорогих удовольствий: музыкальные клубы, кегельбаны, спортзалы — все подряд принадлежит приезжим. Выйди на улицу, останови любого подростка славянской внешности и спроси: «Кто виноват, что ты беден?» И тот тебе без промедления выложит: «Хачи да азеры». Такова уличная реакция на бедность, на безысходность, на отсутствие перспектив в жизни.
