Семь чудес (ЛП) - Сэйлор Стивен

Я заметил этот шип накануне, в храме, когда заглянул внутрь маски. Если моя догадка верна, он был пропитан ядом, который стал причиной смерти Хлои; ее движения паники и смятения были не игрой и не танцем, а предсмертной агонией, когда яд проник в ее череп и причинил ей муки. После того, как маска была снята, след от укола и любые следы крови среди ее блестящих рыжих волос никому не были бы видны, если бы только они внимательно не осмотрели ее кожу головы, но на то не было ни времени, ни причин до прибытия Феотима, который взял управление ситуацией на себя. Неудивительно, что мегабиз встревожился и так быстро вырвал у меня маску после того, как я ее подобрал, а потом унес ее в это укрытие.

Несомненно, он намеревался дождаться, пока скорбящая толпа рассеется, а затем, на досуге, вернуться в пещеру, пройти через потайной вход и разобраться с Антеей. Прежде чем убить ее, какие еще зверства он планировал совершить над ее девственным телом? Человек, совершивший убийство одной из дев Артемиды в храме богини, конечно же, не остановится перед совершением какого-нибудь ужасного святотатства в священной пещере Ортигии.

Феотим был чудовищем. Казалось уместным, что против него должно быть использовано его собственное орудие убийства.

Но достаточно ли яда осталось на шипе, чтобы подействовать на Феотима? Прокол определенно причинил ему боль; он издал крик и отчаянно потянулся, чтобы сорвать маску. Схватившись за рога, он зашатался из стороны в сторону, напоминая танцовщицу, играющую роль Актеона. Он вслепую побежал к одной стене, ударившись о нее рогами, а затем о другую. Содрогнувшись, он упал на землю, взбрыкнул ногами и замер.

Мы втроем долго смотрели на его безжизненное тело. Я едва мог поверить в то, что только что произошло. Никогда прежде я не покушался на жизнь ни на одного человека. Сейчас же, я сделал это преднамеренно и без угрызений совести — по крайней мере, так я подумал. Тем не менее меня охватила череда сбивающих с толку эмоций. Я еще больше смутился, когда Антея схватила меня за плечи и поцеловала в губы.

— Ты, мой герой!  воскликнула она. — Мой спаситель!

За ней я увидел, как Аместрис смотрит на меня. Как ни странно, ее улыбка значила для меня даже больше, чем поцелуй Антеи.

— Подожди, Антея, — сказал я, отстраняясь от ее объятий, — у тебя нет причин оставаться ни на минуту дольше в этом ужасном месте. Я могу открыть железную дверь изнутри, используя свои отмычки. Дверь откроется, ты выйдешь на дневной свет, и я закрою за тобой дверь..  Испытание закончится так, как и должно.

— А как насчет тебя и Аместрис?  И насчет него?  Она посмотрела на труп Феотима.

— Аместрис и я выйдем через потайную дверь. А потом, надо будет поговорить с твоим отцом, и подумать, что делать с Феотимом.

Так и случилось. Оставаясь вне поля зрения, я открыл железную дверь для Антеи, а затем закрыл ее за ней. Через дверь я услышал громкий радостный крик Евтропия и ликующие возгласы толпы.

Иы с Аместрис направились к задней части пещеры. Под трубками свирели Пана она схватила меня и прижалась своим ртом к моему. Ее поцелуй сильно отличался от того, что подарила мне Антея.

Хатем она со смехом прервала поцелуй: — Гордиан, вы выглядите так, как будто никогда раньше вас так не целовали.

— Ну, я…

Она посмотрела на трубки свирели и нахмурилась: — Как вы считаете? Заиграли бы трубки свирели, если бы не я?

— Что ты имеешь в виду?

— Разве присутствие не девственницы не помешало бы игре на свирели? Я забеспокоилась, когда решила пойти за вами внутрь. Но голос в моей голове мне сказал: «Иди за ним!»  Я так и сделала. И, конечно же, я правильно поступила, потому что, только действуя совместно втроем, мы смогли спасти мою госпожу.

— Я уверен, что мы оба поступили правильно, Аместрис. Но ты говоришь, что ты не…

Она наклонила голову, затем улыбнулась. — Конечно, нет! Не больше, чем вы, я уверена. — Она рассмеялась, а потом, увидев мое лицо, ее улыбка померкла. — Гордиан, только не говорите мне, что вы никогда…

Я опустил глаза; — Я не знаю, как это принято в Эфесе, но римский гражданин нередко выжидает год после того, как наденет свою мужскую тогу, прежде чем… испытает удовольствия Венеры.

— Венера? Ах, да, это имя, которым вы, римляне, называете Афродиту. А когда вы надели свою мужскую тогу?

— Год назад, когда мне исполнилось семнадцать.

— Понятно. Тогда, я полагаю, что вы со дня на день должны испытать удовольствия Венеры.

Я не знал, что ответить. Смеялась ли она надо мной?

Внезапно почувствовав неловкость, я провел ее к потайной двери, и мы незаметно вышли из пещеры.

                                                                                                           * * *

В ту ночь, после того как первоначальная радость от спасения дочери немного улеглась, Евтропий провел совещание с Антипатром, Мнасоном и со мной. Все вначале были потрясены моим нечестивым поведением, когда я отомкнул вход в пещеру Ортигии. «Безумный римлянин!»  — пробормотал Мнасон себе под нос, но Антипатр предположил, что, возможно, сама Артемида, вынужденная пойти на крайние меры, чтобы избавить свой храм от такого злого жреца, привела меня и Аместрис к пещере, чтобы спасти Антею.

— Боги часто достигают своих целей средствами, которые кажутся нам, смертным, таинственными и даже противоречивыми, — сказал Антипатр. — Да, в этом вопросе я вижу карающую руку Артемиды. Кому еще, как не Гордиану,  « сумасшедшему римлянину», как вы его назвали, пришла бы в голову мысль войти в пещеру раньше Антеи и спрятаться там? Феотим рассчитывал на то, что наша боязнь кары богов погубит девушку, зная, что мы ничего не сделаем, чтобы остановить процесс испытания, или повлиять на него. Да, я считаю, что Гордиан и рабыня были не более и не менее чем посланцами Артемиды, — заявил он, и это, казалось, решило вопрос.

Что же касается тела Феотима, то Антипатр сказал, что мы ничего не должны с ним делать, а просто оставить его на месте. Возможно, его не найдут в течение очень долгого времени, если только кто-нибудь из мегабизов не был в союзе с Феотимом, и только в этом случае они смогут или не смогут понять причину его смерти, но в любом случае не станут привлекать к ответственности Антею или кого-либо еще, и почти наверняка скроют факт его смерти. Казалось, что глава мегабизов, выдвинув гнусное и ложное обвинение против Антеи, исчезла с лица земли. Жители Эфеса сделали бы свои собственные выводы.

— Все знают, что Феотим был марионеткой римлян, — сказал Мнасон. — Люди увидят в его падение и исчезновение божью кару и знак того, что правлению римлян и поддерживающих их предателей приходит конец. Возможно… возможно, смерть моей дорогой и любимой Хлои послужит для еще большей цели, если она приблизит ее любимый город к свободе.

Антипатр успокаивающе положил руку на плечо мужчины: — Я думаю, ты говоришь мудро, Мнасон. Твоя дочь была верной служанкой Артемиды и умерла не напрасно. Он повернулся к Евтропию. — Я надеялся задержаться в Эфесе подольше, старый друг, но меня беспокоит здешняя ситуация. Учитывая все, что произошло, я боюсь, что антиримские настроения, скорее всего, перерастут в насилие. Фракция, поддерживающая Митридата, взбодрится, римский наместник почувствует себя обязанным отреагировать — и кто знает, что может случиться? Я думаю, ради моего молодого римского спутника мы должны двинуться дальше, и как можно раньше.

Евтропий кивнул: — Я тоже надеялся на более длительный визит. Завтра давайте все отправимся в храм Артемиды, чтобы принести особое жертвоприношение благодарения и еще одно жертвоприношение, чтобы попросить богиню благословить ваше путешествие, а затем я позабочусь о том, чтобы отправить вас с Гордианом на попутном корабле к следующему пункту назначения.