Над волнами Балтики - Александр Пресняков

Владимиров уже сдал самолет в мастерские и заканчивал приемку другой, только отремонтированной машины, а я сидел и писал стихи, и в душе закипала такая злоба, что хотелось не просто громить фашистов, а грызть их зубами..."

В ту ночь на новой машине прямо из Гребного порта мы совершили три боевых вылета. В каждом ударе сбрасывали по шесть бомб. Когда они отделялись от подкрыльных держателей, я переводил машину в вираж и смотрел на темную мрачную землю. Не проходило минуты, как там, далеко внизу, шесть ярких взрывов на мгновение вырывали из тьмы контуры приземистых строений, отрезки железной дороги, стены железнодорожных вагонов, а раскаленные осколки снопами искр прорезали пространство и гасли. И тогда земля казалась еще чернее. Она будто мертвела...

После третьего бомбоудара, уже на рассвете, мы прилетели в Новую Ладогу. А в Ленинграде, в Гребном порту, осталась наша боевая "старушка". Избитая пулями и осколками, залатанная кусочками фанеры и перкаля, она более сотни раз выносила нас из зоны обстрела вражеских зениток. Пятьдесят три боевых вылета и триста восемнадцать сброшенных бомб было на боевом счету у этой машины. Около ста тысяч патронов расстреляли ее пулеметы при штурмовках фашистских колонн на дорогах. Теперь умелые рабочие руки поставят новые крылья, сменят мотор, отремонтируют узлы и детали и снова дадут ей путевку в небо.

Мы же получили другой самолет. Еще до вылета из Гребного порта Владимиров целый день придирчиво осматривал каждый его винтик, каждую гаечку, переживая при этом, что машину нельзя испытать, как положено, в воздухе.

- На вид самолет добротный, - доложил он к концу приемки. - Ремонтники потрудились на совесть. Но основные дефекты мы на земле обнаружить не можем. Нельзя подписывать акт без облета, заранее зная, что дальше придется летать только ночью, да еще с бомбами.

- Ух и настырный механик у вас! - улыбался в ответ инженер мастерских. - "Мессеры" непрерывно шныряют на бреющем. Только взлетите - и они тут как тут. Я и бумагу ему показал, что дневные полеты у нас запретили, и своими словами это втолковываю, а он, словно дятел, долбит и долбит в одну точку...

Потому мы дневной облет заменили ночным и три раза бомбили фашистов в районе Стрельны, так как до нее всего пятнадцать минут полета. И новый самолет не подвел. В управлении он оказался послушным и легким. Только мотор настораживал: временами он как бы подрагивал, и тогда вся машина неприятно гудела. В последнем полете участвовал и Владимиров. Ерзая на правом сиденье, он с тревогой прислушивался к этим звукам, а после посадки в Новой Ладоге проговорил озабоченным голосом:

- Почему вы мне там, в мастерских, ничего не сказали? Она же трясется, словно припадочная. Не нужно было ее принимать. Разве вам жить надоело?

- Сбавь обороты, - урезонивал его Шеремет. - Не могли же мы ждать целый месяц, пока нашу "старушку" отремонтируют...

Претензии Владимирова инженер доложил командиру эскадрильи. Рассердившийся батя разнес меня в пух и прах, приказал проверить регулировку мотора и снова облетать самолет в воздухе.

"18 сентября. Двое суток почти не отходили от самолета. Проверяли и регулировали все системы, от которых может возникнуть вибрация. Но ничего не добились. В воздухе тряска усиливалась. Теперь даже мне стало ясно, что машину приняли зря.

После настойчивых уговоров командир согласился считать самолет исправным. А что еще можно сделать? Дефект, на мой взгляд, не особенно страшен. Другие машины чуть лучше нашей.

Сегодня война опять нанесла нам жестокий удар. Ночью не вернулся с задания экипаж лейтенанта Михаила Ручкина. Штурманом с ним летал старший лейтенант Алексей Жандаров, стрелком-радистом краснофлотец Крылов..."

Ручкин - мой однокашник. Мы летали в училище в одной летной группе и вместе прибыли в эскадрилью. Летчик он был смелый и опытный. В июле при возвращении с боевого задания на его самолете отказал мотор. Посадив машину на воду недалеко от финского берега, Михаил обнаружил, что осколком снаряда перебит бензопровод. До рассвета всем экипажем они пытались найти какой-нибудь выход и срастить изломанные концы. Но приспособить что-либо не удавалось.

Утром их обнаружили финны с ближайшего острова. На берегу появились солдаты со шлюпкой. Михаил обстрелял их из пулемета. Солдаты укрылись за каменными валунами и больше активности не проявляли.

- Раз не стреляют, значит, подмогу вызвали, сволочи, - сказал Михаил экипажу. - Решили взять нас живыми. Когда появятся катера, будем отбиваться из пулеметов. Пистолеты нам пригодятся для стрельбы в упор, если они подойдут вплотную. А пока подготовим самолет к затоплению.

Спустился он в "лодку", чтобы донные люки проверить, и увидел, что резервный масляный бак соединен с основной магистралью гибким резиновым шлангом. Решение созрело мгновенно. Быстро сняв шланг, он вставил в него концы разорванного бензопровода. Как на зло, диаметр резинового шланга оказался несколько большим, чем диаметр дюралевой трубки. Сняв рубашку, Михаил разорвал ее на полосы, подмотал концы трубки и, плотно загнав их в шланг, затянул хомуты.

Когда фашистские катера выскочили из-за острова, Ручкин уже запустил мотор. Финны открыли пулеметный огонь, но машина взлетела и на бреющем скрылась за небольшим островком.

Однако на этом их приключения еще не закончились. Минут через пять мотор снова остановился. Опять пришлось садиться между островами. Самолет не успел закончить пробег, а штурман Алексей Жандаров уже карабкался по центроплану, где от вибрации вторично рассоединился резиновый шланг. Разорвана на полосы очередная рубашка. И опять быстроходные катера обстреляли их в момент взлета.

Когда мотор отказал в третий раз, Михаил решил действовать по-другому. Соединив бензопровод, он посадил стрелка-радиста краснофлотца Крылова на центроплан, ремнями привязал его к стойкам подмоторной рамы и показал, как нужно предохранить бензопровод от расстыковки. Затем перед носом у катеров он вывел самолет на реданы, убавил обороты мотору и, как глиссер, понесся по водной поверхности. Катера погнались за ним, но быстро отстали и скрылись за горизонтом.

Без достаточного обдува мотор постепенно перегревался. Оторвавшись от противника на значительное расстояние, Ручкин прекратил руление и, пользуясь передышкой, надежно состыковал бензопровод со шлангом, привязав его к подмоторной раме. Крылова оставить на центроплане он не решился. Беднягу так трепало воздушным потоком, что он мог не выдержать и свалиться под воздушный винт.

На горизонте опять показались черные точки. За ними вскипали белоснежные буруны. Казалось, что стремительные катера пытаются оторваться от нагонявшего их огромного пенного вала. Но вода в моторе уже охладилась, и самолет легко заскользил по зеркальной поверхности залива...