Звёздный зверь - Роберт Хайнлайн

— Нельзя себя так изматывать. Лично я всегда нахожу время порыбачить; дела могут и подождать. Говорят, Аллах не вычитает времени, проведенного на рыбалке, из отпущенного тебе срока.

— Очень здоровый подход. Но проблема все равно остается. Я снова вынужден настаивать на отсрочке; мне надо связаться с Министерством.

— Понимаю. Возможно, это и вправду необходимо. Мое мнение не должно влиять на ваши поступки.

— Само собой. Но я с вами согласен — нет ничего досадней таких отсрочек.

Связаться с Министерством — значит иметь дело с мистером Кику, думал про себя Гринберг. Он живо себе представил, как зам ядовито проходится насчет «инициативы» и «ответственности», и словно бы слышал уже его «Господи Боже мой, да может кто-нибудь в этом сумасшедшем доме принять хоть самое простое решение?». И Гринберг наконец решился.

— Думаю, будет лучше, если Министерство оставит это дело за собой. Во всяком случае, предварительное слушание проведу я, а там посмотрим.

— Вот и хорошо, — с облегчением улыбнулся О'Фарелл. — Так хочется вас послушать. Говорят, вы, джентльмены из Министерства космоса, иногда ведете дело довольно необычным образом.

— Серьезно? Надеюсь, те, кто это говорят, ошибаются. Не хотелось бы бросить тень на юридический факультет Гарварда.

— Гарвард? И я оттуда. Как все-таки тесен мир. Да, такое дело, как это, однокашнику не пожелаешь. Боюсь, еще тот будет подарочек.

— А когда они не бывают подарочками? Ладно, пора идти запускать фейерверки красноречия. Слушайте, а почему бы нам не сесть на председательскую скамью вместе? Вполне возможно, что кончать слушание придется вам.

Они направились к зданию суда. Шеф Дрейзер, продолжавший тихо негодовать в стороне, увидел, что про него забыли. Он двинулся было следом, но вдруг заметил, что этот мальчишка Стюарт и Бетти Соренсон все еще сидят в клетке. Они о чем-то шептались и даже не заметили ухода обоих юристов. Дрейзер подбежал к ним.

— Эй, там в клетке! Джонни Стюарт! Вы обязаны были находиться в суде еще двадцать минут назад.

— Но я думал… — удивленно начал Джон Томас, но вдруг увидел, что судья и мистер Гринберг уже ушли. — Ой, сейчас, мистер Дрейзер. Мне надо сказать Ламмоксу одну вещь.

— Хватит, наговорился. Идем.

— Шеф, но ведь…

Дрейзер ухватил его за локоть и двинулся к зданию суда. Джон Томас в весовой категории уступал полицейскому примерно фунтов на сто, и посему ему пришлось отправиться следом.

— Дьякон Дрейзер! — воскликнула Бетти. — Как вы себя ведете!

— А вашими штучками, дорогуша, — ответил Дрейзер, — я сыт по это самое место.

Он пошел дальше, волоча за собой Джона Томаса. Бетти молча последовала за ними. Она обдумывала, не подставить ли шефу ножку, но решила что, пожалуй, не стоит.

Джон Томас смирился с судьбой. Он собирался напоследок втемяшить в Ламмоксову башку, чтобы тот сидел тихо, из клетки не высовывался и не вздумал эту самую клетку есть. Но мистер Дрейзер, как назло, не хотел ничего слушать. Вообще, взрослые только и знают, что ничего не хотят слушать.

Ламмокс, понятно, видел, как они ушли. Он встал, спиной чуть не упершись в решетчатый потолок, и с тоской поглядел вслед своему другу, думая, что ему делать дальше. Брусья, за которые он задел боком, жалобно затрещали.

— Ламмокс! — крикнула Бетти, оборачиваясь на ходу. — Жди нас здесь. Мы скоро.

Ламмокс стоял, глядя им вслед и обдумывая положение. Приказ, который отдала Бетти, не был полноценным приказом. Или был? Стоило покопаться в подобных случаях в прошлом, подумать. Он снова лег.

4. СУД

— Встать! Суд идет! — крикнул бейлиф, увидев, что в зале появился О'Фарелл с Гринбергом. Разговоры стихли, зрители начали занимать места. Молодой человек в шляпе, фотограф, судя по причиндалам, преградил судьям дорогу.

— Минуту! — сказал он и щелкнул камерой. — Повторим. Судья, улыбочку! Представьте, что уполномоченный сказал вам что-то смешное.

— Хватит с вас и одного. И шляпу снимите. — О'Фарелл, не останавливаясь, прошел мимо фотографа. Тот пожал плечами; шляпу снимать он не стал.

Секретарь суда поднял на подошедших глаза. Лицо его покраснело и покрылось каплями пота; председательская скамья была завалена какими-то инструментами.

— Простите, пожалуйста. Я сейчас. — Наклонившись к микрофону, он забубнил: — Проверка… раз, два, три, четыре… Цинциннати… шестьдесят шесть. — Он снова поднял глаза. — Опять что-то со звукозаписью.

— Раньше надо было проверить.

— Господи, судья, да разве кого допросишься? Говоришь, говоришь, а что толку. Вообще-то я проверял, все вроде работало. А потом, когда включили ее без десяти десять, полетел какой-то транзистор, и поди там в ней разберись — какой именно.

— Ладно, хватит, — поморщившись, ответил О'Фарелл. «И главное, как у нас гость — обязательно что-нибудь такое», подумал он. — Может быть, вы соизволите убрать с моего места вот это.

— Собственно говоря, — торопливо вмешался Гринберг, — я могу и не занимать председательское место. Сядем вместе за круглым столом, вроде как в военном трибунале. Знаете, иногда это даже на пользу, я имею в виду — ускоряет рассмотрение дела.

— Я всегда стараюсь, — сказал О'Фарелл, — придерживаться в суде традиционных формальностей. Мне кажется, что в этом есть смысл. — Вид у судьи был несчастный.

— Пожалуй, вы правы. Но понимаете, когда приходится вести дела в самых неожиданных местах и при всяких непредвиденных обстоятельствах, на формальности поневоле смотришь сквозь пальцы. Никуда от этого не денешься. Вот, скажем, минатарцы. Предположим, вы попытались из вежливости делать все, как это принято у них. А они считают, что судья гроша ломаного не стоит, если не выдержал очистительного поста перед тем, как сесть на судейскую сферу. И после этого он должен еще оставаться на своем месте, без еды и питья, пока не вынесет решение. По правде говоря, я бы не выдержал. А вы?

Судья О'Фарелл был оскорблен. Как смеет этот проныра-юнец сравнивать древние, прекрасные традиции земного суда с какими-то варварскими обычаями. Почему-то вспомнились три стопки блинов, яичница и колбаса, с которых начался его трудовой день.

— Как вам сказать… иные времена, иные нравы, — выдавил из себя судья.

— Вот именно. Я знал, что мы найдем общий язык. — Гринберг жестом подозвал бейлифа, и прежде чем судья сумел объяснить, что процитировал старую поговорку именно потому, что был с ней не согласен, Гринберг с бейлифом уже сдвигали столы, делая из них один общий. Вскоре все пятнадцать участников слушания расселись вокруг этого составного стола, и Гринберг послал бейлифа на поиски пепельниц. Затем он повернулся к секретарю; тот с наушниками на голове скрючился над своими приборами: когда электронщик в работе, иной позы, кроме как скрючившись, он просто не признает.