Последнее дело Блина - Евгений Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ложитесь! — шикнул Петя и, взяв мокрые плавки, скрылся в комнате.
Сидя в кровати, Блинков-младший яростно вытирал голову. Полотенце он держал за два конца, как бархотку для чистки сапог. Аксакалу было почти нечего вытирать: перед каникулами его оболванили в интернате «под бокс», оставив одну челку.
На террасе послышался топот. Напарники упали на подушки и притворились спящими.
Скрипнула дверь. Аксакал не сомневался, что Поля во все глаза смотрит на «утопленника». Было интересно, как он теперь поступит. До сих пор Поля обставлял свое ябедничество как нечаянное: «по ошибке» сказал, что они дежурят, «по ошибке» решил, что Аксакал тонет. Теперь ему оставалось или смириться с поражением, или пойти к Пете и наябедничать без притворства.
Он долго стоял в дверях. Наконец Аксакал услышал, как скрипнули пружины кровати.
— Учтите, — громко сказал Поля, — если на меня покатят баллон, я расскажу, что вы купались!
Аксакал подумал, что покатят, и не «если», а обязательно. Шутка ли, в четыре утра поднять отряд криками «Человек тонет!». Да, Поле не позавидуешь. Воспитатель в первом отряде совсем не такой, как Петя. Худой, в очёчках, въедливый до ужаса. Прозвище — «Ботаник», хотя на самом деле он учитель математики. Уж этот Ботаник всё раскопает: кто кричал, почему кричал… Обязательно влетит всем троим!
Но это были пустяки по сравнению с главным: ТЕПЕРЬ АКСАКАЛ УМЕЛ ПЛАВАТЬ!
Глава 9
Профессор по кишкам
Дни шли за днями, а нужного сигнала на Митькином пейджере не было. В поисках виллы Прохора напарники уходили все дальше от лагеря. Все больше времени отнимала дорога. Все меньше дач удавалось осмотреть за один поход.
Аксакалу стало казаться, что они занимаются пустым делом. Но говорить об этом с Блинковым-младшим было бесполезно. Напарник соглашался, что невозможно пешком обойти весь квадрат поиска. И тут же с упрямством танка добавлял:
— Но если совсем не искать, то уж точно ничего не найдем.
Оба до крови стерли ноги; коленки по утрам тряслись и ныли, и не хотелось вставать. Одно хорошо: после отбоя Аксакал замертво падал на кровать и уже не просыпался до утра. О погибшем поваре он иногда не вспоминал целыми днями.
Если казалось, что поиск был удачным, Блинков-младший отдавал воспитателю-диверсанту снятые «Поляроидом» фотокарточки особняков из красного кирпича. Петя показывал их контрразведчику.
Кто этот контрразведчик, где он, оставалось тайной. Первое время Аксакал думал, что у него в лагере секретная комната, как в кино у подпольщика с радиопередатчиком. А потом сообразил, что глупо прятаться, когда можно жить открыто. В лагере полно не очень занятых людей. Например, физрук Валентиныч: проведет зарядку, потренирует футбольную команду и пловцов — работы часа на три. Или бухгалтер — нестарый, жилистый человек со спортивной стрижкой. Этот вообще неизвестно чем занимается. А завхоз? А шофер лагерной «Газели»?..
Бесполезно гадать, кто из них контрразведчик. Факт тот, что он все время был где-то поблизости. Визиты к нему занимали у Пети не больше получаса. Возвращаясь, воспитатель-диверсант качал головой и отдавал фотокарточки Блинкову-младшему:
— Не выбрасывай, может, собирать начнешь. У тебя будет самая большая коллекция снимков красных особняков!
Шутки шутками, но Пете становилось все труднее скрывать то, что двое парней в его отряде живут на особом положении. Вместе со всеми они только ели и спали, а на остальное время исчезали из лагеря, разыскивая дачу Прохора.
Наконец воспитатель-диверсант нашел выход. После завтрака, когда напарники опять собирались уйти, он закрылся с ними в своей комнате и сказал:
— Вы бы в какие-нибудь кружки записались, что ли. Надо же как-то объяснить, почему вас не бывает в отряде. Только спортивные секции вам не годятся, — сразу предупредил Петя, — в них пол-отряда ходит. Выберите что-нибудь почудней, чем никто из наших не интересуется. Спросят вас, где были, а вы: «Вязанием занимались».
— Нет уж, — сказал Митек, — только не вязанием!
— Да я к примеру, — успокоил его Петя и выложил перед напарниками список, отпечатанный на старой пишущей машинке. — Это я у начальника лагеря взял. Здесь все кружки, которые у нас есть и которых у нас нет. Они только на бумаге числятся, потому что в них никто не записался.
— «Макраме», — вслух прочитал Аксакал. — Это что такое?
— Это когда из веревочек плетут, — объяснил Петя. — Всякие занавески, кашпо для цветов.
Напарники, не сговариваясь, покачали головами.
— Да какая вам разница, вы ведь все равно ходить не будете! — убедительно сказал воспитатель-диверсант.
— Мы не будем, а ребята будут ходить, чтобы над нами посмеяться, — возразил Блинков-младший. — Лучше мы запишемся в «Ботанику». Я ее хорошо знаю, у меня папа ботаник. Будем с Аксакалом ходить по дачам и заодно соберем гербарий, тогда к нам не придерешься.
— Ботаникой многие занимаются, — сказал Петя.
— Да кто?!
— Например, Васильева… Между прочим, у нас в отряде еще тридцать девочек, и десяток из них вздыхает по Мите Блинкову, — сообщил воспитатель-диверсант.
Аксакал заметил, что его всегда невозмутимый напарник густо краснеет.
— Я…
— Ты танцевал с Васильевой, Богомоловой, Бродерзон и Савостиковой из первого отряда, — напомнил Петя. — Причем с Васильевой — четыре раза подряд. А Савостикова вырвала ей вот такой клок волос. Марина Анатольевна приходила на тебя жаловаться.
— За что-о?!! — взвыл Митек.
Аксакал смотрел, разинув рот. На танцы он не ходил, и любовные подвиги напарника оказались для него неожиданностью.
— Ну, это была не жалоба, а скорее пожелание, чтобы ты танцевал с ними равномернее. Танец с одной, танец с другой.
— Савостикова целоваться лезет прямо на площадке, а сама все время жвачку жует. Я с ней вообще больше танцевать не буду! — отрезал Блинков-младший.
— Мы в ваши годы были скромнее, в парадных целовались, — заметил Петя. — Хорошо, ботанику исключаем. Сейчас туда ходят три наших девчонки, а если ты запишешься, станут ходить десять, и все будут спрашивать, где Митя Блинков… Следующий пункт — кружок зоологии.
— Это медвежонка, что ли, кормить? — влез Аксакал.
Медвежонок жил в вольере позади столовой. Рядом с ним всегда толклась малышня.
— В основном не кормить, а отгонять десятый отряд, чтобы ему конфеты не совали, — уточнил Петя. — Но там вы будете на виду, если уйдете, сразу заметят… Вот, это для вас: кружок гастроэнтерологии.
Напарники выпучили глаза.
— Чего это? — робко спросил Аксакал. Он понял одно: самой большой трудностью при занятиях в этом кружке будет выучить его название.
— Это наука о кишках, — обрадовал напарников Петя. — Вся прелесть в том, что туда за вами никто не пойдет, потому что каждого нормального человека в этом кружке тошнит. Меня, например, тошнит, хотя я прошел войну и думал, что видел все.
— Если это не военная тайна, то зачем в детском лагере кишечный кружок? — удивился Блинков-младший.
— Это не военная тайна, а военная хитрость, — ответил воспитатель-диверсант. — В лагере положено работать одному доктору, детскому, а на взрослого денег не дают. А на кружки дают. Начальник лагеря договорился с одним старичком, профессором по кишкам, и принял его руководителем кружка. У профессора все равно летом нет занятий в институте, а тут он живет, как на даче, и лечит кому желудок, кому еще что. Только он очень добросовестный и расстраивается, что к нему никто не ходит заниматься в кружке. Понавез из своего института заспиртованных кишок и ждет, когда придут кружковцы. Он хороший, этот профессор, — заверил Петя. — Сходите к нему разок, посмотрите, похвалите кишки, чтоб не обиделся. Если в отряде спросят, вы сможете рассказать, что там к чему. А потом ищите свою дачу.
И воспитатель-диверсант повел напарников к хорошему профессору.
В дальнем углу лагеря, за стадионом, стоял десяток сельских домиков с мансардами. Здесь их называли коттеджами. В них жили все взрослые, кроме воспитателей, которые не уходили из своих отрядов даже ночью. Одиннадцатый коттедж, самый маленький, стоял в стороне, отвернувшись от остальных. Он, как наказанный, глядел в угол серого лагерного забора. С двух других сторон у коттеджа имелся собственный заборчик высотой по колено. В заборчике была лилипутская калитка, а на калитке — ржавый замок.
— Кирилл Мефодьевич! — покричал Петя, не решаясь войти на участок кишечного профессора. — Кирилл Мефодьевич, я вам кружковцев привел!
— Ну так загоняй! — ответил кто-то из распахнутого оконца.
Кричавшего не было видно. Зато напарники отлично рассмотрели выставленный на подоконнике муляж: весело раскрашенного человека без кожи и брюшной стенки. Мышцы у человека были фиолетово-багровые, как свекла, сердце пурпурное, легкие розовые, а кишки желтые.