Враг за Гималаями - Юрий Брайдер

«Ну ладно, походи за мной хвостиком. — подумал Донцов. — Посмотрим, что из этого получится».

Предъявив свое удостоверение дежурному, отгородившемуся от всего остального мира пуленепробиваемым стеклом, Донцов осведомился, есть ли на месте кто-нибудь из тех, кто утром шестнадцатого числа выезжал на труп по адресу: улица Сухая, десять.

— Это в «Дом чеканутых», что ли? — перелистывая книгу происшествий, поинтересовался дежурный.

— Примерно. — Донцов исподтишка подмигнул Шкурдюку.

Однако впечатлительная душа заместителя главного врача не выдержала.

— Вы, пожалуйста, подбирайте выражения! — произнес он фальцетом. — Ваше заведение в народе, между прочим, тоже живодерней зовут.

Дежурный на этот выпад никак не отреагировал — за целый день ему приходилось слышать здесь и не такое.

— Из следствия сейчас никого нет, — сообщил он, потыкав кнопки коммутатора внутренней связи. — Загляните в розыск. Второй этаж. По коридору налево, двадцать пятый кабинет.

— Спасибо, знаю, — ответил Донцов. — Бывал уже здесь раньше.

По давней традиции, тянущейся, наверное, еще со времен знаменитого полицмейстера Архарова, кабинет сотрудников уголовного розыска выглядел как лавка старьевщика или жилище какого-нибудь нового Гобсека. Вопреки мольбам несчастных уборщиц, попрекам коменданта и прямым угрозам пожарного инспектора, здесь за самый короткий срок скапливалась масса разнообразнейшего барахла, которое и выбросить было нельзя, и сплавить на склад вещдоков не полагалось.

Была тут и ржавая арматура, послужившая орудием преступления, и фрагменты взломанных дверей, возвращенные с экспертизы; и десятки навесных замков, перепиленных, сбитых или вскрытых отмычками; и костыли, однажды вдоволь погулявшие по человеческим головам; и бронзовые плиты, сорванные с могильных памятников; и булыжники со следами крови; и много другого добра, пригодного в основном лишь для свалки.

За колченогим письменным столом, словно нарочно подобранным под стиль остального интерьера, восседал молодой опер, и что-то ловко печатал на компьютере. Донцов немного знал его по прежним встречам, вот только фамилию запамятовал. То ли Домовой, то ли Водяной — в общем, что-то фольклорное.

Одеждой, прической, манерами и даже выражением лица опер был как две капли воды похож на типичного братка из провинциальной банды, прибывшей на гастроли в столицу.

И причина этого крылась вовсе не в стремлении замаскироваться под блатного, а в некой не зависящей от человеческой воли всеобщей тенденции, нивелирующей внешний вид, оружие и лексикон постоянных врагов — так римские легионеры позаимствовали у варваров штаны, терские казаки у горцев — черкеску с газырями, а оседлый люд у кочевников — кривую саблю.

Последний раз опер виделся с Донцовым лет пять назад, когда милицейская опергруппа, игравшая роль наркокурьеров, напоролась на милицейскую же засаду, поджидавшую настоящих наркокурьеров, однако повел себя так, словно они расстались всего час назад.

— Заползай! — радушно пригласил он. — Как делишки?

— Средне, — ответил Донцов.

— Служишь или уже на пенсии?

— Служу.

— Говорили, что ты на повышение пошел.

— Было дело.

— Хорошее местечко?

— Хорошее, только работать все равно заставляет.

— К нам каким ветром занесло?

— Есть одна проблема… Ты случайно не выезжал три дня назад на улицу Сухую? Там в психиатрической клинике пациенту кислород перекрыли.

— Вот именно, что случайно! — Опер закончил печатать и откинулся на спинку стула. — Моя смена уже, считай, закончилась, а тут это сообщение. Представляешь, шесть утра, вся наша публика рассеялась. Из убойного отдела никого нет. Вот дежурный, тварь, меня и сосватал. Полдня там, как папа Карло, провозился. Спасибо гражданину хорошему, накормил нас.

Опер сделал в сторону Шкурдюка благодарственный жест. Память на лица у него была профессиональная.

— Тогда мне повезло. — Донцов уселся на свободный стул.

— А тебе что, собственно говоря, от меня надо?

— Хочу на это дело взглянуть.

— Забирать будете? — обрадовался опер.

— Сам еще не знаю. Пусть в верхах решают. Хотя профиль, похоже, наш.

— Ваш? — Опер навострил уши. — А что вы за птицы такие, если не секрет, конечно?

— Секрет… Есть такая хитрая контора в недрах главка.

— Делать вам там. наверное, нечего. — в словах опера сквозило естественное презрение окопного бойца к штабным крысам. — Беситесь с жиру. А я ведь уже отказной материал подготовил.

— С какой это стати? — удивился Донцов. — Здесь же очевидное убийство.

— Для кого очевидное? Для тебя? Для прокурора? Для папы римского? — Опер оказался запальчивым, как фосфорная спичка. — Причину смерти знаешь?

— Знаю. — Донцов, наоборот, был спокоен, как клиент морга. — Выход из строя аппарата искусственной вентиляции легких по причине умышленного повреждения воздуховодного шланга.

— Умышленного? У меня подошва на коцах повредилась. — Он задрал на стол ногу, обутую в мокрый ботинок весьма непрезентабельного вида. — Скажете, я это умышленно сделал? Всему свой срок имеется! Этому аппарату в обед сто лет исполнилось. Сделан сверх плана из сэкономленных деталей в последний день квартала где-нибудь в Ереване. Я. конечно, утрирую, но суть дела понятна. В процессе работы шланг постоянно вибрирует. Плюс высокая температура. Плюс низкая влажность. Плюс неаккуратность персонала. Тут железо не выдержит, а не то что резина. Она свой предел прочности имеет. Обрыв шланга случился потому, что рано или поздно должен был случиться.

— Это подтверждено заключением экспертизы? В деле имеется соответствующий акт?

— Нет — так будет. — Опер закатил глаза в потолок и забарабанил пальцами по столу.

— Сам ты хоть в это веришь?

— Я вообще ни во что не верю. Особенно с тех пор, как пионервожатая заразила меня в пятом классе триппером.

— Послушай, давай повременим с отказным, — произнес Донцов чуть ли не просительным тоном. — Покажи дело.

— На это нужно письменное разрешение начальника следственной группы.

— Не валяй дурака. Я только одним глазком взгляну. И в твоих руках.

— Тогда будешь наливать, — сдался опер.

— Это уж как водится. Могу даже расписку оставить. Донцов подобрал огрызок карандаша и так. чтобы не видел Шкурдюк, написал на листке отрывного календаря: «Турни отсюда этого дятла. Только вежливо».

Скосив глаза, опер прочел записку и сокрушенно вздохнул:

— Да, кругом проблемы… Ладно, ожидай здесь, я схожу за делом.

Вернулся он довольно скоро, но не один, а в сопровождении малорослого, хотя и очень бравого на вид милиционера — начищенного, приглаженного и туго затянутого в ремни.

— Сержант Подшивалов! — гаркнул он, четко отдавая честь Шкурдюку — Разрешите осведомиться — вы лицо постороннее?

— В каком смысле? — Взгляд заместителя главврача заметался, призывая на помощь Донцова, но тот углубился в изучение следственного дела, пока еще тонкого, как книжка для дошкольников.

— Я интересуюсь, состоите ли вы на службе в органах. — пояснил сержант.

— Нет. не состою, — признался Шкурдюк, еще не понимая, что от него конкретно хотят.

— Тогда убедительно прошу пройти со мной. В качестве свидетеля подпишете несколько протоколов личного обыска задержанных… Учтите, это ваш гражданский долг, — видя колебания Шкурдюка, грозно добавил сержант.

— Сходите, сходите, — не отрываясь от чтения дела, кивнул Донцов. — Думаю, что это ненадолго.

Когда Шкурдюка увели в ту сторону, где в железных клетках орали пьяницы и горланили песни проститутки, опер спросил:

— Думаешь, стукача тебе на хвост посадили?

— Сам не знаю, — ответил Донцов. — Но уж очень подозрительный тип. В каждую мелочь вникает.

— Да, дела в этом дурдоме не простые… Секретность, как в коммерческом банке.

— Деньги, наверное, хорошие проворачиваются, вот и привыкли подозревать всех подряд. Большие капиталы портят характер.

— Лучше испортить характер большими капиталами, чем нашей сучьей работой. — Опер сплюнул в пепельницу, предварительно сняв ее со стола.

— Материальчика-то бедновато. — Донцов помахал папкой.

— В спешке все делалось… Следак, который с нами был, сразу сказал, что на убийство здесь не тянет. Максимум — ненадлежащее исполнение служебных обязанностей. От этой печки и танцевали.

— Сам ты какое мнение имеешь?

— Между нами? — Опер хитровато прищурился.

— Могила! — Донцов сложил пальцы крестом.

— Замочили клиента. Тут двух мнений быть не может.

— А как убийца пришел и ушел?