Оно. Том 2. Воссоединение - Стивен Кинг

– Молодчина, Эдс, – похвалил его Ричи. – Готов спорить, на этот раз ржачек у нас будет предостаточно.

– Бип-бип, Ричи, – просипел Эдди.

6

Неудачникам приносят десерт

– Так какая у тебя идея, Майк? – спросил Билл. Напряжение разрядила Роуз, встречавшая их в вестибюле ресторана. Она принесла вазочку с печеньем счастья 24. С любопытством посмотрела на шестерых людей, каждый из которых сидел с поднятой рукой. Руки они торопливо опустили, но никто не произнес ни слова, пока за Роуз не закрылась дверь.

– Идея достаточно простая, – ответил Майк, – но, возможно, и опасная.

– Выкладывай, – предложил Ричи.

– Думаю, остаток дня мы должны провести порознь. Каждому из нас следует пойти в ту часть Дерри, которую он или она помнит лучше всего… только не в Пустошь. Не думаю, что кому-то из нас стоит идти туда… пока. Если хотите, представьте это себе как пешие экскурсии.

– Какова цель, Майк? – спросил Бен.

– Точно не знаю. Вы должны понимать, что основываюсь я исключительно на интуиции…

– В этом ритме что-то есть – не позволит нам присесть, – откликнулся Ричи.

Остальные улыбнулись. Все, кроме Майка, – тот лишь кивнул.

– Можно сказать и так. Руководствоваться интуицией – все равно что подобрать ритм и танцевать под него. Взрослым пользоваться интуицией трудно, и это главная причина, убеждающая меня, что именно так мы и должны поступить. В конце концов, дети в своем поведении на восемьдесят процентов основываются на интуиции, во всяком случае, где-то до четырнадцати лет.

– Ты говоришь о том, чтобы вновь врубиться в ситуацию, – уточнил Эдди.

– Пожалуй. Моя идея в этом. Если у вас нет какого-то особого места, просто доверьтесь ногам и посмотрите, куда они вас приведут. Потом мы встретимся вечером в библиотеке и поговорим о том, что случилось.

– Если что-то случится, – пожал плечами Бен.

– Я думаю, что случится.

– Что именно? – спросил Билл.

Майк покачал головой:

– Понятия не имею. Но думаю, если что и случится, то неприятное. Думаю, вполне возможно, что один из нас не появится вечером в библиотеке. Нет причин так думать… если не считать интуиции.

Ответом стала долгая пауза.

– Почему поодиночке? – наконец спросила Беверли. – Если мы должны сделать это вместе, почему ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда по одному, Майк? Особенно если риск, судя по твоим предположениям, так велик?

– Думаю, я могу ответить на этот вопрос, – подал голос Билл.

– Говори, Билл, – кивнул Майк.

– Каждый из нас столкнулся с этим сам по себе. – Билл смотрел на Беверли. – Я не помню все – пока не помню, но помню многое. Фотографию в комнате Джорджи, которая пришла в движение. Мумию Бена. Прокаженного, которого Эдди увидел под крыльцом на Нейболт-стрит. Майк обнаружил кровь на траве около Канала в Бэсси-парк. И птица… была какая-то птица, верно, Майк?

Майк мрачно кивнул.

– Большая птица.

– Но не такая дружелюбная, как с улицы Сезам?

Ричи нервно хохотнул.

– Ответ Дерри на «Джеймс Браун 25 выдает классный прикол»! Дети мои, мы благословлены или мы прокляты?

– Бип-бип, Ричи, – осадил его Майк, и Ричи затих.

– Для тебя это был голос из канализационной трубы и кровь, выплеснувшаяся из сливного отверстия, – повернулся Билл к Беверли. – А для Ричи… – Он замолчал в недоумении.

– Вероятно, я – исключение, подтверждающее правило, Большой Билл, – заполнил паузу Ричи. – В то лето я столкнулся с чем-то странным, странным по-крупному, в комнате Джорджа, вместе с тобой. Мы тогда пришли в твой дом и заглянули в его альбом с фотографиями. И фотография Центральной улицы у Канала вдруг ожила. Ты помнишь?

– Да, – кивнул Билл. – Но ты уверен, что раньше ничего не было, Ричи? Совсем ничего?

– Я… – Что-то мелькнуло в глазах Ричи. Он продолжил медленно. – Как-то раз Генри и его дружки погнались за мной… незадолго до окончания учебного года, и я оторвался от них в отделе игрушек Универмага Фриза. Я пошел к Городскому центру, посидел на лавочке в парке и подумал, что увидел… но, возможно, мне это только померещилось.

– Что именно? – спросила Беверли.

– Ничего, – ответил Ричи почти что грубо. – Померещилось. Действительно. – Он посмотрел на Майка. – Я не возражаю против прогулки. Позволит убить время. Свидание с родными местами.

– Так мы договорились? – спросил Билл.

Все кивнули.

– А потом встретимся в библиотеке в… в котором часу, Майк?

– В семь вечера. Нажмите на кнопку звонка, если опоздаете. До начала летних каникул по будням библиотека закрывается в семь часов.

– В семь так в семь. – Билл вновь обвел всех взглядом. – И будьте осторожны. Постоянно помните: никто из нас на самом деле не знает, что мы де-е-елаем. Считайте, что это разведка. Если что-то увидите, в бой не вступайте. Бегите.

– «Я влюбленный – не задира», – прокомментировал Ричи мечтательным Голосом Майкла Джексона.

– Что ж, если уж мы собираемся это сделать, то пора начинать. – Легкая улыбка приподняла левый уголок рта Бена. Скорее горькая, чем веселая. – Хотя будь я проклят, если скажу в эту самую минуту, куда собираюсь пойти, раз уж Пустошь под запретом. Там мне было лучше всего… там – и с вами. – Взгляд его переместился к Беверли, задержался на мгновение и сдвинулся. – Я не могу назвать другого места, которое так много значит для меня. Вероятно, я просто поброжу пару часов, посмотрю на здания и промочу ноги.

– Ты найдешь, куда пойти, Стог, – возразил Ричи. – Посети магазины, где ты покупал еду, и подзаправься.

Бен рассмеялся:

– В одиннадцать лет я мог съесть гораздо больше, а сейчас так наелся, что вы можете выкатить меня отсюда.

– Что ж, я готов, – сказал Эдди.

– Секундочку! – воскликнула Беверли, когда они начали отодвигать стулья от стола. – Печенье счастья. Не забудьте про него.

– Да, – кивнул Ричи, – я могу представить себе, что найду в моем. «СКОРО ТЕБЯ СЪЕСТ БОЛЬШОЙ МОНСТР. ХОРОШЕГО ТЕБЕ ДНЯ».

Они рассмеялись, и Майк передал вазочку с печеньем счастья Ричи, тот взял одно и пустил вазочку по кругу. Билл заметил, что никто не разломал печенье, взяв его из вазочки; они сидели, держа маленькие, в форме шляпы, печенюшки в руках или положив на стол перед собой, и когда Беверли, все еще улыбаясь, подняла с тарелки свое печенье, Билл почувствовал, что из груди рванулся крик: «Нет! Нет, не делай этого, не надо, положи обратно, не ломай!»

Но он опоздал. Беверли разломила печенье, за ней – Бен, Эдди отковыривал кусочек вилкой, и буквально за миг до того, как улыбка Беверли сменилась гримасой ужаса, Билл успел подумать: «Мы знали, каким-то образом мы знали. Потому что никто не надкусил печенье счастья. Так делается всегда, но никто из нас этого не сделал. Как-то, какая-то наша часть по-прежнему помнит… все».

И обнаружил, что это подспудное знание ужасало больше всего; куда более красноречиво, чем Майк, это объясняло, сколь глубокую отметину оставило Оно на каждом из них… и отметина эта никуда не делась и поныне.

Кровь выплеснулась из печенья счастья Беверли, как из взрезанной артерии. Потекла по руке, потом на белую скатерть на столе, образовала на ней ярко-красное пятно, которое тут же выбросило в разные стороны жадные розовые отростки.

Эдди Каспбрэк издал сдавленный крик и так резко отодвинулся от стола, что едва не перевернулся вместе со стулом. Огромное насекомое, с хитиновым желтовато-коричневым уродливым панцирем, вылезало из его печенья счастья, как из кокона. Обсидиановые глаза слепо смотрели перед собой. Когда насекомое выбралось на тарелочку для хлеба, крошки дождем посыпались с его спины. Шум этот Билл ясно расслышал, и потом услышал еще раз, в своих снах, когда прилег вздремнуть во второй половине этого дня. Полностью освободившись, насекомое с сухим скрежетом потерло тонкие задние лапки, и Билл понял, что перед ними жуткий сверчок-мутант. Он доковылял до края тарелки и свалился с нее, упал на спину.

– Господи! – просипел Ричи. – Господи, Большой Билл, это глаз, дорогой Боже, это глаз, гребаный глаз…

Билл резко повернул голову и увидел, что Ричи смотрит на печенье счастья, губы его оттянулись, обнажив зубы в пугающей ухмылке. Кусочек печенья лежал на скатерти, из дыры пристально смотрел человеческий глаз, с россыпью крохотных крошек на карей радужке и белке.

Бен Хэнском отбросил свое печенье, не намеренно, а от неожиданности, как человек, внезапно обнаруживший, что держал в руке какую-то мерзость. А пока его печенье счастья катилось по столу, Билл увидел внутри два зуба, корни которых потемнели от запекшейся крови. Они торчали вместе, как семена во внутренней полости тыквы.

Билл снова посмотрел на Беверли и увидел, что она втягивает в себя воздух, чтобы закричать. Ее взгляд не отрывался от насекомого, которое выползло из печенья Эдди: эта тварь, по-прежнему лежа на спине, теперь вяло шевелила лапками.