Совершенно секретное дело о ките - Альберт Мифтахутдинов

Парадный мундир его висел в шкафу. На мундире уже были награды, которых еще не было даже у многих начальников Ш.Ш. в центре. И говорил с грустью Ш.Ш. Ивану Ивановичу Кащееву:

— Нэт, дарагой, тут орден нэ получишь.

И был по-своему прав, ведь с его точки зрения ни один здравомыслящий нарушитель никогда не сунется сюда, что ему тут делать, нарушителю, в этой стране вечной непогоды, где ничто не растет, не плодоносит, не благоухает.

— У-у, холодина, ч-черт! У-у, страна! Теперь я знаю, пачему тут мамонты вымерли!

Кащеев как мог облегчал ему жизнь. Подарил специально сшитый из неблюя — молодого августовского оленя — жилет. Подарил брюки, сшитые из пыжика, — Ш.Ш. надевал их вместо нижних нательных. Ш.Ш. был ему безмерно благодарен, звал в гости на Кавказ, где обещал принимать по-княжески в прямом смысле слова — ведь по родословной Ш.Ш. обыкновенный князь, и ничего тут не поделаешь, если ему об этом сама прабабка говорила.

Кита Ш.Ш. тоже видел впервые.

— Каков красавец? — спросил его Кащеев. — А?

— Ц-ц-ц… — ответил Ш.Ш.

— А мантак? Как, будешь пробовать?

На лице молодого кавказца мелькнула гримаса отвращения, но молниеносно погасла — он был воспитанным человеком.

— Нэ нада!

— А китовые котлеты? Пальчики оближешь, Алекс — он умеет!

— Нэ нада!

— А грудинку, — продолжал Кащеев, — коптить можно. Там сало с мясом, слоями! Только представь!

— Нэ нада!

— Ну и зря, дорогой товарищ! Было бы что там, дома, рассказать…

— Я знаю, чего дома рассказать! — горячился Ш.Ш. — Я дома про ваш мороз буду рассказывать — они от рассказа простудятся!

— Вай! Вай! — дразнил Кащеев. — От такой закуски отказываешься! Смотри, сколько мяса — любой кусок бери! На выбор!

— Нэ нада! Зачем такой большой кит?! Зачем? Лучше один маленький барашек! Послушай, я такой шашлык сделаю — ц-ц-ц — всегда помнить будешь!

— Нет барашка, — отвечал Кащеев, — и не будет.

— Нэт барашка, — грустно повторил Ш.Ш. — Кругом на земле лето, а тут нэт лета. Нэт лета, нэт барашка, а есть кит. Зачем?

Но втайне Кащеев подумал о сюрпризе для Ш.Ш. Хорошо бы съездить с Мэчинкы к дальним отрогам, там горные бараны летают с вершины на вершину как птицы, думал он. Вот уж когда Ш.Ш. обрадуется дичи! Только лицензию надо взять у охот инспекции.

Подошли люди с фленшерными ножами и начали не спеша разделывать кита.

Мужчины вырезали из туши огромные полосы мяса и сала, а женщины уже на земле, разрезали эти полосы на аккуратные кирпичи. Вся продукция пойдет в дело. В колхозной столовой, в детском саду будут и бифштексы и паровые котлеты, а для любителей и шашлык из китовой грудинки. Ну, а самые лакомые части люди сразу же отнесут домой. Да, что ни говори, много вкусных блюд можно приготовить из деликатесного китового мяса.

— С почином!

Кащеев не заметил, как к нему подошел Пивень. Поздоровались.

— Вроде бы стандартный, — неуверенно протянул Пивень, оглядывая кита.

— Конечно, — махнул рукой Кащеев, — вон какая громадина, и так видно. Левиафан!

— Чего?

— Левиафан, говорю, чудовище! — улыбался Кащеев.

— А это мы сейчас проверим!

— Что проверим? — удивился Кащеев.

— Кита проверим. Длину. Каков он должен быть по инструкции?

— Ясное дело, не меньше десяти метров.

— Правильно. А если меньше — это неполовозрелый, так?

— Так, — согласился Кащеев.

— Если неполовозрелый — его убивать нельзя, — продолжал Пивень.

— Ни в коем случае, — благодушествовал Кащеев.

— И за убийство — штраф и арест судна.

— Ну, наверное, я не знаю, — немного потускнел Кащеев.

— Поглядим, поглядим, — и Пивень, вынимая на ходу рулетку, направился к киту.

Кащеев внимательно следил, как тот делает обмер. «Все правильно», — подумал он.

— Ну-с, вот так, — и Пивень протянул председателю рулетку. — Девять метров и двадцать сантиметров. Что на это скажете?

— Ничего, нормально.

— Как же нормально, если целых восемьдесят сантиметров не хватает?

— Чего мелочиться-то из-за каких-то полметра?

— Не полметра, а восемьдесят сантиметров. Нарушение. Что прикажете делать? Где капитан Мальчиков?

— Отдыхает.

— Ну что ж, составим акт, когда он отдохнет, — упорствовал Пивень.

— Идемте в правление, — сказал Кащеев, — тут не место выяснять производственные отношения.

— Вы правы, Иван Иванович. Идемте в правление, там и составим акт.

— Дался вам этот акт!

— А как же! Я констатирую нарушение, а вы смотрите на все сквозь пальцы! Я сочиняю плакаты, а вы скоро медведей начнете бить!

— Да не трогаем мы медведей! И кит нормальный, идемте в правление.

— Только отдайте распоряжение, чтобы прекратили пока разделывать кита.

Иван Иванович дал бригадиру раздельщиков указание, чтобы люди поселка взяли сколько кому надо, празднику не препятствовать, а разделку придется на некоторое время приостановить.

Иван Иванович понимал, что дело значительно серьезней, чем может показаться на первый взгляд. Формально Пивень прав. И после той несостоятельности, которую Пивень, судя по информации, продемонстрировал в области на прежнем месте работы, ему сейчас надо доказать, что он не лыком шит, показать работоспособность, принципиальность, верность инструкциям. И лучшего способа, чем акт на большую сумму в самой первой командировке, и не придумаешь. Самое трудное, предчувствовал Кащеев, то, что Пивень будет объяснять все заботой о государственных интересах. А с демагогией, подкрепленной бумагами, воевать ой как трудно! Но ведь у меня тоже государственные интересы, черт возьми, думал Кащеев. Что же делать?

Если будет составлен акт, придется наказать Мальчикова и запретить ему выход в море до особого разрешения области. Если Мальчиков останется на берегу — это невыполнение плана по морзверопромыслу. Невыполнение плана ударит по трудодню рабочих зверофермы и морских охотников. В итоге — сплошная маета, оправдывание перед областью.

«Странно как-то дело поворачивается», — размышлял удивленно Кащеев. Но вслух ничего не говорил, обмозговывая ситуацию.

— Без решения правления я не буду подписывать акт, — сказал Кащеев Пивню на пороге конторы. — Так что вы идите обедайте, а я посоветуюсь с народом. Хорошо?

— Это правильно, — поддержал его Пивень тоном великодушного победителя.

Пивень ушел.

— Членов правления ко мне, — сказал председатель посыльному. И дядю Элю тоже.

Первым пришел дядя Эля.

Эзрах Рубин, кишиневский еврей, работал продавцом, и непосредственно подчинялся только Карабасу. Все звали, его просто «дядя Эля».

Дядя Эля только родился в Кишиневе, но совсем его не помнил, прожив всю долгую жизнь «на северах» — от Мурманска до Уэлена, и вот теперь в Полуострове уже десятый год.

Если Ш.Ш. хочет на юг и боится холода, то дядя Эля не хочет на юг, он боится жары.

Каким-то образом дядя Эля уже был полностью в курсе событий.

— Это же надо, — сразу начал он, — дал нам бог счастья. Сколько ездит командировочных, такого еще не было.

— То ли еще будет, — буркнул Кащеев.

— Разве ничем не помочь? У меня столько дефицитов — я ему дам.

— Этот дефицит не возьмет. Для него кит — самый что ни на есть дефицит. Вернее, акт.

— Акт? Это что — слава, деньги, ордена?

— Вот именно, — сказал Кащеев, — для него именно так.

— А мы должны страдать?

— Пожалуй…

Заседание правления колхоза началось с долгого молчания. Кто трубку разжигал, кто «беломором» затягивался.

— Вот, такие дела, — кратко объяснил ситуацию Кащеев и предложил высказываться. Все молчали.

— Ну, чего грустите? — спросил председатель. — Чего боитесь?

— Мы за вас боимся, — кто-то подал голос.

— За меня не надо бояться. Надо бояться за дело.

— Надо создать комиссию, — предложил дядя Эля.

— Правильно! — поддержали его.

— Включите меня в комиссию, — горячо предложил дядя Эля. — Я тридцать лет меряю материю. Это надо уметь! Мне скоро на пенсию, но я не ухожу, кто же тогда будет мерить материю? Сколько вам надо, чтобы было в ките?

— Хотя бы десять метров…

— Минимум?

— Ни сантиметра меньше!

— Тогда я пошел мерить! — встал дядя Эля.

— Не торопитесь. — Кащеев тоже встал. — Мы вам доверяем, дядя Эля, Мы назначаем вас председателем комиссии. Идите на берег. Найдите Пивня и работайте.

— Хорошо, спасибо, — засуетился дядя Эля, — я побежал.

Правленцы медленно расходились.

Дядя Эля легко взбежал по трапу на катер, где в ожидании капитана, стоял, облокотившись на леер, Федот Пивень и смотрел на береговую суету.

— Привет начальству, — мелко сподхалимничал дядя Эля.