Агитбригада (СИ) - Фонд А.

В общем. Работы предстояло много.

Клара Колодная растянула на траве длинную-предлинную полотнину явно не первой свежести, сунула мне в руки изрядно размочаленную кисть и велела:

— Рисуй транспарант.

— Я не умею, — попытался спрыгнуть я, тоскливо глядя на стремительно подсыхающую гуашь или нечто на неё похожее.

— Все не умеют, — выдала мудрость Клара. — У неумелого руки не болят. Так что рисуй давай.

— Что рисовать? — сдался я.

— Вот текст, — Клара положила передо мной листочек. — И постарайся, чтобы всё влезло и буквы не очень кривые были.

Я машинально скосил глаза на строчки. Там было написано:

'Мы — комсомолия, с железной волею, мы строим новой жизни путь!

Эй, твёрже ногу, попу и богу, с того пути нас не свернуть!'

Мда. И как столько слов уместить на полотнище?

Кроме того, я заметил, что при попытке рисовать, руки мои начинали предательски дрожать и буквы получались слишком уж рахитичными.

Досадно, не Рубенс я явно. И даже не Ван Гог.

Прибежала Клара, посмотрела на мои мучения и прогнала клеить бумажные фонарики. В общем, одно другого не легче.

Я сидел и беспросветно размазывал тоненькой кисточкой вонючий клей по краям основания фонарика, когда со стороны моего жилища раздался крик.

Честно говоря, первое, что я подумал, что кто-то зашел ко мне и увидел Еноха. Но нет, от порога моего дома орал Виктор Зубатов личной персоной.

«Да что они, сговорились все сегодня орать?» — с досадой подумал я, вспомнив скотину петуха.

— Вор! — надрывался Зубатов, глядя на меня и некультурно показывая на меня пальцем.

— Что опять? — рядом возник Жоржик.

— А ты зайди! Сам зайди и всё поймёшь! — возмущался Виктор.

Жоржик, сердито сплюнул, зашел и через пару секунд вышел обратно:

— Ну зашёл и что? — проворчал он.

— Там же колбасой воняет! — издал вопль смертельно раненого марала Зубатов.

— Ну и что, что воняет? — не мог сообразить Жоржик. — Дом старый, конечно там не розами пахнет.

— А то! Он украл мою колбасу! Вор!

— Какую ещё колбасу? — нагло глядя на Зубатова, спросил я, — ты сказал сходить в сельсовет и принести саквояж с реквизитом. Я сходил? Сходил. Принёс? Принёс. Реквизит? Реквизит. Гудков лично видел и может подтвердить. Что тебе ещё от меня надо? И почему вместо «спасибо» ты уже второй день обвиняешь меня непонятно в чём?

— Ты мне зубы не заговаривай! — процедил Зубков, — если я сейчас найду свой честно заработанный харч — тебе мало не покажется!

Он резко крутанулся и влетел в дом. Моё сердце замерло, и я похолодел: вспомнил, что торбу с реквизированной едой я повесил на гвоздь в стене (чтобы крысы и Басик не достали). И свёрток висел буквально на виду, выделяясь на замызганной стене светлым чужеродным пятном.

В общем, сейчас походу мне будет гамбец. Надо, в общем, делать ноги.

Я стоял и прикидывал, за сколько смогу добежать и выскочить за ворота, и в каком направлении сматываться из села, когда Жоржик, видимо заметив мой безумный мечущийся взгляд, предусмотрительно стал как раз между мной и спасительными воротами. Из-за чего моментально потерял все заработанные в моих глазах очки репутации.

Долгое время было относительно тихо и ничего не происходило.

Неподалёку Нюра и Люся с громким смехом хором разучивали слова для сегодняшнего представления:

— Ваши книги по клубам то взятые,

Православною верой проклятые!

Ждёт в аду вас за них наказание,

А читать бы вам лучше писание!

Чай написано слово то божие!

Не товарищем с бритою рожею,

В черной куртке, да в кепке прохвостовой,

А святым и блаженным апостолом!

А мы с Жоржиком просто стояли во дворе и молча ждали, чем вся эта ситуация закончится.

Затем из дома вышел растерянный Зубатов.

— Ну что? — спросил его Жоржик.

— Ничего не пойму, — махнул рукой Зубатов и, глядя на меня, злобно сказал, — я за тобой буду следить! Ты меня понял, босяк? И рано или поздно поймаю на воровстве и пристрелю!

— Тьху! — сплюнул Жоржик и ушел к лошадям.

Я остался один. И сразу рванул в дом. Первое что бросалось в глаза — светлый полотняный куль с харчами, мирно висевший по центру на закопчённой стене. Просто не может быть, чтобы Зубатов его не увидел.

— Енох! — позвал призрака я.

Передо мной возникло знакомое мерцание.

— Чего тебе? — сварливо сказал Енох.

— Это твоя работа? Ну что Зубатов не нашел свёрток?

— Ну не Барсика же, — немного уязвлённо ответил Енох и обличительно померцал.

В подтверждение его слов скотина Барсик громко, как стадо бешеных слонов, проскакал где-то на чердаке, аж пыль с паутиной на голову посыпалась.

— Спасибо! — от души поблагодарил я и не удержался от вопроса. — А как ты смог спрятать?

— Я не прятал, — моментально напустил важный вид Енох, — просто глаза отвёл.

Я и понял, что мне срочно нужно найти ту доску и забрать Еноха с собой. Такой зачётный ресурс мне в этом мире более чем пригодится.

Глава 5

Что петух — тварь мстительная и дурная было ясно ещё изначально. Согласно классификациям Линнея, Ламарка и моей покойной бабки Лукерьи в иерархии животного мира петух стоит отнюдь не на самой высокой позиции, но при этом, не обладая особым умищем, отличается бестолковой злопамятностью. И вот я в этом дополнительно убедился. В общем, повесил я свой полупиджак сушиться на плетне, так он запрыгнул, сволочь, на него и нагадил. Одёжка у Генки и так была неказиста, а сейчас стала тем более. И вот что теперь делать?

Кипя праведным гневом, решил я отомстить. И отомстил самым что ни на есть примитивным образом (вычитанным когда-то мною как способ охоты таёжных аборигенов). Выкопал ямку, затем взял бутыль и выдавил в глинистой земле глубокую лунку, стенки которой обильно смочил для дополнительной скользкости: сверху лунка получилась довольно широкая, как раз под размер петуха, зато книзу — сужается. На дно лунки насыпал выпрошенных у Нюры жаренных семечек и вдобавок покрошил туда немного хлеба, что оставался из школьной столовой.

Засел в кустах и приготовился ждать. Когда я готовился, петух наблюдал за моими действиями с большим интересом, но в целом, неодобрительно. Дождавшись, когда я уйду, он бочком, бочком, подкрался к лунке и заглянул, склонив голову набок. Жаренные семечки призывно пахли и манили, и петушиная душа не выдержала — он попытался достать, нагнулся и скувыркнулся головой вниз, а толстой жопой вверх, только ноги торчать остались. Немного подёргавшись, он обречённо затих, видимо осознав, что выбраться из западни не получится. Я моментально выскочил из-за кустов, схватил пленника за ноги и выдернул. Петух и тут не сплоховал, заорал, изогнулся буквой «зю», захлопал крыльями и попытался меня злобно клюнуть.

Я мстительно набросил загаженный полупиджак ему на голову и потащил в избу. Настроение, испорченное Зубатовым, скакнуло вверх. Проблема с продовольствием на некоторое время была решена. Осталось раздобыть спички и кастрюлю для варки. Соль возьму у Клары. Очаг здесь, хоть и был в неприглядном состоянии, но нехитрую похлёбку приготовить кое-как на нём можно было. А то сидеть на сухомятке для желудка, говорят, плохо.

— И что ты с ним собираешься делать? — спросил Енох, когда я бросил связанного, словно мумия, пленника на полати и направился к очагу.

— Варить, — ответил я. — Куриный бульон очень полезный.

— Зря. Не делай этого, — вкрадчиво сказал Енох.

— Эта тварь обосрала мой пиджак. Единственный, между прочим. А ещё разбудила меня на рассвете. Он вполне заслужил свою участь. Тем более, у меня осталось только сало и четыре варенных яйца.

— И самогон, — напомнил Енох.

— Самогоном не насытишься, — нравоучительно сказал я и осторожно начал выгребать из очага старые угли. Надо было тщательно расчистить тут всё. — Кроме того, я — несовершеннолетний. Детям спиртное пить нельзя.