Король замка - Виктория Хольт

Аппетита у меня не было, но я не хотела, чтобы говорили, будто я от страха не могу проглотить и крошки. Я выпила две чашки кофе и съела горячую плетенку — как всегда. Затем пошла в галерею.

Работать было нелегко. Смету я уже подготовила (Филипп де ла Таль сказал, что отдаст ее графу, как только тот приедет). Когда я принесла ему свои расчеты, он улыбнулся и, проглядев листки, заметил, что это в самом деле похоже на заключение специалиста.

Уверена, он и сам надеялся, что моя работа понравится графу, — отчасти это оправдало бы тот факт, что мне разрешили остаться. Кроме того, будучи человеком отзывчивым, он от души желал мне получить хорошее место, потому что видел, как я в нем нуждалась. Пожалуй, я могла бы рассчитывать на Филиппа, если бы он не был так зависим и запуган.

Я попыталась представить себе, как граф получает мое заключение и узнает, что вместо мужчины приехала женщина. Однако его облик у меня никак не складывался. Мое воображение не могло нарисовать ничего, кроме чопорного мужчины в белом парике и короне — когда-то виденный мною портрет Людовика Четырнадцатого или Пятнадцатого. Король… Король замка.

У меня была пачка почтовой бумаги, и я попробовала записать то, что пропустила при первом беглом осмотре. Если граф меня здесь оставит, думала я, я с головой уйду в работу, и тогда, убей он хоть двадцать жен, все равно ничего не замечу.

Одна картина в галерее особенно привлекла мое внимание: женский портрет, судя по платью, восемнадцатого века (середины или, может быть, немного более позднего периода). Удивила меня не манера исполнения — в галерее висели полотна и получше, — а безобразное состояние этой не совсем старой картины. Лаковое покрытие потемнело, вся поверхность в пятнах, напоминающих сыпь на коже. Складывалось впечатление, что она несколько лет провалялась под открытым небом.

Внезапно за моей спиной послышался шорох. Обернувшись, я увидела, что в галерею вошел мужчина. Он стоял и смотрел на меня.

У меня засосало под ложечкой. Вот я и оказалась лицом к лицу с графом де ла Таль.

— А это, конечно, мисс Лосон, — сказал он. Его низкий голос звучал довольно холодно.

— Вы граф де ла Таль?

Он поклонился, но не подошел ближе, а продолжал разглядывать меня, стоя в противоположном конце галереи. Его манеры были такими же холодными, как голос. Худощавый и высокий, он чем-то напоминал своего кузена, но не казался таким женственным, как Филипп. Широкие скулы, острые черты лица и тяжелые веки делали его похожим на Мефистофеля. Позже я заметила, что его темные глубоко посаженные глаза в зависимости от настроения могли казаться почти черными. Орлиный нос придавал лицу высокомерное выражение. Губы не всегда были так брезгливо поджаты, но тогда я этого не знала. Передо мной стоял надменный король замка, от которого зависела моя судьба.

На нем был черный костюм с бархатным воротником. Белоснежный шейный платок придавал еще больше бледности и без того белому как мел лицу.

— Кузен сказал мне о вашем приезде.

Он сделал несколько шагов мне навстречу. Вот так же, наверное, могущественные короли ступали по своим зеркальным залам. Моя защитная реакция сработала незамедлительно. Высокомерие — лучшее средство заставить меня ощетиниться.

— Рада вашему возвращению, Ваша Светлость, — сказала я. — Я жду уже несколько дней и до сих пор не знаю, берете вы меня на работу или нет.

— Представляю, как вам надоело сидеть в неведении и гадать, не напрасно ли вы теряете время.

— Уверяю вас, я нашла не самый худший способ убить время. Меня очень заинтересовала галерея.

— Жаль, что вы не сообщили о смерти вашего отца, — сказал он. — Это позволило бы нам избежать многих проблем.

Значит, я должна уехать. Я почувствовала себя такой несчастной, что разозлилась. Вернуться в Лондон? Придется искать комнату. На что жить, пока не появится работа? Я представила, как с течением времени все больше становлюсь похожей на мадемуазель Дюбуа. Нет, это не для меня! Я могла бы поехать к тете Джейн… Впрочем, тоже нет. Нет, тысячу раз нет!

В ту минуту я ненавидела его. Мие казалось, он читает все мои мысли. Он не мог не понимать, что взрослая самостоятельная молодая женщина не приехала бы незваной, не оказавшись в совершенно отчаянном положении, и ему нравилось мучить меня. О, как его, должно быть, не выносила жена! Может быть, она убила себя, чтобы навсегда уйти от него. Не удивлюсь, если разгадка именно в этом.

— Не думала, что вы, французы, так старомодны, — сказала я с долей сарказма. — В Англии я работала с отцом, и никто не возражал. Но если во Франции иные представления, говорить больше не о чем.

— Не согласен. Нам нужно многое обсудить.

Я посмотрела ему в глаза и сказала:

— Что ж, я вас слушаю.

— Мадемуазель Лосон, вы хотите реставрировать, картины. Так?

— Это моя профессия, а чем задача труднее, тем она интереснее.

— Вы считаете, что мои картины потребуют много работы?

— Вы прекрасно знаете, что некоторые из них находятся в плачевном состоянии. Насколько вы могли заметить, перед вашим приходом я как раз изучала одну из них. Что с ней сделали?

— Не смотрите на меня так строго. Я не виноват в том, что стало с этой картиной.

— Да? Я полагала, что некоторое время она была в вашем владении. Посмотрите, краска облупилась, потускнела. Вы не можете отрицать, что с ней обращались отвратительно.

Его губы тронула чуть заметная улыбка. Выражение лица изменилось — промелькнуло нечто похожее на удивление.

— Боже, сколько страсти! С вашей энергией надо бороться за права человека!

Я не выдержала.

— Когда я уезжаю?

— Не раньше, чем мы поговорим.

— О чем нам говорить, раз вы не хотите взять на эту работу женщину?

— Мадемуазель Лосон, вы очень импульсивны. Это профессиональное заболевание, да? Послушайте, я не говорил, что не хочу нанимать женщину. Это была ваша мысль.

— Но я же вижу, вы не в восторге от моего присутствия! Этого достаточно.

— А вы ожидали, что я буду в восторге от вашего… обмана?

— Ваша Светлость, я работала с отцом. Ко мне перешли его полномочия. Я думала, что договор остается в силе, и не видела в этом никакого обмана.

— И, конечно, не ожидали, что вызовете замешательство у ваших работодателей?

На это я ответила еще большей резкостью:

— Невозможно заниматься такой тонкой работой, когда к тебе неприязненно относятся.

— Верное наблюдение!

— Поэтому…

— Поэтому? — переспросил он.

— Я бы могла уехать сегодня — вот только как добраться до парижской ветки? Мне сказали, что через Гайар проходит всего один поезд — утренний.