Птичьи права - Гарри Гордон

«Меру доброго и злого…»

Меру доброго и злогоЧерез годы перенес.И собачий нюх на слово,И холодный мокрый нос.

Ироничное актерство,Шило в стуле, в горле ком…Жизнь прошла — и вот утерсяЧистым носовым платком.

Как душою не усердствуй —Выправилось, зажило —Круглый год теперь на сердцеКак весною, тяжело.

Разъедается дорогаОблаком. Одна беда —Желтого окна Ван-ГогаНе увижу никогда.

БЛУДНЫЙ СЫН

Вернулся блудный сын.Родительский кефирГолубизны придастЕго глазам тяжелым.Он уплетает сыр.А тот беспутный мирКогда-нибудь предаст.И потому ушел он.

В том мире под звездойОн дрался на ножах,Напитки допивалВ захватанных стаканах,Потом детей рожал,Поскольку молодой,И песни распевалО грустных уркаганах.

К отцу пришел сосед,Во сне вздохнула мать,В карманах держит братУвертливые пальцы,

Отец болтлив и сед,Мать начала хромать,Брат хочет воровать,Сосед пришел трепаться.

А в мире под звездой,Где он горел огнем,Не помнили о нем,И даже не хватились,Ни те, кого он бил,Ни те, кого любил,И шрамы заросли,И дети заблудились.

ПРОЩАНИЕ С МУЗОЙ

Жеманна она и капризна.Пока я несу свою чушь,Без лести, мол, предан, и призван,И делаю все, что хочу,

Посмотрит в оранжевый угол,Где жмурится сытый фантаст,Поздравит с успехом подругу,Плечом поведет и не даст.

На что ей худые галошки,Копеечный тряский трамвай…Фронтисписа хочет, обложки,Шмуцтитулы ей подавай.

Прощай, дорогая паскуда,Волшебное слово, прощай.На кухне стихает посуда,В стакане смеркается чай…

«Звезды новые повисли…»

Звезды новые повисли,В теплом воздухе покой,День прошел без задней мысли,Вообще без никакой.

Благодать в лесу сосновом,За рекою, за жнивьем.Отдыхаем. Снова, снова —В понедельник заживем.

Пискнув, замолкает лес.Кошка сдохла. Хвост облез.

ОТХОДЫ ВДОХНОВЕНЬЯ

Не поймаешь то мгновенье —Где посеял, где нашел…Из отходов вдохновеньяНаписал стихотворенье —Получилось хорошо.

Жалко, жалко представленьяО высоком вдохновенье,Но божественный глаголНе балованная злюка,Не натягивает лука,Как Амур, который гол.

Пожилой глагол природыНе умеет без отходов,Он работает, пылит,Часто по ночам не спит он,Может выпить рюмку спирта, —Если сердце не болит.

Так что ничего такого,Если я морозом скован,И болею, и грешу,Вдохновенья не достоин,Но одно совсем простое,Хоть всего четыре строчки,Без глагола и без точкиНапишу стихотвореньеИ к доходам припишу.

«Мне удалось раздобыть билет…»

Мне удалось раздобыть билетИ поезд еще не ушел.Еду в Одессу, которой нет,Это ли не хорошо.

Там свежесть сгоревшего огняСерая тень таит.Одесса забыла, что нет меня,И ничего, стоит.

Все в контражуре, конечно, ноМоре полно говна.То ли виною ее вино,То ли моя вина.

И где-то на перекрестке лучей.(Каждому по лучу)Одесса спросит меня: ты чей?И я свое получу.

«Все, как было, остается…»

Все, как было, остается,Все, как много лет назад:Солнце ходит, море трется,Суслик важен и усат.

Те же заросли бурьянаУ ларька «Вино и сок».Все такой же дядька пьяныйОт ларька наискосок.

Дядька пьяный на пескеС сединою на виске.

Над коричневой губоюПапиросочка горит.Он беседует с прибоем,Сам с собою говорит.

Сколько лет — пятнадцать, двадцатьСлавит здешние края.Подойти, поизгаляться…Боже мой, да это ж я!

«Это гость лишь запоздалый…»

Это гость лишь запоздалый,Как говаривали встарь.Добрый вечер, странный малый,Милостивый государь.

Разговорчив, недоверчив,Разум резок и остер,Хруст сухой и тонкой речи,Разгорается костер.

Дыма мало, мало толку,Пламя сонно, словно котHomo Homini как волкуНапряженно смотрит в рот.

Он откинулся усталый,Рот натянут бечевой…Это гость лишь запоздалый,Гость, и больше ничего.

ЗВОНОК

Т. Тихоновой

В пятом часу утра звонок телефонный странный.Я почему-то не спал, кажется, что-то ел.Этот звонок был странный, не потому что ранний,Или, вернее, поздний, а потому что пел.

В пятом часу утра телефон выводил рулады,Щелкал, как соловей, Сирином хохотал.Я по дурной привычке грубо спросил: «Что надо?»И услыхал в ответ ту же мелодию — там.

Просто запел телефон, и, слава Богу, не поздно,Просто бывает так хоть раз за тысячу лет.Пела райская птица в доме нашем гриппозном,Серенькая пластмасса подпрыгивала на столе.

Ходики заторопились, и выскочила кукушка.Галантерейная барышня сразу попала в лад.О, как они полюбили, как понимали друг дружку,Сколько было придумано восторженных новых рулад!

И ничего, что в доме никто тогда не проснулся.Спали жена и дети, тихо вздыхая во сне.Это было со мной, случай такой подвернулся,Завтра все расскажу. Они то поверят мне.

«Когда на юге ветер с юга…»

Когда на юге ветер с юга,То, пыль по пляжу волоча,Словоохотливая скукаСдувает бабочку с плеча.

А север, тучи нагоняя,Дохнул, завыл, — и я не знаюЗачем я здесь, какой резон,И не пора ли восвояси —Кому нужны потоки грязи,И этот стриженый газон.

В СКВЕРЕ

Робко-робко машет ручкойСреди пасмурного дня,Недотепа, недомучка,Что он хочет от меня?

Улыбаясь еле-еле,Сомневаясь и дрожа,Клацает замком портфеляМелочь в горсточке зажав.

А нейлоновая курткаЦвета кофе с молокомПахнет сыростью окурка,Мятым носовым платком.

Впрочем, что ж не потрепаться,Взбаламутить эту муть,Гнущимся холодным пальцемПробку в рислинг протолкнуть…

«Привычной беглой жизни…»

Привычной беглой жизниРазорвано кольцо,Основы романтизма —Руины — налицо.

Но поздно или раноНам дребезжать и петь,Как два пустых стаканаНа столике в купе.

«И в «Вечорке» писали, что волчье семейство…»

И в «Вечорке» писали, что волчье семействоДля ращенья волчат, а не просто ночевки,Озверев от свободы, нашло себе местоВ полосе отчуждения на Каланчевке.

Что ж такого. И мне уже больше не спитсяС отпечатком травы на щеке онемелой.Что же такого. Леса сведены по грибницу,Дым отечества стынет над пустошью белой.

Здравствуй, Бобик, и ты, ошалелая Шавка,Где приятель ваш, стрелочник, водкой пропахший?Передайте ему, чтоб ногами не шаркал,И не крыл матюками над логовом нашим.

Сирый стрелочник бродит с фонариком слабым,Хриплый кашель тревожит звериные уши,Скрип сапог оскорбляет звериные лапы.Эх, сожрем с потрохами за милую душу.

«Первобытны, словно дети…»