Убийство в Верховном суде - Маргарет Трумен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, в десять я буду у вас. Спасибо, что позвонили.
Звонивший плавно положил трубку на рычаг, вышел из своей комнаты и зашагал по длинному коридору, покрытому ковровой дорожкой. У дубовой двери Овального кабинета он остановился, постучал, услышав разрешение, вошел и доложил:
— Встреча состоится, сэр.
— Спасибо, Крэйг.
Крэйг вышел, прикрыв за собой дверь. Президент Рэндолф Джоргенс почесал через рубашку живот, погладил по спине кожаную лошадь на своем рабочем столе. — Отдохнуть бы не мешало, — грустно произнес он.
Глава 11
Сюзанна Пиншер сидела в кабинете своего непосредственного начальника Мэта Митчелла. По окнам барабанили крупные капли дождя — его принес с собой надвигавшийся с Севера холодный фронт. Несмотря на относительно раннее время — было всего три часа, — снаружи уже сгустились сумерки, будто наступил вечер.
— Может быть, принести чаю, Сюзанна? — участливо спросил Митчелл. — Вы промокли, продрогли. Не дай Бог, схватите воспаление легких.
— Ну хорошо, чашку чая, если не затруднит.
— Накиньте-ка свитер, — проходя мимо, он бросил ей на колени бежевый свитер. — Держу его на тот случай, если сам промокну до нитки. Со мной это бывает почти каждый божий день, — пошутил он улыбнувшись.
Но и закутавшись в свитер, Сюзанна не могла унять дрожь. Ливень застал ее на полпути из Верховного суда, после встречи с председателем Поулсоном. Покуда можно было, она шла по Конститьюшн-авеню подземным переходом, а когда он кончился, ничего не оставалось, как идти под дождем.
Возвратился Митчелл с дымящейся чашкой в руках. Передав ей чай, с беспокойством посмотрел на ее ноги:
— Ох, наделаете вы мне луж на полу!
— А я чем виновата?
Он рассмеялся:
— Сидите, чего уж там. Как говорится, лужа — не море, дождь — не ураган.
Ласковое тепло чашки приятно грело занемевшие руки. Сюзанна вдохнула чайный аромат, сделала осторожный глоток.
— Ну, к делу, Сюзанна. Как ваш разговор с Поулсоном?
— Он в меру обходителен, выражает желание сотрудничать со следствием. Единственная пока загвоздка — где снимать допросы?
— Он, надо понимать, против их проведения в Верховном суде?
— Естественно, по его мнению, суд и так уже подвергся массовому нашествию. Поэтому он резонно задает вопрос, почему все последующие допросы нельзя проводить в другом месте.
— По-своему, он прав. И верен себе. Знаете, став председателем суда, Поулсон первым делом еще больше засекретил все, что происходит в его стенах. Теперь стоит клерку попасться на глаза разговаривающим с представителем прессы, его уволят в тот же день и слушать не станут ни объяснений, ни оправданий. Даже простой ответ «Комментариев нет» и то возбраняется. А уж распахнуть двери суда для наших коллег из ОУП и дать провести расследование по всей форме — для Поулсона все равно, что созвать общегородской слет репортеров. Полицейские просто биологически неспособны держать язык за зубами.
— Мэт, конечно, Верховный суд на особом положении, но там ведь произошло убийство! Мои педагоги всегда учили меня, что следственные действия проводятся по месту совершения преступления.
— Мало ли чему учат в институте, Сюзанна. Здесь не тот случай. Во-первых, мы, Министерство юстиции, напрямую редко участвуем в расследовании убийств. Во-вторых, инспектора ОУП уже допросили в Верховном суде всех, кого нужно и не нужно, причем не выходя из здания суда. Иными словами, прочесали там все мелким гребнем. Теперь слово за президентом: если он пожелает назначить специального прокурора, то для Верховного суда это решение будет чревато дальнейшими нарушениями и срывами текущей работы. — Он присел на край стола. — Есть тут и другая сторона дела, которую, вы, Сюзанна, очевидно, не учитываете. Весь этот переполох имело бы смысл затевать, если бы убили члена Верховного суда. Но на деле-то убили обыкновенного клерка, и, случись это убийство не в Верховном суде, для ОУП оно обернулось бы обычным, рядовым расследованием.
— Если бы…
— Согласен. Но факт есть факт: у суда есть дела поважнее убийства Кларенса Сазерленда. На них возложен надзор за соблюдением законности в нашем благословенном отечестве — это их прямая обязанность.
— Как прикажете поступить, если убийца — один из верховных судей — в данный момент осуществляет надзор за соблюдением законности в нашем благословенном отечестве?
Мэт подался вперед для ответа, потом отшатнулся, замотав в ужасе головой, вскочил со стула и отошел к окну.
— Паршивая какая погода. — Он повернулся к ней: — Вы же сами в это не верите, Сюзанна!
— Что убийцей Кларенса Сазерленда может быть один из девяти членов Верховного суда? Не хочется верить, но такая возможность реально существует. Или я не права?
— Совершенно не правы.
— Тогда кто?
Он возвратился на свое место и, перегнувшись через стол, проговорил, глядя ей прямо в лицо:
— Вы бы поменьше проповедовали подобные теории, Сюзанна, иначе ваши дни сочтены — и в столице, и у нас в министерстве, и на этой работе.
Она с грохотом поставила на стол чашку, повернулась к нему вплотную, глаза в глаза:
— А я-то по наивности полагала, что мы занимаемся расследованием убийства Кларенса Сазерленда, невзирая на личности, должности и ведомственные амбиции.
— Так оно и есть, но давайте не будем выходить за пределы компетенции нашего министерства. Мы в это дело влезли больше для показухи, честно говоря… Я разговаривал с помощником одного высокопоставленного лица…
— Для показухи? Я подаю заявление об уходе!
— Уходите? Но это же смешно.
— Смешнее не бывает! Нет, вы подумайте, мой непосредственный начальник не только вдруг заявляет, что мое задание — полная липа, но и дает понять, что Министерство юстиции — это прекрасное заведение, куда я пробилась потом и кровью, — занимается показухой!
— Да успокойтесь вы, Сюзанна!
— Нет, это вы скажите мне что-нибудь успокоительное!
— Продолжайте работать по делу Сазерленда. Так держать и полный вперед! Но все же, все же не теряйте из виду перспективы, помните, другие важные дела ждут рассмотрения на паритетных началах с убийством Сазерленда.
— Попробую! — сказала Сюзанна, возвращая ему свитер. Она подобрала с пола насквозь промокшие туфли и, уже направляясь к двери, вновь обернулась к Мэту: — Я вовсе не стремлюсь портить вам жизнь, Мэт, но мне необходима уверенность в том, что я делаю нужное дело.
— Никаких сомнений! Вот обиделись вы зря. Я просто хотел покороче выразить суть. Наплюйте!
Что ж, она попробует.
Глава 12
В антракте Мартин Теллер вышел под руку с Сюзанной Пиншер в просторное фойе оперного театра, одного из трех крупных театров, разместившихся в широко и с размахом отстроенном Мемориальном центре искусств имени Кеннеди. Только что закончилась «Сельская честь» Масканьи.
— Понравилось? — спросил Теллер Сюзанну.
— И даже очень!
— А театр тоже ничего, правда?
— Мне уже приходилось в нем бывать.
— На оперном спектакле?
— Нет, на представлении китайских акробатов. Но как тогда, так и сейчас впечатление примерно одинаковое: многолюдно, чопорно и парадно.
— За это его и ценят любители оперы. Только такой театр позволяет им в полной мере ощутить себя элегантными, изысканными, словом, избранными ценителями искусства. Плюс многое другое. У меня у самого замирает сердце всякий раз, когда медленно гаснет люстра и начинается увертюра. Хотите чего-нибудь выпить?
— А как же очередь? — рассудительно спросила Сюзанна, указывая на облепленный со всех сторон жаждущими небольшой бар.
— Очередь нас не касается, — с гордым видом ответил Теллер, — нас, членов общества «Золотой амфитеатр», здесь обслуживают без очереди!
— Господи помилуй, что это еще за общество?
— Я же сказал — кучка пижонов, желающих за свою тысячу в год иметь порцию спиртного для себя и своей дамы без очереди. Вы удивлены, как простой полицейский может осилить такое, и тем не менее… Зато я сам стираю свои носки, экономя на культурные запросы.
— Я вас зауважала и без стирки носков!
Им подали коньяк в зауженных кверху бокалах. Чокнувшись с Сюзанной, Теллер произнес тост:
— За исполнение желаний!
Она улыбнулась.
— Скажите мне, Теллер, вам, которому весь свой бесконечный рабочий день приходится заниматься житейской грязью и подлостью, какой вам резон выкладывать по тысяче ежегодно ради светского общения с любителями оперного искусства?
— Вы меня неправильно поняли, — сказал Теллер и продолжил ей на ухо: — Любителей я на дух не переношу. Опера — иное дело. Из-за необходимости ежедневно иметь дело черт знает с чем меня порой неудержимо тянет переменить обстановку. Так вот опера для меня и есть такая перемена. Фантазия, приходящая на смену восьмичасовой реальности. Логично ведь?