Один - Николай Внуков

Из ведра мидий получилась столовая тарелка мяса. Тем временем поспел рис.

Отец ломтиками нарезал помидоры и поджарил их на подсолнечном масле.

А потом мы сидели друг против друга и ели.

Сначала мидии мне не понравились. Некоторые хрустели на зубах, будто в них было полно песку. Но отец сказал, что это не песок, а мельчайшие жемчужинки и что в мидиях попадается даже крупный жемчуг, величиной с горошину.

Когда же наконец я распробовал мясо, то понял, что лучше мидий нет ничего на свете.

Из майки получился мешок примерно на полведра. С этим мешком я и полез под скалу.

Сначала вода обожгла тело, но скоро я привык к холоду и уже ничего не замечал.

Мидии крепко сидели на камне. Приходилось под каждую подсовывать пальцы и с усилием отдирать с места. Я выбирал самых крупных, с куриное яйцо. Вода то заливала меня по самую шею, то опускалась до колен. Иногда ноги отрывало от дна и я всплывал, цепляясь обеими руками за ракушки. Мешок я держал в зубах. Скоро он был полон.

Я едва вытащил его на берег: ноги заледенели так, что пальцы не чувствовались. Выбрав нагретый солнцем камень, сел на него и растер ступни. Потом пошел к шлюпке.

Я знал, что борта шлюпок хорошо просмаливают, чтобы они не протекали, да еще сверху доски в несколько слоев покрывают краской. Краска тоже не пропускает воду. Значит, доски должны быть сухими. И действительно, когда я начал отрывать первую, она треснула на всю длину. Под ножом древесина оказалась сухой.

Теперь у меня хорошего топлива сколько угодно!

Обрадованный, я принялся за вторую доску, но шлюпка была построена на редкость прочно. Я весь вспотел, пока отбивал доску камнями. За третью я уже и не брался — потом.

Да и переломить доски оказалось непросто. Они были выпилены из какого-то особого дерева — гнулись, пружинили, но не хотели ломаться. Я излохматил всю доску камнями, прежде чем удалось перебить ее в трех местах.

От усилий и голода темнело в глазах. Пришлось несколько раз присаживаться, чтобы отдохнуть.

В конце концов я все-таки заготовил дрова.

На этот раз с огневым лучком у меня что-то не клеилось. Уголек на конце палочки получался, но мох, который я подкладывал к лунке, не хотел загораться. То ли он отсырел, то ли что-то я делал не так.

И тут я вспомнил про автомобильную покрышку с веревкой, которую видел недалеко от поплавка, похожего на подводную лодку.

Я пошел вдоль берега.

Вот, кажется, те самые камни. Да, да, именно те.

Но поплавка не было. Видимо, его выбило из камней и унесло ночью в море.

А покрышка?

Я обошел все вокруг.

Покрышка тоже исчезла.

Каким же я был дураком, что не отрезал тогда от нее веревку!

Я побрел назад к своим мидиям и тут заметил лохматый конец, торчащий из водорослей.

Она!

Разрыв скользкую груду, я добрался до рубчатого края. Ишь, как ее завалило.

Через минуту веревка была у меня в руках. Мокрая, толщиной в два пальца и длиною почти с меня.

Это была настоящая веревка из пеньки, а не капроновая, которая только плавится, но не горит. Теперь только расплести ее и хорошенько высушить. Не всю, конечно, а несколько прядей.

На эту работу у меня ушло часа три.

На сухом, хорошо прогретом солнцем камне я разложил пряди. Когда они высохли, расплющил их плоским камнем и растрепал. Получилось что-то похожее на вату.

Я обернул веревочной ватой огневую палочку немного выше того конца, который входил в лунку на сучке. После этого обложил ватой лунку и снова принялся за лучок.

После нескольких быстрых поворотов палочки вата начала тлеть. Я дернул лучок еще несколько раз и вынул палочку из лунки. Положив на тлеющую вату щепочки, раздул огонь.

Отлично горели шлюпочные доски. Я собрал все горючее, что только нашел на берегу, и сложил грудой около костра: пусть подсыхает. Когда нагорело побольше угольев, высыпал на них мидии. Раковины свистели, шипели, шевелились в огне, подталкивая друг друга раскрывающимися створками. Я вытащил из углей одну раскрывшуюся раковину и развернул половинки. Там был замечательный оранжевый кусочек мяса!

В тот день я наелся так, что распух живот.

Еще два раза нырял под скалу и добывал раковины.

Когда солнце начало опускаться к воде, решил порыбачить. Теперь у меня было сколько угодно наживки.

Поглубже насадив на крючок плотную мидиевую пельменину, я залез на скалу, размотал удочку и опустил наживку в воду.

Почти сразу же кто-то схватил крючок.

Я рванул лесу.

Из воды вылетел здоровенный краб, мелькнул длинными ногами в воздухе и шлепнулся обратно в море.

Честное слово, он был величиною с тарелку!

Мясо с крючка исчезло.

Я снова наживил удочку.

Не успел опустить крючок в глубину — дернуло так, что я чуть не свалился в воду. Перебирая руками, я начал вытягивать шнурок.

Два-три перебора он шел свободно, потом застопорился. Я тянул вверх — тот, под камнем, изо всех сил сопротивлялся и тянул вниз. Я начал бояться, что крючок оторвется от лесы или разогнется, и слегка ослабил натяжение. В тот же момент леса побежала под скалу. Я снова натянул и почувствовал, как шнурок то подергивают, то отпускают. В те мгновения, когда он чуть-чуть ослаблялся, я подтягивал его к себе. Наверное, крючок держал краб величиной с колесо.

Так соревновались мы в перетягивании несколько минут. Потом леса освободилась и я выбрал ее на всю длину.

Крючок держался на месте, но мяса на нем опять не было.

Ну нет, я не собирался кормить этих костяных пауков мидиями!

Еще раз наживив удочку, я забросил лесу по другую сторону скалы.

Долго ничего не дергало. Шнурок свободно ходил из стороны в сторону, подталкиваемый волнами.

Я сидел на камне, глядя то на море, сегодня чистое и четкое до самого горизонта, то на слабо дымящий костер. Один на острове! А ведь мне почти никогда не приходилось быть одному. Вечно я был кому-то нужен, кому-то чем-то обязан. Вечно куда-то спешил. То нужно было сходить к приятелю, то отец посылал в магазин или к своим сотрудникам с поручениями, то надо было написать тетке, то уроки… Редкие дни выдавались такие, когда я полностью принадлежал себе. И все равно придумывалось какое-нибудь дело. То шел новый фильм в клубе, то возился с фотоаппаратом, то читал книгу или сидел у телевизора. А тут — ничего! Никаких телевизоров, никаких книг. Я, небо, море и остров… Интересно: долго ли можно так прожить? Вот уже пять дней…

Пять или шесть?

Я вспомнил, что забыл делать зарубки на палочке-календаре.

Стоп, надо подумать и сосчитать правильно.

Меня выбросило на берег утром. Это можно считать первым днем. Вечером строил шалаш у источника. На второй день нашел на берегу парусину и матрац. Ночевал уже в палатке. На третий день я увидел чужой катер и добыл огонь. Четвертый и пятый дни шел дождь, я мастерил удочки. Сегодня — шестой.