Лучший из миров - Сюзанна Энок

— Поэтому я обратился к лорду Бирлингу с просьбой разрешить мне видеться с мисс Шарлоттой, — продолжал Мэтсон. — Сегодня я предлагаю ей прокатиться в моем фаэтоне. Он имеет закрытый верх, поэтому сможет защитить нас от дождя.

Фаэтон? Шарлотта ни разу в жизни не ездила в этом модном спортивном экипаже. Она едва не всплеснула руками, но сдержалась и сцепила их за спиной.

— Фаэтон — двухместный экипаж. А как же горничная? — с большим сомнением в голосе спросила баронесса. Она была настроена скептически.

— Нас будет сопровождать мой денщик, Уиллис. Он приехал сюда верхом.

Баронесса приподняла бровь:

— Но это тоже мужчина! Гм… я не могу…

— Я уже дал разрешение, дорогая, — перебил жену лорд Бирлинг и обратился к графу: — Еще раз подчеркиваю, милорд, что моя дочь должна быть дома к полудню.

Мэтсон грациозно поклонился.

— Она будет точно в назначенный срок, — заверил граф и протянул руку Шарлоте: — Вы поедете со мной кататься?

Хорошо, что отец разрешил Мэтсону взять ее на прогулку. Шарлотта не смогла бы отказаться от возможности прокатиться в фаэтоне вместе с графом, даже если бы родители запретили ей это.

Шарлотта кивнула, пряча улыбку:

— С удовольствием, милорд.

Элис вынесла теплую накидку и набросила ее на плечи госпожи. Родители проводили Шарлотту до экипажа. Они были похожи на стервятников, упорно следовавших за добычей по запаху свежей крови. Шарлотта не посмела в их присутствии опереться на руку графа, усаживаясь в фаэтон. Лорд Бирлинг сам помог дочери подняться в высокий экипаж.

Лорд Мэтсон под бдительным присмотром барона и баронессы укутал ноги Шарлотты пледом, а затем сел рядом. Через минуту фаэтон тронулся со двора.

Когда они выехали на дорогу, Шарлотта вздохнула:

— Вы все-таки приехали…

— Разумеется, я же сказал, что приеду. — Граф помолчал. — Почему вы позволяете им так обращаться с собой?

— Что значит «так»?

— Ваша мать, судя по всему, никак не могла взять в толк, зачем я приехал к вам, а отец решил, что я преследую одну-единственную цель — каким-нибудь образом обидеть вас и задеть вашу честь.

— О Господи… Они просто пекутся о соблюдении правил приличий…

— Нет, дело не в этом.

Шарлотта отвернулась от него и стала смотреть на улицу.

— На что вы намекаете, милорд? — не глядя на собеседника, промолвила она. — Вы хотите сказать, что мои родители недоумевают, почему такой привлекательный, знатный и богатый мужчина, как вы, заявил о своем намерении ухаживать за их дочерью? Так вот знайте: мне это тоже непонятно!

Граф изумленно приподнял бровь:

— Но почему? Что с вами не так, Шарлотта?

Она вспыхнула:

— Что за вопросы?

— Я пытаюсь разобраться в том, почему вы, по-вашему, не подходите мне. В чем ваш изъян? — Переложив вожжи из одной руки в другую, граф краем глаза взглянул на Шарлотту. — Вы косая?

— Нет, милорд, я не косая, хотя, когда ярко светит солнце, я сильно жмурюсь.

— Ну, это не беда, сегодня пасмурно. Вы заикаетесь?

— Никогда.

— У вас не хватает пальца на руке или ноге?

Шарлотта, не удержавшись, улыбнулась:

— Пока все пальцы на месте.

— Тогда, может, у вас вставные зубы?

— Нет, милорд, все свои.

— Я вижу, у вас нормальные уши, нос тоже…

— Прекратите издеваться.

— Я не издеваюсь, а пытаюсь отыскать изъяны во внешности. Должны же у вас быть дефекты, иначе почему ваши родители так неохотно пустили меня к вам. Итак, у вас слегка вздернутый нос, прелестный рот, нижняя и верхняя губа на месте. Два глаза… О них мы вчера уже говорили. — Граф еще раз внимательно посмотрел на Шарлотту: — Может, изъян находится в скрытом от постороннего взгляда месте?

— Это уже слишком, милорд! — воскликнула Шарлотта. Она была скорее смущена, чем шокирована его словами. — Вы рассуждаете слишком поверхностно, а между тем мои проблемы находятся намного глубже.

— Да? Постойте! Кажется, я догадался. Вы носите парик! Признайтесь, на самом деле вы — лысая, да?

Шарлотта рассмеялась. Она пыталась быть серьезной, но не могла.

— Нет, милорд, у меня настоящие волосы, — сказала Шарлотта и поспешно добавила, стараясь опередить графа, который вот-вот мог заговорить о ее ресницах, груди или ягодицах и окончательно смутить ее: — Я не красива, не отличаюсь яркой внешностью, которая так нравится мужчинам, а вы хороши собой и богаты. Вы могли бы покорить сердце любой женщины в этом городе. Между нами целая пропасть, однако вы решили ухаживать именно за мной. Вот именно это и вызывает недоумение у моих родителей. Они искренне не понимают вас. И я тоже.

— Некрасива?.. — задумчиво повторил Мэтсон и, стегнув лошадей кнутом, повернул фаэтон за угол, на Бонд-стрит. Затем он внезапно резко остановил их и повернулся к Шарлотте. Его глаза сверкали. — Никогда больше не говорите этих слов. Ясно?

Шарлотта, сжавшись под его пылавшим яростью взглядом, нервно сглотнула.

— Но отрицать очевидное бессмысленно, — возразила она. — Если бы я вообразила себя кем-то другим, то мое поведение казалось бы окружающим комичным.

— Лично мне комичными кажутся ваши нелепые утверждения. Вы… — Граф ударил кулаком по колену. — Тогда, на балу у леди Харгривз, у вас были все основания поносить лорда Истерли вместе со сплетницами, называя его вором, однако вы стали защищать этого человека перед своей матерью, и это было справедливо.

Несколько минут они молчали. Шарлотта силилась вспомнить тот разговор, о котором шла речь. Она и не знала, что Мэтсон невольно подслушал его.

— Это была частная беседа, — наконец произнесла Шарлотта.

— Ну и что? Какое это имеет значение? Мне понравились ваши слова. Вы сказали, что несправедливое обвинение может навсегда погубить репутацию ни в чем не повинного человека. Поэтому нельзя делать поспешных выводов и бездумно присоединяться к хору сплетников. Позже я пытался узнать мнение других девушек на этот счет, но все они разделяли общую точку зрения. Вряд ли эти особы вообще способны иметь свою собственную.

— Может, они искренне считают лорда Истерли виновным? — спросила Шарлотта, чувствуя, что у нее бешено бьется сердце.

Она не была идиоткой и понимала, что граф выражает ей свое восхищение.

— Если бы я сказал, что небо бордовое или зеленое, они бы, несомненно, согласились с этим, — промолвил Мэтсон. — А вы?

— Конечно, согласилась бы, если бы небо действительного было бордового или зеленого цвета.

Мэтсон долго молча смотрел на нее, а потом тряхнул головой:

— Дождь кончился. Может, пройдемся по магазинам?