Простые слова - Алиса Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости, дорогая! – папа вытирает салфеткой рот и поспешно встаёт из-за стола. Трель телефонного звонка бесцеремонно нарушает мирный ход беседы родителей и дарит мне надежду, что мама наконец поговорит со мной. Сегодня её внимание мне нужно как никогда!
– Мам, – начинаю первой, перекатывая кусочек отбивной по тарелке. За столом мы вдвоём: папа увлечён разговором в дальнем углу гостиной, а Ветров не соизволил вернуться домой к ужину, и где его носит, не имею понятия. Наверно поэтому набираюсь смелости и хочу всё рассказать маме. – Я сегодня…
– Нана, передай соль! – перебивает меня она и недовольно качает головой. – Безобразие! Мясо жёсткое, несолёное! Вот скажи, дочь, за что я плачу деньги? Помяни моё слово, больше в этой забегаловке ничего не куплю!
Мама хмурится и старательно пытается отрезать кусочек мяса, но тот явно против…
– Ты хотела что-то спросить, Нана? – с обречённым видом она отодвигает от себя тарелку и берёт в руки бокал с бордовым содержимым. – Ох, ну и день! Сплошные проблемы! Я так устала, Нана, взваливать на свои плечи чужие беды. Одного выслушай, второму подскажи, третьего перенаправь… Кошмар! Так что ты хотела, дочь?
– Я? – наблюдаю, как мама пальцами играет с бокалом и отрешённо смотрит в окно, за которым алыми всполохами за высокие крыши заходит солнце.
– Погода вроде налаживается, – произносит задумчиво. Как и всегда, она видит всё и всем успевает помочь, но отчего-то совершенно не замечает меня.
– Я хотела спросить твоего совета,– отложив приборы, кусаю губы. Может, тот факт, что она смотрит не на меня, даже к лучшему! Не так боязно во всём признаться…
– Ты когда планируешь вернуться на лёд? Уже два дня в городе, а все дома сидишь, – с прохладцей в голосе мама снова меняет тему. На глаза наворачиваются слёзы: почему меня никто никогда не слышит?
– Нана? – мать ставит бокал на стол и всё же переводит взгляд в мою сторону. – Ты сообщила Юлии Петровне, что уже вернулась? Или опять забыла? А Костя в курсе?
– Мама! – комок в горле мешает нормально говорить. Какой к чёрту лёд! У меня рушится жизнь! А она только и думает о никому не нужных тренировках.
– Нана, а что «мама»? Ты уже не маленькая! Тренеру сама можешь позвонить! Или опять всё на мои плечи хочешь взвалить?
Мотаю головой: не хочу! И на лёд возвращаться не хочу! Я ненавижу фигурное катание! Терпеть не могу холод, не выношу бесконечные твизлы и вращения, я боюсь выполнять эти рисковые поддержи и совершенно не доверяю своему партнёру по танцам на льду Косте, который во всех неудачах всегда винит только меня.
– Сегодня же позвони! – командует мать и снова хватается за бокал.
– Вы с папой обещали, что я смогу заняться чем-то другим, если закончу десятый на отлично, – робко напоминаю матери её же слова.
– А ты закончила?
– Всего одна четвёрка по физике, мам! Но ты же знаешь, что для меня она как десять пятёрок. Пожалуйста!
– Разговор не о чём, – снисходительно улыбается она и делает глоток.
– Но, мама…
– Марьяна! – мою попытку уговорить мать прерывает бешеный рык отца. Сжимая мобильный в ладони, он размашистыми шагами возвращается в столовую и не сводит с меня разъярённого взгляда. Синичка!
– Дорого́й, что случилось? – мама подскакивает с места и подлетает к мужу.
– Эта дрянь сбежала сегодня с уроков! – вопит отец не своим голосом. – Я только что битый час слушал нотации Алевтины Ивановны.
– Я не сбежала, – съёжившись, пытаюсь оправдаться, но получается слишком сумбурно. – Не сбежала! Меня медсестра отпустила. Мне стало плохо после столовой. Я отпросилась. Записку из медкабинета Синичке передала. Папа, пожалуйста!
Но мои слова со скоростью света несутся в пустоту! Отец меня не слышит! В моменты, когда гнев заволакивает глаза, он превращается в настоящего монстра. Несмотря на все старания мамы и мои тщетные попытки хоть что-то объяснить, он решительно приближается ко мне и с размаху влепляет пощёчину.
– За враньё! – орёт отец, растирая ладони.
– Я тебе не врала! – срываюсь в ответ, закрывая лицо руками. Щека горит от боли, а всё внутри сводит от унижения. За что?
Да, я сбежала с уроков, чтобы только не видеть Булатова! Да, соврала медсестре, что отравилась! Но мне, правда, было плохо! Меня тошнило и не было никаких сил оставаться в этом паршивом лицее! Но разве отцу это важно? Всё, что его сейчас волнует, это безупречная репутация, так смачно подорванная мной в глазах Синички. Не стесняясь в выражениях, отец начинает пересказывать слова классной, попутно вымещая на мне свою злость.
– Такое поведение недопустимо! – как безродного котёнка он за шиворот вытаскивает меня из-за стола и выкидывает в гостиную. Я отлетаю к стене и скрючиваюсь на полу, продолжая зажимать руками лицо. Знаю, что он больше меня не тронет, что его истерика вот-вот пойдёт на спад, но это становится последней каплей. Я задыхаюсь от слёз, от своего бессилия, этой проклятой несправедливости и навязчивого ощущения, что больше просто не выдержу!
– Опаздывать на уроки нельзя! Сколько тебе повторять? – надрывается отец и, схватив первую попавшуюся вещь, швыряет ту в стену. Глухой удар вынуждает сильнее сжаться. – А тем более прогуливать! Это вообще, что за новости!? Стало плохо – позвони! Почему я должен выслушивать нотации от твоей классной?
– Милый, тише! – мама пытается его утихомирить, хватает за руку, останавливает. Но мы обе знаем, что это бесполезно. Пока отец не выпустит пар – не угомонится.
– Ирина, не лезь! – и снова удар. На этот раз в стену летит ваза и разбивается на тысячу осколков. – Что эта пигалица о себе возомнила? Ещё наглости хватает сидеть с нами за одним столом!
– Игорь, прошу, не надо!
– Что «не надо»? – мозг взрывается от громкости отцовского рыка. – Может, она тебе позвонила и поставила в известность? Что молчишь? Эта дрянь предупредила тебя, что заболела?
Отец буквально на мгновение замолкает, давая маме возможность ответить. Правда, вместо неё весьма равнодушно отвечает Ветров,
