Ураган в сердце - Кэмерон Хоули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он направился к двери своего кабинета, но его остановил вопрос Глории:
– Я так думаю, нам придется отменить совещание по конференции… – и даже не прибавила: – …так ведь? – пока он свирепо не глянул на нее.
Его мгновенную реакцию вызвала упрочившаяся неприязнь: он всегда считал Глорию хладнокровной стервой, – однако эту реакцию быстро перекрыло ошеломляющее воздействие перспективы, открывшейся после ее вопроса: ОН возьмется за проведение конференции?
Не отвечая на вопрос Глории, он вновь направился к себе в кабинет, глухой ко всему, что она там трещала про гранки отчета для акционеров, и на ватных ногах дошагал до стола. Зажег сигарету – действие, ставшее осознанным только после того, как он разглядел дико взметнувшееся пламя зажигалки. Уставившись в календарь, разглядывал числа, как смачные грозные предупреждения о том, что предстояло сделать: написать речи, поставить скетчи, подобрать актеров, провести репетиции, изготовить цветные слайды и… конца этому не было видно.
Аллену Талботту было не занимать того, что, по собственным его меркам, могло сойти за самообладание. Он не сомневался в своих способностях с успехом провести конференцию, при том только условии, что ему предоставят достаточно времени для составления последовательного плана церемонии и его осуществления с точным распределением обязанностей каждого. Однако ему не по силам (да он и не осмеливался) было тягаться с театром одного актера, какой Джадд Уайлдер устраивал каждый год, виртуозным спектаклем человека, которого лишь подстегивали упущенные крайние сроки, сценарии, выхваченные прямо из пишущей машинки и подхватываемые актерами, уже вышедшими на сцену. Сумасшедший во всем беспорядок, где, казалось, сам черт ногу сломит, пока в последний момент все не встает на свои места, и – очередная потрясающая конференция. «Такой еще не бывало!» – таков был всегдашний всеобщий приговор, произносимый под оглушительные аплодисменты, когда Джадд выходил на сцену, чтобы поблагодарить всех, кто «так много сделал», притом что всякому было известно: эта конференция его и только его.
Аллен Талботт затушил в пепельнице недокуренную сигарету. Надо быть дураком, чтобы подражать Джадду. Какую бы прекрасную конференцию он ни устроил, она все равно покажется дурнушкой в сравнении с театрализованными зрелищами Джадда. И эта тень всегда будет укрывать его. Даже если Джадд не вернется…
Зазвонил телефон.
– Доброе утро, Аллен. Это Роджер Старк, – уже первая, холодно невозмутимая, фраза звонившего давала речевой портрет этого человека.
Аллен Талботт, если когда и заглядывал в кабинет вице-президента, то лишь мельком: управление рекламы и продвижения товаров было одним из немногих подразделений, все еще напрямую подчиненных мистеру Краучу, но поскольку Роджер Старк вел общий надзор по всем вопросами финансирования, он время от времени позванивал, интересуясь проблемами бюджета на рекламу. Всякий раз при звуке его голоса в воображении рисовалась одна и та же картина: мужчина в стильном кресле за рабочим столом, выписанным из Дании, такой же бесстрастный, как и развешанные на стенах строго геометрические картины в стиле Мондриана, все эмоции Роджер Старк столь восхитительно контролировал, что ни малейшая деталь в нем никогда ни выдавала его чувств. Возможно, как раз эта изощренная непроницаемость больше всего и привлекала Аллена Талботта, хотя, на чем бы ни основывалось интуитивное уважение, он никогда не позволял себе разделять ни неприязни, с какой относился к этому человеку Джадд Уайлдер, ни его настороженности к тому, как быстро обретает Роджер Старк весомость в управлении компанией.
– Если в данный момент вы ничем серьезным не заняты, – произнес Старк, голос которого вздымался с легкостью спиралью уходящего вверх сигаретного дымка, – то, может быть, заглянете ко мне в кабинет поболтать.
– Слушаюсь, сэр, мистер Старк, конечно же, приду, – сказал Аллен, голос которого звучал чересчур уж заинтересованно, чересчур озабоченно, совсем-совсем не так холодно, отстраненно и бесстрастно, как хотелось самому Аллену.
6
Хотя Аарон Карр узнавал все больше и больше о Мэтью Р. Крауче и «Крауч карпет Ко», познания его о Джадде Уайлдере не расширялись, по его же собственной вине главным образом. Заинтересовавшись признанием президента в том, что тот когда-то пережил душевную травму, он убедил мистера Крауча рассказать об этом, совсем не ожидая, что старик выплеснет на него всю историю своей жизни. Тем не менее случай был занимательный, тем более что он подтверждал кое-какие наблюдения Карра, сделанные в первый год его работы в клинике Аллисона.
В том обилии историй болезни руководителей высшего звена, которыми располагал архив клиники, Карр наткнулся на такое, о чем никогда не подозревал. Поразительно высокий процент пациентов-мужчин, которые по мере продвижения на самый верх переносили недуг, едва не кончавшийся катастрофой для их тела или души. У одних имел место сердечный приступ, у других серьезное желудочно-кишечное расстройство, а порой недуг неопределенно обозначался как «нервный срыв». Взятые в отдельности, эти случаи не выявляли ничего существенного. Но когда Карр свел их все вместе и прибавил разводы и прочие потрясения в личной жизни, влиявшие на эмоциональный стресс и переутомление не меньше, то стал очевиден взрывной рост числа подобных «срывов» у тех, чей возраст колебался около середины пятого десятка, как написал он вчера вечером, «силы давно нараставшего напряжения взметаются в своего рода эмоциональный ураган».
Само по себе это было важным открытием, но доктора Карра прежде всего интересовали вопросы «почему?» и «как?», относившиеся к случаям выздоровления. Немногим хватало сил так или иначе одолеть несчастье и продолжать оставаться во главе корпораций, тогда как их менее удачливые коллеги под воздействием, казалось бы, сопоставимого удара оказывались выбитыми из гонки. Почему? В чем состоял секрет выздоровления и полного восстановления сил? Это стало темой, которую он намеревался исследовать в своей книге, а мистер Крауч, по-видимому, открывал перспективу весьма полезных проникновений в эту тему. Ни один из собранных им случаев не давал столь впечатляющего примера возрождения, словно птицы феникс из пепла саморазрушения, но еще больше в мистере Крауче привлекала возможность предельно точно выявить причину срыва. Мэт Крауч начинал свою карьеру подносчиком пряжи на ковровой фабрике в Филадельфии. Движимый энергией деятельного самолюбия, он поднялся по служебной лестнице так, что должность управляющего была у него почти в руках. Как снег на голову свалилась забастовка, фабрика закрылась, чтобы никогда уже не открыться. Мэт отыскал еще одну лесенку и вновь стал забираться на верхнюю ступеньку, и опять оказался сбит обстоятельствами, изменить которые не мог. Во время Депрессии он взялся управлять ковровой фабрикой, бывшей семейной собственностью. Протащил ее через годы войны, приспособив ковровые ткацкие станки под армейскую парусину, сколотил солидный запас доходов, признаком которых стало обновленное здание возродившейся компании по производству ковров, в которой ему был обещан пост президента. Однако семья-собственница, вместо того чтобы двигаться дальше, решила обналичить акции, поделить накопленные доходы и ликвидировать фабрику: убийственное крушение надежд, выбившее из-под Крауча все эмоциональные опоры. Учитывая, с каким истовым простодушием человек рвался к единой заветной цели – стать вожаком в стае, легко понять, почему он очутился в лечебном изоляторе.
Рассказы Крауча о лечении, какому его подвергли, не оставляли места сомнению в том, что он перенес тяжелое душевное заболевание. Но все же всего восемь месяцев спустя, явно не располагая ни капиталом, ни финансовой поддержкой, отмеченный в финансовых кругах черной меткой из-за своего срыва, он сумел завладеть небольшой, находившейся едва ли не на грани банкротства ковровой фабрикой в Нью-Ольстере. На шаткой основе, на какой приходилось начинать дело, меньше чем через двадцать лет выросла крупная и прибыльная компания. Открыв большой конверт, взятый из машины Уайлдера, Мэтью Р. Крауч раскладывал гранки предстоящего отчета компании перед акционерами, где гордо сообщалось: в прошлом году доход «Крауч карпет», как в денежном выражении от продаж, так и относительно вложенного капитала, превысил показатели любой другой компании, занятой производством ковров.
Потерявшись в лабиринте математических выкладок, Аарон Карр поспешил вернуться в интересовавшую его область:
– Расскажите мне, мистер Крауч, вот о чем. Вернемся к дням, которые вы провели в лечебнице. Каким образом вам удалось излечиться от недуга? Что поставило вас на ноги? Был ли там какой-то особенный доктор, кто…
– Черта с два! Если б я стал слушать этих чертовых докторов, я бы прямо там и загнулся. Знаете, что они мне твердили? Все то, о чем вы пишете в своей статье. Вы до дьявола правы, говоря о глупостях, какими эти чертовы медики занимаются.