Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки - Карина Демина

– Вот скажи, – тон был притворно ласковым, – по какой такой надобности ты ко мне в панталоны полез, извращенец?

Такого Гавел от ненаследного князя услышать был не готов. Это он, Гавел, извращенец?! Да… да он нормальный! В женское платье не рядился! И нагишом по королевскому парку не разгуливал! И с ведьмаком в престранные игры не играл…

– Я не извращенец, – прохрипел Гавел, пытаясь вывернуться, но Себастьян Вевельский жертву свою держал крепко.

– Видишь, как дергается? – с чувством глубочайшего удовлетворения произнес он, тыча в Гавела когтем. – Точно извращенец!

Светловолосый, чье лицо Гавел наконец-то узнал, хмыкнул. Лихослав Вевельский заступаться не станет. На это Гавел и не рассчитывал…

– В панталоны полез… стянуть пытался… бантик оторвал и спрятал, фетишист несчастный!

– Я… случайно!

– В жизни нет ничего случайного! – С этими словами Себастьян руку разжал, и Гавел кулем повалился на мокрую, изрядно истоптанную траву. Встал он на корточки, поневоле ожидая удара, а когда не последовало, то на карачках добрался до камеры, сгреб ее и сунул под живот.

Авось уцелеет.

– Успокойся, бить не буду. – Себастьян Вевельский обошел Гавела, став так, что тот увидел длинные босые ноги с длинными же когтистыми пальцами. Пальцы шевелились как-то быстро и нехорошо… – Если договоримся.

Это уточнение Гавелу совершенно не понравилось.

– Ладно, вы тут сами как-нибудь, а я пойду… там, наверное, Ева переживает… Себастьян…

– Да понял я, понял! Иди уже… – Ненаследный князь присел на корточки и поскреб бедро. – У него там Ева переживает. А он тут торчит… с нами… так что, Гавел, договоримся?

– П-попробуем.

– Попробуем… отчего ж не попробовать… а если не договоримся, то я тебя Аврелию Яковлевичу сдам. На опыты.

Обещание было дано бодрым, даже чересчур уж бодрым тоном, который заставил Гавела поежиться и признать, что нежитью ненаследный князь был добрей.

– Вставай…

Подняться помог, руку на плечо положил, когти выпустил, намекая, что не надобно дурить. Гавел и не собирался. Куда ему бежать?

Да и зачем…

– Садись. – Себастьян довел Гавела до лавочки и усадил едва ли не силой. Сам сел близенько, пожалуй, чересчур уж близенько… вздохнул… покосился этак… выразительно… и еще ресницами взмахнул…

…это ж чего он потребует?

…и если то, о чем Гавел подумал, то лучше пусть бьет… битие, оно привычней как-то…

– Вот что ты, Гавел, за человек? – томно произнес ненаследный князь, приобнимая свою жертву. – Вечно все опошлить норовишь… и сейчас небось про меня гадости думаешь.

– Нет! – поспешно соврал Гавел.

– Думаешь, думаешь, я же вижу…

И наклонился к самому лицу, наверное, чтобы виделось лучше. Гавел аж дыхание задержал от ужаса.

– Успокойся. – Князь отстранился и по плечу потрепал. – Ты меня, конечно, интересуешь, но исключительно как профессионал своего дела… ты же профессионал?

Гавел кивнул.

Говорить он не мог.

– Мне нужны снимки конкурсанток… сам понимаешь, что не портретные…

– Голых? – уточнил Гавел.

– Голых, – согласился Себастьян. – Для чего – тебе знать не надо… считай, что вот такой я извращенец…

– Так разве ж это извращение? По нынешним-то временам…

– Да. – Себастьян Вевельский, подумав секунду, согласился, что если по нынешним временам, то снимки голых девиц – это вовсе даже не извращение. – Считай, что я начинающий…

Гавел хмыкнул.

– Сделаешь?

Сделает, конечно… там и делать-то нет нужды, перевести с памяти на пластины да отпечатать. Не зря же он у павильона крутился.

– Это хорошо. – Ненаследный князь потрепал Гавела по плечу. – Это просто замечательно… завтра принесешь.

– Сюда?

– Сюда… а копии – Аврелию Яковлевичу в собственные его рученьки… и записочку от меня заодно снесешь. Полагаю, нет нужды уточнять, чтоб не читал?

Гавел отчаянно помотал головой.

Нет.

Он человек в высшей степени благоразумный, а если и влез куда, то исключительно по незнанию, о чем ныне глубоко и искренне раскаивается.

– Вот видишь, – ненаследный князь, отодрав от панталон второй бантик, протянул Гавелу, – не все с тобою потеряно…

…тот, кто поселился в Богуславе, обещая избавить ее от всех проблем разом, был недоволен. Богуслава ощущала его недовольство остро, оно было болезненным, дурманным и повисало мутной зеленой пеленой перед глазами.

Недовольство пахло трясиной.

…и гнилым мясом, правда, Богуслава вяло удивлялась: откуда ей известно, чем пахнут трясина и гнилое мясо; но удивление исчезало.

Тот, кто поселился в Богуславе, избавил ее от эмоций.

К чему удивляться?

Сожалеть.

Беспокоиться о чем-то?

Он оставил Богуславе собственные раздражение и злость, колючую, как свежие ягоды артишока. И Богуслава осторожно держала злость на раскрытой ладони, разглядывая и удивляясь тому, сколь совершенна она. Иглы длинные, острые.

Железные.

И ранят до крови…

…нет крови, показалось. И ладонь-то обыкновенная, гладкая… Богуслава поднесла ее к глазам, пытаясь разглядеть следы от ран. Не то чтобы боялась, вовсе нет, но…

…запах болота стал отчетливей.

А следом пришло понимание, что тот, кто поселился в Богуславе, желает убить, и не просто кого-либо, хотя он и просто не отказался бы, кровь ему нравилась, и это было правильно, Богуслава сама согласилась, что в виде крови, в запахе ее имеется нечто в высшей степени притягательное. И потом, когда Богуслава исполнит свой долг, она позволит этой крови литься… но сейчас она должна убить конкретного человека.

Тиана Белопольска раздражала не только того, кто жил в Богуславе.

Она не нравилась всем.

Слишком громкая, суетливая и ко всему прочему – дура… а зачем дуре жить? Правильно, незачем… у нее получилось чудом вывернуться из ловушки, которую готовила не Богуслава… она наблюдала… и видела, кто принес коробку в комнату Тианы… и сама заглянула, исключительно из любопытства. Хотела бы попробовать, потому что очень аппетитно выглядели эти конфеты, а от аромата шоколада голова вовсе кругом шла. Но тот, который в ней жил, предупредил, что трогать шоколад нельзя.

Отрава.

Нет, он бы помог Богуславе справиться, но тогда она перестала бы быть человеком; и если она сама не была бы против – чем дальше, тем более неуютным казалось ей человеческое тело, – то тому, кто в ней жил, превращение было невыгодно.

Пока.

Но он обещал, что потом, после, когда все закончится, Богуслава станет иной.

Сильной.

И быстрой.

И еще почти вечной…

Она согласилась и ждала, будучи всецело счастлива в этом ожидании. Но растреклятая панночка Белопольска не стала есть шоколад, чем очень-очень разозлила того, кто поселился в Богуславе. Он ведь предвкушал сладость чужой смерти.

Разочаровали.

От колючей его злости Богуслава плакала кровью.

Не боялась.

Но собирала кровь со щек пальцами, а пальцы облизывала, удивляясь тому, до чего кровь вкусна…

…потом, позже, когда все закончится…

…обещает…

…надо только немного помочь…

…ему и той, которая подарила его Богуславе… или, наоборот, подарили Богуславу? Какое это имеет значение? Никакого…

Панночку Белопольску следует убить… только осторожно, чтобы походило сие на несчастный случай… рано привлекать внимание… рано… а убивать легко. Богуславе прежде не доводилось? Это не страшно. Тот, который в ней обжился, знает, как правильно убивать, даже если без крови… хорошо, если без крови, потому что он слишком взбудоражен.

И почти готов выдать себя.

Тогда та, которая призвала его в мир и в Богуславу, будет недовольна. Ее он бы тоже хотел убить, но неспособен. Поводок держит. И приходится подчиняться.

Встать рано. Одеться… потом, позже, одежда станет не нужна Богуславе, она уже мешает, сковывая движения, но надо терпеть.

Выйти.

Ждать. И пристроиться за панночкой Тианой… от нее пахнет свежим мясом… мясо вкусное, особенно когда сырое… и Богуслава сглотнула слюну, которой наполнился рот. Она… не она, но значения не имеет, прекрасно помнила вкус человечины.

…дичи…

…разумная дичь всегда интересней неразумной.

Богуслава слюну сглотнула. Запах жертвы дурманил… и тянуло вцепиться клыками в смуглую шейку, раздирая и кожу, и мышцы, и тугую жилу. Кровью плеснет, и будет литься духмяным потоком, только успевай пить… успела бы, а потом с преогромным наслаждением слизывала бы ее, подсыхающую, с рук и когтей.

Нельзя.

Тот, кто жил в Богуславе, согласился, что пока – нельзя… позже… когда луна наполнится силой и тонкие миры коснутся друг друга… всего-то на миг; но ей, сильной, которой служат и Богуслава, и ее гость, уже ставший хозяином в теле, хватит и мига.

А пока…

Идти рядом, но не настолько близко, чтобы заметили… дышать в такт дыханию, отмеряя последние секунды чужой жизни. А панночка Тиана не торопится… платье подобрала, ковыляет, с трудом удерживаясь на тонких каблучках… и у лестницы замерла, вздохнула…