Петербург - Андрей Белый

Обследуем теперь его душу; но прежде обследуем ресторанчик; даже окрестности ресторанчика; на то есть у нас основание; ведь если мы, автор, с педантичною точностью отмечаем путь первого встречного, то читатель нам верит: поступок наш оправдается в будущем. В нами взятом естественном сыске предвосхитили мы лишь желание сенатора Аблеухова, чтобы агент охранного отделения неуклонно бы следовал по стопам незнакомца; славный сенатор и сам бы взялся за телефонную трубку, чтоб посредством ее передать, куда следует, свою мысль; к счастию для себя, он не знал обиталища незнакомца (а мы же обиталище знаем). Мы идем навстречу сенатору; и пока легкомысленный агент бездействует в своем отделении, этим агентом будем мы.

Позвольте, позвольте...

Не попали ли мы сами впросак? Ну, какой в самом деле мы агент? Агент есть. И не дремлет он, ей-богу, не дремлет. Роль наша оказалась праздною ролью.

Когда незнакомец исчез в дверях ресторанчика и нас охватило желание туда воспоследовать тоже, мы обернулись и увидели два силуэта, медленно пересекавших туман; один из двух силуэтов был довольно толст и высок, явственно выделяясь сложением; но лица силуэта мы не могли разобрать (силуэты лиц не имеют); все же мы разглядели: новый, шелковый, распущенный зонт, ослепительно блещущие калоши да полукотиковую шапку с наушниками.

Паршивенькая фигурка низкорослого господинчика составляла главное содержание силуэта второго; лицо силуэта было достаточно видно: но лица также мы не успели увидеть, ибо мы удивились огромности его бородавки: так лицевую субстанцию заслонила от нас нахальная акциденция2б (как подобает ей действовать в этом мире теней).

Сделав вид, что глядим в облака, пропустили мы темную пару, пред ресторанною дверью та темная пара остановилась и сказала несколько слов на человеческом языке.

- "Гм?"

- "Здесь..."

- "Так я и думал: меры приняты; это на случай, если бы вы его мне не показали у моста".

- "А какие вы приняли меры?.."

- "Да я там, в ресторанчике, посадил человека".

- "Ах, напрасно вы принимаете меры! Я же вам говорил, говорил: сто раз говорил..."

- "Простите, это я из усердия..."

- "Вы бы прежде посоветовались со мной... Ваши меры прекрасны..."

- "Сами же вы говорите..."

- "Да, но ваши прекрасные меры..."

- "Гм..."

- "Что?.. Ваши прекрасные меры - перепутают все..."

Пара прошла пять шагов, остановилась; и опять сказала несколько слов на человеческом языке.

- "Гм!.. Придется мне... Гм!.. Пожелать теперь вам успеха..."

- "Ну какое же может быть в том сомнение: предприятие поставлено, как часовой механизм; если б я теперь не стоял за всем этим делом, то, поверьте мне дружески: дело - в шляпе".

- "Гм?"

- "Что такое вы говорите?"

- "Проклятый насморк".

- "Я же о деле..."

- "Гм..."

- "Души настроены, как инструменты: и составля ют концерт - что такое вы говорите? Дирижеру из-за кулис остается взмахивать палочкой. Сенатору Аблеухову издать циркуляр, Неуловимому же предстоит..."

- "Проклятый насморк..."

- "Николаю Аполлоновичу предстоит... Словом: концертное трио, где Россия - партер. Вы меня по нимаете? Понимаете? Чтб же вы все молчите?"

- "Послушайте: брали бы жалованье..."

- "Нет, вы меня не поймете!"

- "Пойму: гм-гм-гм - положительно не хватает платков".

- "Что такое?"

- "Да насморк же!.. А зверь - гм-гм-гм - не уйдет?"

- "Ну, куда ему..."

- "А то брали бы жалованье..."

- "Жалованье! Я служу не за жалованье: я артист, понимаете ли, артист!"

- "Своего рода..."

- "Что такое?"

- "Ничего: лечусь сальной свечкой".

Фигурка повынимала иссморканный носовой платок и опять чмыхала носом.

- "Я же о деле! Так-таки передайте им, что Николай Аполлонович обещание дал..."

- "Сальная свечка прекрасное средство от насморка..."

- "Расскажите им все, что вы слышали от меня: дело это поставлено..."

- "Вечером намажешь ноздрю, утром - как рукой сняло..."

- "Дело поставлено, опять-таки говорю, как часов..."

- "Нос очищен, дышишь свободно..."

- "Как часовой механизм!.."

- "А?"

- "Часовой, черт возьми, механизм".

- "Заложило ухо: не слышу".

- "Ча-со-вой ме-ха-..."

- "Апчхи!.."

Под бородавкою загулял вновь платочек: две тени медленно утекали в промозглую муть. Скоро тень толстяка в полукотиковой шапке с наушниками показалась опять из тумана, посмотрела рассеянно на петропавловский шпиц.

И вошла в ресторанчик.

И ПРИ ТОМ ЛИЦО ЛОСНИЛОСЬ

Читатель!

"Вдруг" знакомы тебе. Почему же, как страус, ты прячешь голову в перья при приближении рокового и неотвратного "вдруг?" Заговори с тобою о "вдруг" посторонний, ты скажешь, наверное:

- "Милостивый государь, извините меня: вы, должно быть, отъявленный декадент".

И меня, наверное, уличишь в декадентстве.

Ты и сейчас предо мною, как страус; но тщетно ты прячешься - ты прекрасно меня понимаешь; понимаешь ты и неотвратимое "вдруг".

Слушай же...

Твое "вдруг" крадется за твоею спиной, иногда же оно предшествует твоему появлению в комнате; в первом случае ты обеспокоен ужасно: в спине развивается неприятное ощущение, будто в спину твою, как в открытую дверь, повалилась ватага невидимых; ты обертываешься и просишь хозяйку:

- "Сударыня, не позволите ли закрыть дверь; у меня особое нервное ощущение: я спиною терпеть не могу сидеть к открытым дверям".

Ты смеешься, она смеется.

Иногда же при входе в гостиную тебя встретят всеобщим:

- "А мы только что вас поминали..."

И ты отвечаешь:

- "Это, верно, сердце сердцу подало весть".

Все смеются. Ты тоже смеешься: будто не было тут "вдруг".

Иногда же чуждое "вдруг" поглядит на тебя из-за плеч собеседника, пожелал снюхаться с "вдруг" твоим собственным. Меж тобою и собеседником что-то такое пройдет, отчего ты вдруг запорхаешь глазами, собеседник же станет суше. Он чего-то потом тебе во всю жизнь не простит.

Твое "вдруг" кормится твоею мозговою игрою; гнусности твоих мыслей, как пес, оно пожирает охотно; распухает оно, таешь ты, как свеча; если гнусны твои мысли и трепет овладевает тобою, то "вдруг", обожравшись всеми видами гнусностей, как откормленный, но невидимый пес, всюду тебе начинает предшествовать, вызывая у постороннего наблюдателя впечатление, будто ты занавешен от взора черным, взору невидимым облаком: это есть косматое "вдруг", верный твой домовой (знал я несчастного, которого черное облако чуть ли не видимо взору: он был литератором...).

Мы оставили в ресторанчике незнакомца. Вдруг незнакомец обернулся стремительно; ему показалось, что некая гадкая слизь, проникая за воротничок, потекла по его позвоночнику. Но когда обернулся он, за спиною не было никого: мрачно как-то зияла дверь ресторанного входа; и оттуда, из двери, повалило невидимое.

Тут он сообразил: по лестнице поднималась, конечно, им поджидаемая особа; вот-вот войдет; но она не входила; в дверях не было никого.

А когда незнакомец мой отвернулся от двери, то в дверь вошел тотчас же неприятный толстяк; и, идя к незнакомцу, поскрипывал он половицею; желтоватое, бритое, чуть-чуть наклоненное набок лицо плавно плавало в своем собственном втором подбородке; и притом лицо лоснилось.

Тут незнакомец мой обернулся и вздрогнул: особа дружески помахала ему полукотиковой шапкой с наушниками:

- "Александр Иванович..."

- "Липпанченко!"

- "Я - самый..."

- "Лшшанченко, вы меня заставляете ждать".

Шейный воротничок у особы был повязан галстухом - атласно-красным, кричащим и заколотым крупным стразом,26 полосатая темно-желтая пара облекала особу; а на желтых ботинках поблескивал блистательный лак.

Заняв место за столиком незнакомца, особа довольно воскликнула:

- "Кофейник... И - послушайте - коньяку: там бутылка моя у меня - на имя записана".

И кругом раздавалось:

- "Ты-то пил со мной?"

- "Пил..."

- "Ел?.."

- "Ел..."

- "И какая же ты, с позволения сказать, свинья..."

- "Осторожнее" - вскрикнул мой незнакомец: неприятный толстяк, названный незнакомцем Липпанченко, захотел положить темно-желтый свой локоть на лист газетного чтения: лист газетного чтения накрывал узелочек.

- "Что такое?" - Тут Лшшанченко, снявши лист газетного чтения, увидал узелок: и губы Липпанченко дрогнули.

- "Это... это... и есть?"

- "Да: это - и есть".

Губы Липпанченко продолжали дрожать: губы Липпанченко напоминали кусочки на ломтики нарезанной семги - не желто-красной, а маслянистой и желтой (семгу такую, наверное, ты едал на блинах в небогатом семействе).

- "Как вы, Александр Иванович, скажу я вам, неосторожны". Липпанченко протянул к узелку свои дубоватые пальцы; и блистали поддельные камни перстней на пальцах опухших, с обгрызенными ногтями (на ногтях же темнели следы коричневой красочки, соответствовавшей и такому же цвету волос; внимательный наблюдатель мог вывести заключение: особа-то красилась).

- "Ведь еще лишь движенье (положи я только локоть), ведь могла бы быть... катастрофа..."